Читать интересную книгу Гризли (сборник) - Уильям Кингстон

Посланные разведчики возвратились с известием, что неприятель отступил, вероятно, устрашенный значительными силами, сопровождающими рани, а равно и дошедшими до них сведениями о приближении нового отряда войск, выступивших из столицы.

Реджинальд вполне убедился в существовании заговора против него и сестры. Поэтому, как только кончилась обычная церемония приема офицеров вновь прибывших войск, Реджинальд приказал немедленно же привести к себе хана Кошю и невольника. При допросе кроме Бернетта присутствовал один только Буксу, на мнение и проницательность которого он мог положиться, чтобы узнать истину от невольника, если ее нельзя было бы добиться от Кошю, который ни в каком случае не сознался бы, разве ему угрожала бы неминуемая смерть. Оба они подверглись строгому перекрестному допросу; со своей стороны их допрашивал также и Буксу, причем он держал себя нисколько не хуже иного английского юриста. Реджинальд вполне убедился, что они участвовали во взрыве форта. При этом невольник утверждал, что он только повиновался приказаниям своего господина, вероятно, убитого при взрыве. А Кошю, который не мог сказать того же в свое оправдание, выказал величайший страх и предлагал сообщить обстоятельства величайшей важности, с условием, что его пощадят и оставят имущество. Однако же он отказался признаться в чем-либо в присутствии Буксу.

– Вы можете все говорить перед ним, не опасаясь, что он выдаст ваши слова, – ответил Реджинальд. – Я отвечаю за его верность. Если окажется, однако, что передаваемые вами сведения не вполне верны, то вас ждет заслуженная вами участь; в противном же случае, если вы сообщите что-нибудь обстоятельное, я похлопочу о том, чтобы вам дозволено было убраться со всеми вашими богатствами, которые вы, полагаю, приобрели не совсем законно.

После долгого колебания Кошю объявил, что большая часть туземцев готова восстать против англичан и всех вообще, кто благоприятствует их управлению; что в особенности покушаются на жизнь раджи за его видимую привязанность к ферингам и, наконец, надеются, что в скором времени можно будет изгнать из страны всех иностранцев.

Кошю уверял всем, чем мог, в справедливости всего сказанного им. Реджинальд просил Буксу высказать свое мнение и тоже заявил, что показания, данные Кошю, были, по-видимому, слишком справедливы. У него у самого начали с некоторых пор появляться сомнения, но до настоящего времени ему не хватало достаточных сведений для того, чтобы он считал себя вправе уведомить в этом начальство.

Реджинальд посоветовался с Бернеттом, и они пришли к тому заключению, что необходимо, во всяком случае, известить обо всем этом как можно скорее власти в Калькутте, а также сообщить все, слышанное ими, полковнику Россу. Затруднение было только в том, чтобы найти посланца, которому можно довериться. Бернетт не желал отправиться с этим поручением, так как сознавал, что присутствие его было необходимо для охраны не только рани, но также и Реджинальда. Если же послать Буксу, то его могут заподозрить и задержать и, что весьма возможно, даже убить на дороге.

– В таком случае, я отправлю Дика Суддичума, – сказал Реджинальд. – Он ни в ком не возбудит подозрения и к тому же если я что-либо передам через него, то он сообщит дословно. Его очень хорошо знает в Калькутте одно лицо, которое может за него поручиться и немедленно же доставить ему возможность повидаться с правительственными лицами или же членами Совета, причем он объяснит, насколько я считаю опасным посылать письменные известия.

Бернетт согласился с предложением Реджинальда, после чего Кошю и Бику были отданы под строгий надзор; затем позвали Дика, чтобы дать необходимые инструкции. Через несколько минут он был готов отправиться в путь с устным сообщением от своего господина, тщательно запрятанным в его умной голове.

– Уж вы, сударь, пожалуйста, присматривайте за Фесфул, – воскликнул Дик. – Мне ужасно не хотелось оставлять бедное животное на произвол этих черномазых чертей, так как я боюсь, чтобы они не выкинули какой пакости. Со мной-то она – словно ягненочек, а вот их терпеть не может. Но я знаю, сударь, что вы ни за что не забудете ее. В особенности помните, чтобы ей давали ежедневно по крайней мере по полбарана. Этого ей будет как раз достаточно, и тогда она никого не тронет, а то, пожалуй, она сцапает какого-нибудь черномазого мальчика, если только ей не дать положенной порции. И что же? За это и взыскивать с нее нельзя – ведь она же зверь; против натуры ничего не поделаешь!

