— А его зачем? — удивился хакер.
— Затем, что, во-первых, он все равно влезет, потому что военный, а у них стремление выхлебать аквариум жопой идет как один из критериев пригодности к службе, а во-вторых, нет ничего действенней против взбесившегося мага, чем пулеметная очередь в лоб!
***
Пространство, в котором он очутился, наводило на Акриила первозданный, кристаллизованный ужас. Как, впрочем, и все происходящее с ним в последние несколько месяцев. Так что он уже даже успел привыкнуть и вернуть себе некоторое подобие здравого рассудка, где-то на задворках сознания фиксирующего все происходящее с купидоном и подводя холодный баланс его незавидного существования.
Первые несколько часов… Дней? Лет? Этого ангел сказать не мог. В общем, первое время, проведённое в молочно-белой пустоте, стало для Акриила испытанием, открывшим ему новый взгляд на то, что такое пытки. С первых мгновений купидону показалось, что все не так уж и плохо: белесая пустота вокруг не имела никаких отличительных признаков, но враждебной не казалась — всего лишь бесконечный, плотный, как войлочное покрывало, туман, окутавший его с ног до макушки и лишивший всех возможных чувств и ощущений, кроме зрения, которое тоже оказалось не слишком информативным.
Понимание истинного ужаса своего положения посетило купидона чуть позже, когда он начал задыхаться. В самом деле, зачем пространству, в котором нет ни привычных координат, ни, как можно было догадаться, рабочих законов физики, иметь запас кислорода для случайных посетителей? Разумеется, ангелы, как существа куда более прочные, чем люди, могли обходиться без дыхания довольно долго. Но отнюдь не вечно, что было вдвойне верно в случае с купидоном, в котором человеческих качеств всегда было куда больше, чем в его собратьях. Да притом ещё и не самых удачных.
Впадая в панику с немым криком, не оказавшим никакого эффекта на окружающее пространство, ангел принялся хлестать самого себя по щекам, а спустя секунду с каким-то маниакальным остервенением вгрызся в запястья, извиваясь всем телом и остатками здравого рассудка отмечая, как разлетаются вокруг него и замирают без движения алые идеально ровные бусины его собственной крови. Последней связной мыслью Акриила, возникнувшей точно вспышка сверхновой сразу перед неотвратимо приблизившейся агонией, стала догадка, что смерть, на которую он так надеялся, должно быть, тоже осталась где-то там, в границах привычного им физического мира. Здесь же… здесь его ждала проклятая вечность.
***
Скугга после секундной заминки зашёл в четвертую переговорную, ощущая, как за спиной с мягкостью и неотвратимостью стального капкана захлопывается тяжёлая двустворчатая дверь. В комнате, куда его вызвали, в полумраке желтоватой подсветки сидели двое: традиционно вальяжный Альфред, демонстративно закинувший ноги на стол, и Бенуа Лефевр, выглядящий дерганей обычного.
Этого телохранитель и опасался. С момента начала их импровизированного расследования прошло едва ли двое суток, а старший аналитик, совершенно не приспособленный работать «в поле», не умеющий блефовать и не обученный всем премудростям шпионского ремесла, уже смотрелся как герой плаката «позор школы», вздрагивая от каждого звука и отвечая невпопад на любые замечания.
Насколько мог судить Ску, причиной тому во многом было его решение отдать все имеющиеся у них сведения на откуп Андрасу и Уриилу, выдав им карт-бланш действовать по собственному усмотрению. Это само по себе еще ничего не значащее действие с моральной точки зрения означало, что все их невнятные домыслы из статуса таковых немедленно переходили в разряд конкретных подозрений. Да не к кому-нибудь, а к их боссу, который лично привёл каждого из них в организацию и заменил им если не отца, то старшего наставника уж точно.
Подобное определённо не могло пройти бесследно, и поэтому Скугге оставалось только со стороны наблюдать за внутренними терзаниями аналитика и по возможности находиться поблизости, периодически проявляя несвойственный ему такт и подтаскивая кофе из кафетерия, чем незамедлительно вызвал среди персонала ряд соответствующих пересудов.
