— Это я-то? Боже, конечно же, нет. За плечами у меня только школа. А то немногое, что я знаю, я почерпнул за свою долгую жизнь: кое-что во время службы на флоте, кое-что из самоучителей. Я некоторое время работал в одной строительной конторе, что, как видите, не прошло бесследно для меня. После этого я стал подрядчиком. — Он улыбнулся. — Нет, Барбара, я просто нахватался всего понемногу. Своего рода курьез. Вроде нашего: «Если не ошибаюсь, контора Ливингстона».
— А почему у вашего кота такая странная кличка?
— Это все Карен. Она так прозвала его за то, что он большой исследователь. Сует свой нос абсолютно во все. Вы любите кошек?
— Даже не знаю. Но доктор Ливингстон — просто прелесть.
— Это правда. Мне вообще нравятся эти звери. Котом нельзя владеть, он свободный гражданин. Вот, например, собаки — они дружелюбны, веселы и верны. Но они — рабы. Это не их вина, они стали такими, живя слишком долго рядом с людьми. А рабство всегда вызывает во мне тошнотворное чувство. — Он нахмурился. — Барбара, я, наверное, не так огорчен тем, что произошло, как вы. Может быть, это неплохо. Для нас. Я имею в виду не нас шестерых, я говорю о нашей стране.
— То есть как это? — искренне удивилась она.
— Ну… конечно, тяжело рассуждать на такую сложную и пространную тему, когда сидишь скорчившись в убежище и не знаешь, сколько еще удастся продержаться. Барбара, последнее время я все чаще раздумываю о судьбе родины. На мой взгляд, наша нация стала превращаться в стадо рабов — свобода забыта. А что, если эта война повернет этот процесс вспять и станет первой в истории человечества войной, которая истребит глупцов, а умным и талантливым дарует жизнь?
— Как это понимать?
— В войнах всегда прежде всего гибла самая лучшая молодежь. На сей раз ребята, служащие в армии, находятся в большей безопасности, чем гражданские лица. А из гражданских больше всего шансов уцелеть у тех, у кого хватило ума как следует подготовиться к войне. Увы, правил без исключений не бывает, но в основном все именно так и есть. И людская порода постепенно улучшится. После случившегося условия жизни будут очень суровыми, но от этого людское племя выиграет еще больше.
Она задумчиво кивнула:
— Обычная генетика. Но, в принципе, жестоко…
— Да, жестоко. Но еще ни одному правительству не удавалось победить законы естественного развития, хотя это и пытались сделать неоднократно.
Несмотря на жару, она вздрогнула.
— Наверное, вы правы. Нет, я совершенно уверена, что вы правы. И все же я бы предпочла, чтобы осталось хоть какое-то государство — плохое, хорошее — все равно. Уничтожение худшей трети, конечно, с генетической точки зрения оправданно. Но насильственная смерть — всегда чудовищна по сути своей, а такого количества людей — вдвойне.
— М-м, да. Мне тоже неприятно думать об этом, Барбара. — Фарнхэм перевел разговор на другую тему: — Ведь я запас кислород не только для дыхания, но и для охлаждения. Я предвидел и другие, еще более страшные возможности.
— Более страшные?!
— У нас уже давно выработался стереотип восприятия третьей мировой войны: атомная бомба, и только бомба. Словно все забыли, что война вполне может оказаться не просто атомной, а атомно-химическо-бактериологической. — Он указал на баллоны: — Именно поэтому-то я и запасся сжатым кислородом. Он предохраняет нас от нервного газа, аэрозолей, вирусов и еще бог знает от чего. Русские не стали бы уничтожать нашу страну полностью, имей они возможность забрать наши жизни, не разрушая нашего достояния. Меня ничуть не удивило бы сообщение о том, что атомные удары были нанесены лишь по военным объектам, вроде той противоракетной базы, расположенной неподалеку отсюда. А такие города, как Нью-Йорк и Детройт, получили просто по порции нервного газа или по облаку бактерий чумы, которая длится всего двадцать четыре часа и в восьмидесяти процентах случаев дает летальный исход. И подобных вариантов бесчисленное множество. Там, снаружи, воздух может быть наполнен смертью, и ее не уловит ни один датчик и не задержит ни один фильтр. — Он грустно улыбнулся. — Простите меня. Наверное, вам все-таки лучше пойти и лечь.
— Мне так не хочется оставаться одной. Можно, я еще посижу с вами?
— Конечно. Мне хорошо, когда вы рядом, хотя и говорю о грустных вещах.
— То, что вы говорите, Хью, куда менее грустно, чем мысли, которые приходят мне в голову, когда я остаюсь одна. Интересно, что же все-таки происходит на воле? Жаль, что у нас нет перископа.
— Есть.
— Как! Где?
— Вернее, был. Простите. Видите вот эту трубу над нами? Ее заклинило, поднять невозможно. Кстати, Барби, я накинулся на Дьюка за то, что он хотел использовать запасное радио во время нападения. А вдруг оно действительно кончилось. Как вы думаете?
— Я?.. Откуда же я знаю?
— Вы знаете столько же, сколько и я. Первая ракета предназначалась для уничтожения противоракетной базы: в наших местах больше нет ничего достойного их внимания. Если они наводят ракеты с орбитальных спутников, то вторая ракета была еще одной попыткой поразить ту же цель. По времени все совпадает — от Камчатки до нас ракета летит примерно полчаса, а второй взрыв произошел минут через сорок после первого. Возможно, вторая ракета попала в яблочко — и им это известно, потому что прошло уже больше часа, а третьей ракеты все еще нет. А это должно означать, что с нами покончено. Логично?
— На мой взгляд, да.
— Вывод делать рано. Не хватает данных, — пояснил Фарнхэм, — может быть, обе ракеты не достигли цели, и база сама перехватывает их на лету. У русских могли кончиться ракеты, тогда третью бомбу они бросят с самолета. Мы не знаем. Не мешало бы все выяснить.
— Я бы с удовольствием послушала какие-нибудь новости.
— Неплохая идея. Если новости хорошие, мы разбудим остальных. — Хью Фарнхэм порылся в углу и достал оттуда коробку. Распаковав ее, он извлек на свет божий радиоприемник. — Ни одной царапинки. Давайте попробуем сначала без антенны.
Он попытался поймать хоть какую-нибудь станцию.
— Ничего, кроме статических разрядов. Его предшественник, — Хью указал на радио, — принимал местные станции и без наружной антенны, а этот не может. Подождите немного.
Вскоре он вернулся.
— Видимо, можно считать, что наружной антенны больше нет. В запасе — аварийная.
Хью взял гаечный ключ и отвернул торчавшую в потолке заглушку с трубы. Затем поднес к открытому отверстию счетчик.
— Уровень радиации немного выше.
Он взял два стальных прута, каждый длиной метра по полтора; одним из них поводил по трубе вверх-вниз.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});