Читать интересную книгу "Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон"

предыдущих войн и первых лет нынешней враг «укреплял позиции, укреплял и охранял каждый проход в свою страну, становился все более и более оживленным», — рассказывал преподобный Сэмюэл Лэнгдон слушателям из Нью-Гэмпшира. «Но когда Бог таким образом доказал, смирил и убедил нас, что гонка не для быстрых… Его Провидение произвело перемену» поистине чудесного свойства[524].

Эта модель повторяла те способы, которыми Господь всегда поступал со своими избранными. Он посылал страдания на народ Израиля точно так же, как недавно посылал их на Новую Англию, и с той же целью: призвать к нравственному возрождению, смирению, обновлению веры. Возвращение божественной благосклонности, безошибочно проявившееся в таком великом военном событии, как взятие Квебека, обратилось непосредственно к сердцам людей, осознавших свои особые отношения со Всевышним. «Я не знаю, как выразить важность этого успеха, и все же я чувствую его», — сказал преподобный Сэмюэл Купер губернатору Пауналлу и членам Генерального суда в своей благодарственной проповеди 16 октября. «Мы получили спасение с небес, возможно, большее, чем любое другое со времен основания страны»[525].

Как и в древнем Израиле, Бог нашел в Новой Англии спасительный остаток святых, чью праведность Он вменил всему английскому народу — и, если уж на то пошло, всем протестантам, сражающимся за уничтожение папистских держав. Католические и языческие враги Божьего народа, некогда столь могущественные, были низвергнуты не только благодаря усилиям британских и американских солдат, но и по воле Божьей. Ни один случай во всей истории спасения не показал так ясно готовность Бога участвовать в битвах Его народа, как встреча на равнине Авраама, где каждое обстоятельство свидетельствовало о Божественном вмешательстве. Многие проповедники находили в событиях 1759 года даже больше, чем подтверждение милости Бога к своему народу, поскольку совокупное воздействие стольких побед наводило на мысль, что Бог готовится полностью изгнать приспешников антихриста из Америки в качестве первого удара тысячелетия[526].

Как это часто бывает во времена войн и культурного стресса, апокалиптические смыслы были очевидны для тех, кто, подобно преподобному Джонатану Мэйхью из Бостона, видел параллели между пророчествами Книги Откровения и текущими событиями. Мэйхью призывал своих слушателей с нетерпением ждать того дня, когда поражение Вавилонской блудницы (Франции) заставит народы Испании и Португалии отвергнуть католицизм и присоединиться к великому протестантскому возрождению; когда индейцы, избавившись от заблуждений папизма и священнического ремесла, примут истинную религию и пойдут мирным путем; когда Северная Америка действительно станет домом для «могущественной империи (я не имею в виду независимой), по численности мало уступающей величайшей в Европе, а по благоденствию — ни одной». Увлеченный видением мира и гармонии, Мэйхью предложил своим слушателям представить себе вместе с ним славу той тысячелетней Америки:

Мне кажется, я вижу могучие города, возвышающиеся на каждом холме и у каждого удобного порта; могучие флоты, попеременно отплывающие и возвращающиеся, нагруженные продуктами этой и всех других стран под небесами; счастливые поля и деревни, куда бы я ни обратил свой взор, по всей огромной территории; там пастбища, покрытые стадами, здесь долины, усыпанные кукурузой, а маленькие холмы радуются со всех сторон! И разве не вижу я там, как дикие народы, уже не наши враги, преклоняют колено перед Иисусом Христом и с радостью исповедуют Его «Господом, во славу Бога Отца!» Мне кажется, я вижу, как в этом просторном королевстве исповедуют и практикуют религию в гораздо большей чистоте и совершенстве, чем со времен апостолов; Господь по-прежнему как огненная стена вокруг, и слава посреди нее! О счастливая страна! Счастливое королевство![527]

Даже проповедники, менее охотно рассуждающие о Божьих планах на будущее, верили, что свершается нечто судьбоносное. Победа и жертвенная смерть Вулфа, увенчавшие множество недавних англо-американских триумфов, подтвердили особое место протестантской Британии и особенно спасительного остатка жителей Новой Англии в империи — в замысле Господа. С такими свидетельствами божественной благосклонности, разбросанными по всему миру, кто мог сомневаться в реальности Божьего завета? И кто может сомневаться в том, что долг Новой Англии — держаться до тех пор, пока Бог не даст им окончательную победу?[528]

ГЛАВА 39

День принятия решения

20 ноября 1759 г.

Если Англия пылала тысячей костров, когда пришло известие о Луисбурге, то десять тысяч зажгли небо в конце октября, когда распространилась весть о том, что Квебек тоже пал. Новость пришла в Лондон почти в то же время, когда она достигла Амхерста на озере Шамплейн. К тому времени Питт уже почти потерял надежду; 15 октября герцог Ньюкасл заметил, что «с полным основанием» Питт «все бросил и заявил об этом публично». В своих последних мрачных депешах Вулф размышлял о всех неудачах лета и признавался, что он «в растерянности, как определить» свой следующий шаг. «Я настолько поправился [здоровьем], что могу заниматься делами, — говорилось в его последнем письме, — но мое телосложение полностью разрушено, и я не могу утешиться тем, что оказал государству какую-либо значительную услугу, и не имею никаких перспектив на это». Теперь, когда он прочитал письмо, в котором Тауншенд описывал сражение и сдачу города, настроение Питта резко изменилось от отчаяния к возвышению, и он приказал опубликовать письмо в «Чрезвычайной газете». Вскоре после этого под аккомпанемент колоколов и костров, пушечных залпов и тостов новость распространилась по всему королевству[529].

Тот факт, что Вулф погиб в битве, лишь сделал победу более богатой, более значимой для самосознательно сентиментальных представителей английского правящего и среднего классов. «Инциденты драматического вымысла не могли быть проведены с большей адресностью, чтобы привести публику от уныния к внезапному ликованию», чем обстоятельства завоевания, писал этот опытный беллетрист Гораций Уолпол. Весь народ» Британии «отчаивался, торжествовал и плакал — ведь Вулф пал в час победы! Радость, горе, любопытство, изумление были написаны на каждом лице: чем больше они расспрашивали, тем выше поднималось их восхищение. Ни одно происшествие не было героическим и захватывающим!» В конце концов, думал Уолпол, даже ораторское искусство Питта не смогло охватить столь возвышенное событие. Когда 21 октября секретарь «произнес в общине своего рода похоронную речь», его попытки найти «параллели… из греческой и римской [истории] лишь сгладили патетику темы… Ужас ночи, пропасть, которую преодолел Вулф, империя, которую он с горсткой людей присоединил к Англии, и славная катастрофа, когда он удовлетворенно закончил жизнь там, где началась его слава — можно перелопатить древнюю историю и пустить в ход показную философию, прежде чем удастся найти эпизод, который сравнится по значению с эпизодом Вулфа»[530].