На слухи ему было плевать. Ведь возможно, проживи он на свете чуть меньше, и сам бы выглядел сейчас не многим лучше Бенуа. На его стороне играл лишь длительный срок службы, позволивший стать куда более толстокожим, чем думал даже он сам.
Тем не менее, несмотря на все его старания, Лефевр упорно приближался к той стадии эмоционального состояния, когда делалось уже неважным то, насколько небеспочвенны все их подозрения и оправданы моральные терзания — старший аналитик неминуемо сорвется, не дотянув до появления первых результатов изысканий ангела с демоном и наделав при этом изрядное количество шума. Это само по себе грозило французскому вундеркинду волчьим билетом и бесславным списанием на пенсию, а уж говорить про судьбу их небольшого предприятия и вовсе не приходилось.
С подобными нехорошими предчувствиями, от которых у него ломило спину и зудело в ладонях, Скугга и заходил на закрытую встречу, на которую его и Бенуа неожиданно для обоих вызвал шеф. Худшим его опасением, базирующемся на отвратительных актёрских талантах старшего аналитика и поразительной проницательности шефа, было то, что их маленькое внутреннее расследование оказалось раскрыто, едва начавшись. В этом случае их почти наверняка ждал разнос и, вероятно, какие-то ответы на их вопросы, на что в глубине души и рассчитывал телохранитель, ввязываясь в эту, как ему теперь казалось, обреченную на провал аферу. С другой стороны, шеф мог и не возжелать делиться информацией только лишь в качестве поощрения за подростковый бунт своих агентов. В этом случае разнос последовал бы, скорее всего, в двойном размере.
Впрочем, причина собрания могла быть и куда менее тревожной, поэтому Ску постарался состроить максимально нейтральное выражение лица, что в его случае все равно отдавало неминуемым мордобоем.
— Привет, шеф. Бенуа, — кивнул он, подходя и осторожно садясь в отведенное специально для него кресло. — Вызывали?
— Да, Ску, проходи, — весьма мирно отозвался Альфред, поудобнее устраиваясь в своём импровизированном шезлонге. — Я бы хотел ознакомить вас двоих с только что полученной мной информацией.
Шеф, подвесив в воздухе интригу, небрежно кинул на стол два листа бумаги, в которых Скугга без труда опознал две одинаковые копии стенографии телефонного разговора. Взяв предназначенный ему лист, телохранитель бегло прошелся по нескольким строкам печатного текста, состоящего из даты получения стенограммы, кодового имени агента и короткого сообщения от него, состоящего, судя по всему, всего из одного слова «началось».
— «Наседка»? — озадаченно буркнул себе в бороду телохранитель. — Я такого агента не знаю.
— Об этом еще поговорим. Информация поступила сорок минут назад. Бенуа? — Шеф был вынужден окликнуть старшего аналитика, продолжавшего, не меняя позы, напряжённо смотреть на свою перьевую ручку. В конце концов Альфред не выдержал затянувшейся игры в гляделки с письменной принадлежностью и позвал француза чуть громче.
— Бенуа! Проснитесь.
— А, да? — Лефевр с трудом сфокусировал взгляд и часто заморгал, пытаясь сообразить, чего от него хотят. — Да, разумеется, донесение! Оно поступило около сорока минут назад…
Альфред закатил глаза.
— А теперь можете сообщить что-нибудь, чего мы не знаем? Например, что-нибудь про личность Наседки?
— Под этим кодовым именем проходит владелица борделя Корнелия Флисс, она же Нелли Федорчук, она же… — наконец сообразил аналитик, метнув напряжённый взгляд на Скуггу. — Впрочем, выдуманных ей псевдонимов насчитывается немногим менее сотни. Помимо этого, в нашей картотеке о ней больше ничего не сказано.
— Это все что-то значит? — озадаченно поинтересовался телохранитель.
— Определённо, — кивнул шеф. — Как минимум то, что мне стоит поблагодарить при случае Нелли за работу. Не зря баба за наш счёт свой хлеб ест, ох, не зря. К слову о работе… — Альфред сменил тему. — Что там с наружкой⁵ у дома нашей неугомонной троицы?