— На всю длину не входит.
Верхушка этой трубы находилась почти под самой поверхностью земли.
— Вот беда.
Он привинтил к первому пруту второй.
— Теперь предстоит самая неприятная часть работы. Отойдите подальше: сверху может посыпаться горячая и радиоактивная земля.
— Но ведь она попадет на вас…
— Разве что на руки, Я потом их очищу. А после этого вы проверьте меня счетчиком Гейгера.
Он постучал молотком по кончику прута. Тот продвинулся вперед еще дюймов на восемнадцать.
— Что-то твердое. Придется пробивать.
После многочисленных ударов оба прута целиком скрылись в трубе.
— Кажется, антенна вышла наружу. По идее, она должна торчать из-под земли футов на пять. Я полагаю, что над нами развалины. Остатки дома. Ну что, проверите меня счетчиком?
— Вы говорите об этом так спокойно, будто спрашиваете: «Осталось у нас молоко со вчерашнего вечера?»
Он пожал плечами.
— Барби, дитя мое, когда я пошел на флот, у меня за душой не было ни гроша, несколько раз за свою жизнь я разорялся. Так что я не собираюсь убиваться по поводу крыши и четырех стен. Ну как, есть что-нибудь?
— На вас ничего нет.
— Проверьте еще пол под трубой.
На полу оказались «горячие» пятна. Хью вытер их влажным клинэксом и выбросил его в специальное металлическое ведро. После этого Барбара провела раструбом счетчика по его рукам и еще раз по полу.
— На очистку ушел почти галлон воды. Ну если радио не заработает… — Он подсоединил антенну к радиоприемнику.
Через десять минут они убедились, что эфир пуст. Шумы — статические разряды на всех диапазонах, — но никаких сигналов. Хью вздохнул:
— Это меня не удивляет. Я, правда, точно не знаю, что ионизация делает с радиоволнами, но сейчас над нашими головами, скорее всего, самый настоящий шабаш радиоактивных изотопов. Я надеялся, что нам удастся поймать Солт-Лейк-Сити.
— А разве не Денвер?
— Нет. В Денвере расположена база межконтинентальных баллистических ракет. Оставлю на всякий случай приемник включенным.
— Но ведь тогда батареи быстро разрядятся.
— Не так уж быстро. Давайте сядем и почитаем вслух какие-нибудь стишки. — Он взглянул на счетчик, мягко присвистнул, затем проверил термометр. — Облегчу-ка я еще немного участь наших спящих красавцев, страдающих от жары. Кстати, как вы переносите эту жару, Барбара?
— Честно говоря, я просто перестала о ней думать. Потом истекаю и только.
— Как и я.
— Во всяком случае, не нужно тратить кислород ради меня. Сколько еще баллонов осталось?
— Не так уж много.
— Но сколько?
— Меньше половины. Не переживайте. Давайте поспорим на пятьсот тысяч долларов и пятьдесят центов, что вам не прочитать ни одного лимерика, которого бы я не знал.
— Приличного или нет?
— А разве бывают приличные лимерики?
— О'кей. «Веселый парнишка по имени Скотт…»
Вечер шуточных стихотворений провалился. По мнению Хью, ее ум был слишком чист и невинен для такого рода занятий.
— Да я и сам сегодня что-то не в ударе. Может быть, еще по глоточку?
— Пожалуй. Только обязательно с водой. Я так потею, что, кажется, совершенно иссохла. Хью?
— Да, Барби?
— Мы ведь, скорее всего, погибнем, правда?
— Да.
— Я так и думала. Наверное, еще до рассвета!
— Нет! Я уверен, что мы протянем до полудня. Если захотим, конечно.
— Понятно. Хью, вам не трудно было бы меня обнять? Прижмите меня к себе. Или вам слишком жарко и так?
— Когда жара помешает мне обнять девушку, я буду знать, что я мертв и нахожусь в аду.
— Спасибо.
— Так удобно?
— Очень.
— Какая вы маленькая.
— Я вешу сто тридцать два фунта, а рост у меня пять фунтов восемь дюймов. Так что не такая уж я и миниатюрная.
— Все равно вы маленькая. Отставьте виски. Поднимите голову.
— М-м… Еще, прошу вас, еще.
— Да вы алчная девочка.
— Да. Очень алчная. Спасибо, Хью.
— Какие хорошенькие глазки.
— Это лучшее, что у меня есть. Лицо-то у меня ничего особенного. Но у Карен глаза еще красивее.
— Все дело вкуса.
— Ну что ж, не буду спорить. Приляг, дорогой. Дорогой, Хью…
— Так хорошо?
— Очень, удивительно хорошо. И поцелуй меня еще раз. Пожалуйста.
— Барбара, Барбара!
— Хью, милый! Я люблю тебя. О!
— Я люблю тебя, Барбара!
— Да, да! Прошу тебя! Сейчас!
— Тебе хорошо, Барби?
— Как никогда! Никогда в жизни я не была счастливее.
— Хорошо, если бы это было правдой.
— Это правда. Хью, дорогой, я совершенно счастлива и больше ни капельки не боюсь. Мне так хорошо, что я даже перестала чувствовать жару.
— С меня, наверное, на тебя капает пот?
— Какая разница! Две капельки висят у тебя на подбородке, а третья — на кончике носа. A я так вспотела, что волосы совсем слиплись. Но все это не имеет значения. Хью, дорогой мой, это то, чего я хотела. Тебя. Теперь я готова умереть.
— Зато я не хочу, чтобы мы умирали.
— Прости.
— Нет, нет! Барби, милая, еще недавно мне казалось, что в смерти нет ничего плохого. А вот теперь я чувствую, как жизнь опять обретает смысл.
— Я думаю так же, Хью.
— Мы постараемся выжить. Я сделаю все, что в моих силах. Давай сядем?
— Как хочешь. Но при условии, что ты снова обнимешь меня.
— Еще как! Но сначала я хочу налить нам обоим еще по порции виски. Я снова жажду. И совершенно выбился из сил.
— И я тоже. У тебя так сильно бьется сердце.
— Ничего удивительного. Барби, девочка моя, а знаешь ли ты, что я почти вдвое старше тебя? Что я достаточно стар, чтобы быть твоим отцом?
— Да, папочка.
— Ах ты маленькая плутовка! Только попробуй еще раз сказать так, и я выпью все оставшееся виски.
— Больше не буду, Хью. Мой любимый Хью. Только ведь мы с тобой ровесники… потому что умрем в один и тот же час.
— Перестань говорить о смерти.
— Нет… я не о том… Просто я не боюсь умереть и не боюсь жить. Но… Хью, я хочу просить тебя об одном одолжении.
— Каком?
— Когда ты будешь давать смертельную дозу снотворного остальным… не давай ее мне, пожалуйста.
— Э-э… Но это может быть необходимо.
— Я не то имела в виду. Я приму таблетки, но только не вместе с остальными. Я хочу принять их только после тебя.
— Мм… Барби. Но я надеюсь, что мы обойдемся и без таблеток.
— Тем лучше.
— Хорошо, хорошо. А теперь помолчи. Поцелуй меня.
— Да, милый.
— Какие у тебя длинные ноги, Барби. И сильные к тому же.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});