Теперь, в 1794 году, избиения перестали быть стихийными, но приобрели четкий, размеренный, быстрый характер благодаря орудию убийств – Трибуналу.
Я не знала, долго ли нам ждать отправки в это заведение. Сен-Жюст что-то говорил о том, что мне на время оставят жизнь. Возможно, они с Робеспьером нуждаются в каких-то свидетелях, чтобы сокрушить Дантона. Когда Дантон будет уничтожен, необходимость во мне исчезнет. Но, может быть, произвол Комитета дошел до такой степени, что свидетели ему не нужны. Тогда меня могут отправить на гильотину в любую минуту.
Я старалась не думать об этом. Целыми днями мы сидели в камере, перезнакомились со всеми ее обитателями, узнали, кого тут считают доносчиками и шпионами, внедренными сюда властями. Я гуляла во дворе, стирала белье, брала у заключенных книги и читала. Я старалась не брать ни любовных, ни галантных мелодрам, ни эротической поэзии версальского рококо – ничего, что могло бы напомнить о прошлом и причинить мне сильную боль. Я читала только невероятные приключения и описание путешествий капитана Кука… Аврора слушала, затаив дыхание и открыв рот. Изабелла по вечерам продолжала свои поиски хороших любовников и, кажется, небезуспешно.
Возвращаясь, она вела долгие разговоры на темы любви.
– Невероятно, но самым печальным фактом является то, что ни один мужчина из пятидесяти не имеет ни малейшего понятия об умении любить. Это настоящее бедствие! Я знала всяких мужчин, и так мало настоящих! Я знала таких, которым вообще было безразлично все, кроме их собственного удовольствия, – это самый худший и бесчувственный сорт. Я знала даже таких глупых мужчин, которые покидали меня как раз тогда, когда я только-только начинала испытывать удовольствие!
Я слушала эти рассуждения молча. У меня после случая с Сен-Жюстом возникло даже некоторое отвращение ко всему мужскому племени и его домогательствам.
– Год назад был любопытный случай, – говорила Изабелла. – Я была в Лондоне. На приеме у леди Говард меня познакомили с человеком, который показался мне восхитительным. Он был красив, умен, внимателен, – у меня начинала кружиться голова… Он так томно целовал мне руки, что к концу вечера я приняла решение о том, как проведу ночь. Он вызвался разыскать мою карету, и мы, конечно же, уехали вместе. Я с трудом могла дождаться, когда увижу все его остальные хитрости. Остальные! Как только за ним закрылась дверь спальни, он быстро разделся, набросился на меня и, три раза взяв, тут же отвалился и заснул. Ни одного слова не было сказано. Ни одного обольстительного движения – представляете, милая? Столько всяческих ухищрений для того, что я могла сделать гораздо лучше сама с собой… Очень немногие мужчины любят женщин.
Не обращая внимания на Аврору и нисколько не умаляя степени откровенности своих речей, она продолжала:
– Да, очень немногие… Они не считают нас друзьями, мы недостойны этого. Что может быть дружелюбнее, чем делить с кем-то постель? А тот, мой тупой любовник, – он не пришел, как друг, для откровенного и приятного обоим наслаждения. Никто не может обойтись со своим другом так презрительно. Друзья стараются сделать друг друга счастливыми… И конечно, больше, чем где-либо, это необходимо в постели… Но все это только слова. Неудивительно, что, когда женщине удается найти хорошего любовника, она лишь улыбается и благоразумно держит язык за зубами.
– Ну, вы не только улыбались, – проговорила я. – Вы сказали мне о своем герцоге… Герцоге дю Шатлэ.
– Сказала только вам. Я знала, что вы не станете мне соперницей. Разве что сам Александр обратил бы на вас внимание.
– Вы считаете меня настолько неопасной и неспособной?
– Нет. Я знаю, что вы из другой породы. Из той породы женщин, что гонятся за великой, светлой и вечной любовью.
– Уже не гонюсь, – прошептала я.
– Нет. Гонитесь. Мы с вами – два разных вида. Я для того, чтобы найти счастье, ворошу всю кучу, а вы выискиваете крупицы. Но, похоже, мы с вами обе не очень-то преуспели. Вот скажите на милость, Сюзанна, много ли раз за всю жизнь вы изведали настоящее счастье, истинную радость с мужчинами? С кем вы были счастливы и физически, и душевно?
Я долго молчала. Приходилось вспоминать все с самого начала. Роман с Анри де Крессэ, то, сколько воздушных замков я себе построила, и то, как неловко и грубо он дефлорировал меня, причинив и телесную, и душевную травму. Граф д'Артуа… Ну, это отдельный разговор. Потом были Франсуа и некоторые другие, с которыми я не была счастлива. С Гийомом Брюном я испытала наслаждение, но, скорее всего, то была лишь случайность, зависевшая только от моего собственного возбуждения, а сам он действовал торопливо и грубо. Лескюр… Он был добр ко мне, но все же эта связь не была яркой и испепеляющей. Я привязалась к нему, ибо рядом больше не было никого, кто бы защитил меня.
Оставался один граф д'Артуа – единственный, кого я могла вспомнить добрым словом. Мне даже не за что было его упрекнуть. После ночи с Анри в «Путеводной звезде» я была напугана и скованна, и я могла бы на всю жизнь остаться фригидной. Графу удалось преодолеть эту холодность. Он, может быть, не любил меня глубоко и преданно, но был неизменно нежен и внимателен ко мне. Мне было хорошо.
– Один раз, Изабелла, – прошептала я в порыве откровения. – С великолепным графом д'Артуа, первым версальским сердцеедом.
– Я так и знала. А наши с вами замужества? Ни вы, ни я не были по-настоящему замужем.
Это тоже была правда. Ни разу я не создала семьи, не жила для детей и мужа. Частично в этом была виновата революция, но лишь частично. Эмманюэль и Франсуа – разве они были готовы жить для меня? А ведь я была настроена подарить Франсуа всю свою жизнь без остатка.
– Александр меня покорил, – проговорила Изабелла. – Он любит женщин, он понимает их. Он мужчина с головы до ног, но он не агрессивен и никогда противно не торопится, как это делают многие. Он чудесен. Я даже не могу описать это словами… Он единственный мужчина, который заставил меня пожалеть о том, что я несвободна.
– Даже странно, Изабелла, что мы говорим об этом в тюрьме!
Мы замолчали. Аврора прижалась ко мне, положила голову на плечо, и я чувствовала, что она явно сожалеет, что наш разговор прервался.
– Тетя Изабелла, – внезапно произнесла она, – а правда ли то, что только аристократы – хорошие любовники?
Я онемела. В устах одиннадцатилетней девочки такой вопрос звучал кошмарно. Изабелла, нимало не смущаясь, ответила:
– Преимущественно это так, моя дорогая! Конечно, бывают исключения.
– А почему это так?
– Потому что аристократы образованны, у них есть мозги, образование и вкус, а это многое значит в любви! Без мозгов, мадемуазель, мужчина мало чего может достичь.