Злой город
Мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот, мы живы…
Библия, Второе послание к Коринфянам, 6:9
Мститель за кровь сам может умертвить убийцу, лишь только встретит его…
Библия, Второзаконие, 35:19
Все события, описанные в этой книге, исторически достоверны и либо произошли на самом деле, либо вполне могли произойти.
Автор
Пролог
– Не так буки выводишь!
Строгий монах в черном клобуке[16] и длинной рясе того же цвета, перехваченной в поясе простой веревкой, склонился над сидящим за столом отроком. Правая рука двинулась было взять у послушника перо и поправить – но тут же дернулась назад, спрятавшись в рукав рясы. Монах смутился и быстро отвернулся. Трудно привыкнуть даже к другим сапогам, если выбросил изношенные старые, прослужившие долгое время. Лишившись правой кисти, к крашеному деревянному подобию руки, сложенной в двуперстие, привыкнуть не в пример тяжелее, даже если и произошло это с десяток лет назад. Иной раз нет-нет – и забудешь об увечье. А обратно вспоминать ох как тяжко…
– Что ж теперь делать, отец Даниил! – чуть не плача, повинился послушник. – Загублена харатья?[17]
Монах справился с собой и, повернувшись к столу, пробормотал:
– Ладно, не кручинься, подправим. Ты, главное, не торопись. Буковицы – они терпения требуют.
Отрок радостно кивнул, украдкой утер ладошкой выступившую слезинку, тщательно очистил перо и, макнув его в глиняную чернильницу, приготовился писать дальше.
Монах снова стал размеренно диктовать. Его глубокий, сильный голос перекатывался под высокими сводами кельи, наполняя текст молитвенным величием:
– Батый, разорив град Владимир, пленил города суздальские и пришел ко граду Козельску, в котором был князь молодой по имени Василий. Проведали нечестивые, что крепок дух горожан и словами лживыми не взять им града. Жители Козельска, собрав совет, порешили не сдаваться Батыю, сказав: «Хоть наш князь и молод, но положим жизни свои за него и, здесь славу сего мира приняв, там небесные венцы от Бога примем»[18].
Послушник поднял голову.
– Отец Даниил, – перебил он. – А про Митяя писать будем? Мне наш ордынец, тот, что крещение принял и сейчас на конюшне работает, сказывал, что Митяй самым первым за град Козельск бился отменно и большого ихнего богатыря свалил.
– Не будем, – грустно покачал головой монах. – Харатьи мало, главное бы донести.
– А разве это не главное?
Ладонь левой руки монаха опустилась на плечо отрока.
– О главном мы с тобой расскажем. А остальное пусть потомки далее передадут. Господь их наставит, я знаю…
* * *
Конь шел, осторожно переставляя ноги, стараясь не поскользнуться в жидкой грязи. Копыта по бабки утопали в месиве, которое еще утром было дорогой. За ночь легкий морозец прихватил землю, но лучи утреннего солнца свели на нет последние усилия уходящей зимы.
Коню очень не хотелось тревожить хозяина, расслабленно покачивающегося у него на спине в седле с удобными высокими луками, позволяющими всаднику не только метать стрелы в любую сторону, бросив поводья, но и спать на ходу.
У хозяина были твердые пятки и плеть, сплетенная из тонких ремешков. Бывало, что хозяин пристегивал к концу плети железный шипастый шар и, со свистом рассекая воздух, ловко разил тем шаром многочисленных врагов, порой появлявшихся из ниоткуда. В остальное время, когда врагов не было, плеть без шара предназначалась для коня на случай, если тот вдруг ослушается. А коленями хозяин так умел сдавливать ребра скакуна, что еще неизвестно, что хуже – плеть или эти колени, обтянутые прочной кожей штанов, сработанных из жеребячьей шкуры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конь боялся хозяина. Но в то же время ему очень хотелось есть. Он был молод, его кровь быстро бежала по венам, и для того, чтобы ее ток оставался таким же быстрым, требовалось много еды. Однако в последнее время с кормежкой было неважно. Зима выдалась лютой, и ох как непросто было выковыривать копытами из-под толщи снега жухлую прошлогоднюю траву.
Но в воздухе уже явственно пахло весной. Чуткие ноздри коня уловили тоненькую струйку запаха, который снился коню всю долгую зиму.
Слева от дороги каким-то чудом пробились сквозь подтаявшую толщу промерзшей грязи несколько робких травинок, вытолкнув наверх белую каплю подснежника.
Конь забыл обо всем, сошел с дороги, потянулся, прихватил губами долгожданное лакомство – и, поскользнувшись, чуть не уронил седока в черно-коричневую жижу.
Тело всадника среагировало раньше, чем он успел проснуться. Колени сжали бока коня, а тело резко наклонилось вправо, создавая противовес. Одновременно всадник ослабил повод заводной[19] кобылы.
Конь обрел равновесие, напрягся – и выпрыгнул на дорогу, фыркая и взбрыкивая ногами, словно урусская кошка, угодившая в лужу. Мигом налипшие на копыта тяжелые комья грязи полетели во все стороны.
Тэхэ зашипел и вытянул коня плетью по крупу. Конь взвился было, но, получив второй удар, присмирел и пошел вперед, понуро повесив гривастую голову.
«Проклятая кляча! – с ненавистью подумал Тэхэ, пряча боевую плеть в специальный чехол, притороченный к седлу. – Урусы[20] еще заплатят мне за моего коня!»
Конь под сотником Тэхэ не был клячей. Напротив, это был один из лучших коней личного табуна хана Бату[21], специально отловленный для родственника Великого хана после того, как до хана донесли, что конь племянника был убит под ним при штурме города Торжка. Просто дареный конь был молод и его еще многому надо было учить.
Да и, признаться, Тэхэ рассчитывал на гораздо большее, чем даже самый наилучший конь в Орде[22]. Например, что хан приблизит его к себе и знатному чингизиду[23] Тэхэ больше не придется таскаться по землям урусов, возглавляя передовую разведывательную сотню тумена[24] Непобедимого Субэдэ[25]. Должность, конечно, почетная, но на этой должности, как нигде, имелась прямая возможность как прославить свое имя, так и потерять его вместе с жизнью.
Или, на худой конец, уж мог бы Великий хан выделить под руку племянника тумен. Ну, хоть не тумен, хоть тысячу всадников. А то ж позор: чингизид – и всего-навсего сотник! Это пусть для простых нукеров[26] бронзовая пайцза[27] сотника на поясе Тэхэ – предмет черной зависти. Для Тэхэ такая пайцза чуть ли не оскорбление.
Тэхэ с ненавистью пнул пяткой подарок хана. Подарок обиженно всхрапнул и пошел чуть быстрее. Седоусый нукер, ехавший справа от Тэхэ на пегой кобыле на полкорпуса сзади коня начальника, осуждающе качнул головой. Нельзя степному воину обижать своего коня. Конь и воин – одно целое, части единого организма, бесполезные друг без друга, как бесполезны рука или нога, отрубленные от тела. Коня можно учить, можно наказывать, обучая. Но обижать – никогда! Кони, как и люди, могут долго помнить обиду. Пока не отомстят…
Тэхэ потянул носом и скосил взгляд направо.
Так и есть.