последствиями.
У каждого человека, конечно, своя собственная судьба, но у всех представителей моего поколения есть и много общего. Я не знаю ни одного из моих сверстников, у кого благополучно складывались бы юношеские и молодые годы. Все мы прошли через «круги ада», преодоление которых требовало мужества и веры, веры в свою страну, веры в Россию.
И мы выполнили свою миссию: мы сумели передать эстафету той многомиллионной массе новой интеллигенции, благодаря которой наша страна к началу 1960-х годов сделалась второй научно-технической державой мира. Мы сделали то, что не смогла сделать немецкая интеллигенция. Но в этом не только наша заслуга: советская власть создала обширный многомиллионный слой нации способный принять эту эстафету, нуждающийся в знаниях и традициях российской интеллигенции.
Этот факт, несмотря на все наши личные горести и беды, во многом нас примирил с большевиками, как и старшее поколение интеллигенции примирил план ГОЭЛРО. И поэтому среди нас почти не было диссидентов, разрушителей. Но это вовсе не означает, что мы безоговорочно принимали происходящее. Мы в своей массе были «конструктивистами». Мы многое понимали, но сделали явно недостаточно! И об этом я расскажу в следующем разделе.
Так что же произошло с Советским Союзом и какова в этих событиях роль интеллигенции
Существует много разных представлений о причинах катастрофы, постигшей нашу страну. Я думаю, вполне правомочно утверждать (как это и делают многие), что в Советском Союзе развился системный кризис, который страна не смогла пережить. Оттого и погибла! Это утверждение кажется мне бесспорным. Но обычно никогда не расшифровывается, что же означает само словосочетание «системный кризис», почему кризис возник и почему у него оказались столь катастрофические последствия.
Попробую дать свою интерпретацию.
Любая крупная система, будь то крупная фирма, корпорация и даже государство, может успешно функционировать тогда и только тогда, когда выполнены по меньшей мере два следующих условия.
Во-первых, системе необходимо иметь четко поставленные цели развития и функционирования. Это означает, что должен быть определен круг идей развития, ради достижения которых предпринимаются те или иные усилия. Одна из этих целей генетически присуща любой системе, хотя далеко не все отдают себе в этом отчет. Это сохранение стабильности, целостности системы.
Во-вторых, существует аппарат управления. Это тоже некая система, без которой не может функционировать никакая сложная система. Так вот, управленческий аппарат должен быть способен подчинить личные цели и интересы (которые объективно всегда существуют у каждого его работника и у аппарата в целом) интересам системы.
Так вот, в 1950-х годах и даже в начале 1960-х у Советского Союза была четко поставленная цель – добиться паритета с США в ракетно-ядерном вооружении. Это было главной целью, поставленной партией, правительством и ставшей главной целью всей страны. Этой цели была подчинена не только деятельность всего народа, но и всего аппарата. И попробовал бы чиновник любого уровня манкировать своими обязанностями в угоду собственным интересам! Вся номенклатура это прекрасно осознавала и работала над проблемами обеспечения основной цели.
Можно по-разному относиться к системе, существовавшей тогда в Советском Союзе, с разных позиций критиковать происходившее в нашей стране, но невозможно оспорить одно – системного кризиса в те годы в стране не было. Его развитие началось в первые годы седьмого десятилетия, когда в конце хрущевского периода (оттепели?) желаемый паритет был достигнут. Сформулировать новые цели руководство страны не смогло, а болтовня о будущем коммунизме только раздражала думающих людей и не могла служить опорой для конкретной деятельности. И аппарат занялся устройством прежде всего собственных дел.
Когда наши обществоведы говорят о том, что в Советском Союзе была реализована система социализма, я думаю, что они, мягко говоря, ошибаются. В нашей стране в послевоенные годы была создана и отлажена «система одного завода», в которой каждая отрасль играла роль отдельного цеха и была своеобразным монополистом, если такая терминология применима к «системе одного завода». Была организована весьма сложная система собственности, обсуждение которой нас выведет далеко за рамки данной работы. Нельзя не сказать о том, что этой системе были присущи определенные свойства социалистического типа – в области образования, медицины и т. д.
Как ни оценивать эту систему, но она до поры до времени «работала». Я люблю сравнивать развитие Советского Союза и Японии. В 1945 году и мы и японцы начинали с нулевого уровня. Но у них был план Маршалла и благоприятная международная обстановка. У нас же было «все наоборот». И тем не менее в 1992 году по величине ВВП на душу населения мы превосходили Японию процентов на 10–12. И тем не менее система была обречена и требовала кардинальной реконструкции. Подчеркну – не разрушения, а реконструкции, и ниже постараюсь обосновать эту точку зрения.
Первые признаки грядущего неблагополучия я увидел во время моих первых поездок за границу в 1959 и 1961 годах, сопоставляя достижения Запада в области использования вычислительной техники с тем, что происходило у нас.
Во время моей первой поездки мне удалось побывать в вычислительных центрах фирм «Сименс» и «Хонивел-Бюль». Должен сказать, что ситуация, с которой я там столкнулся, вселила в меня определенный оптимизм. Техническое оснащение центров было примерно на уровне Вычислительного центра АН СССР, но мы умели решать значительно более сложные задачи, а используемое нами математическое обеспечение было тогда более совершенным.
Но через два года во время моей второй поездки я увидел, что ситуация за это короткое время весьма существенно изменилась, и наше положение стало вызывать у меня тревогу. Именно в эти годы в вычислительную технику начали поступать транзисторы. Это был новый важный шаг технической революции: ненадежные ламповые вычислительные машины, эксплуатация которых была доступна только очень квалифицированным коллективам, сменили ЭВМ на полупроводниках, не знающих, что такое сбои. Начала появляться вычислительная техника, которую могли использовать любые мало-мальски грамотные люди. Электронные вычислительные машины на Западе вышли из закрытых учреждений, становились привычным инструментом не только в сложных исследованиях ВПК, но и в управлении производством, в бизнесе и т. д. Начиналась эра компьютеризации. И мы оказались к ней абсолютно не подготовленными.
По возвращении домой я стал довольно интенсивно пропагандировать необходимость качественного изменения всей политики в области создания и, главное, использования вычислительной техники. Более того, выяснилось, что у меня немало союзников, которые думали так же и тоже стремились изменить сложившуюся ситуацию. Это прежде всего академик С.А Лебедев, создатель нашей первой отечественной ЭВМ БЭСМ-1. Я ему рассказал о своих зарубежных впечатлениях и высказал мнение о том, что необходимо сокращать производство специализированных ЭВМ и ориентироваться на производство универсальных компьютеров, которые можно использовать