Реджинальд уверил Дика, что он позаботится о том, чтобы за его верной тигрицей заботливо ухаживали.

– Я уверен, сударь, что не ваша вина будет, если за ней не будут ухаживать, – отвечал Дик. – Но я вот кому не доверяю, так этим неграм. Хотя, по моему соображению, если вы изволите объявить им, что повесите полдесятка из них, в случае если будет ей какая обида, то они станут с ней обходиться как следует.

Наконец, когда тревоги бравого матроса совершенно успокоились, он простился со своим барином и Бернеттом и отправился в путь.

Дик безостановочно добрался до Ганга, нашел лодку, плывшую вниз по реке, и своевременно прибыл в Калькутту. Следуя наставлениям Реджинальда, он нашел кого нужно, кто привел его к членам Совета, который как раз в этот день заседал. Дик вошел в заседание Совета со своей обычной невозмутимостью, нисколько не сконфуженный тем, что очутился вдруг в присутствии столь важного собрания.

И на вопрос, какие известия принес он, Дик, сбросив свою шляпу, отвечал:

– Осмелюсь доложить вашим степенствам, что меня прислал сюда господин мой, молодой раджа Аллахапурский – ибо он и есть таковой, так как его дедушка, старый раджа, приказал ему носить этот титул. Он, молодой раджа, прислал меня, чтобы доложить вашим степенствам, что эти канальи туземцы решили перерезать горло всем сыновьям своих матерей из числа англичан, при первом же удобном случае. Когда это будет, неизвестно. Только он полагал, что вам следует знать об этом наперед и быть на всякий случай готовыми.

Затем Дик передал слово в слово послание Реджинальда, после чего ему сказали, что он может удалиться; члены же Совета совещались по поводу чрезвычайных известий, полученных ими.

На следующий день Дику приказано было возвратиться и известить своего господина, что Совет обратил должное внимание на предостережение, которое он соблаговолил им сообщить.

Мы должны возвратиться к Реджинальду.

Когда на следующий день остановились они в полдень на привале, из города прибыло к ним ожидаемое подкрепление с известием от раджи, что он очень болен и чтобы Реджинальд безотлагательно спешил в Аллахапур. При этом раджа выразил желание, чтобы внук его въехал в город в торжественной обстановке, с целью произвести впечатление на народ. Поэтому Реджинальд должен был, хотя и против своих наклонностей, надеть еще более богатое платье и вступить в Аллахапур, сопровождаемый по обеим сторонам офицерами и телохранителями, с кавалерией Бернетта, замыкающей шествие. Рани, не представлявшая на этот раз первостепенного лица, приютилась в гавдахе на спине слона, выступавшего позади процессии. Собравшаяся по пути большая толпа наполняла воздух своими криками, и если бы Реджинальд не был хорошо знаком с положением дел, то мог бы в этот момент подумать о себе, что он – самый популярный правитель счастливого и преданного народа. Но ему было хорошо известно, что каждый из окружавших его дворян и телохранителей готов при первом удобном случае пустить ему пулю в лоб или поднести ему отравленную чашу и что толпа, приветствующая его в настоящую минуту, готова с таким же восторгом протащить по улицам его истерзанный труп, если бы только удалось какому-нибудь сопернику свергнуть его. Таким образом, к удовольствию, ощущаемому им тем высоким положением, которого он так неожиданно достиг, примешивались и мрачные ощущения. Но в этот момент мысли его витали там, где находилась Виолетта Росс, и он вполне надеялся, что отец ее не будет более противиться его желанию жениться на его дочери. Реджинальд не сомневался, что Виолетта осталась ему верна, и он надеялся, что скоро снова ее увидит. И если бы она не захотела жить, окруженная блеском восточного двора, он готов передать страну английскому правительству, сам же оставил бы Индию и занял в Англии приличное ему положение после того, как отыщутся его утерянные документы, которые он разыскивает.