(конечно, не синекура, которой он мог казаться) были обязательством энергично действовать для восстановления могущества и престижа Англии под властью их племянника.
Действительно, за всем этим скрывалось скрытое чувство растущего национального самосознания, которое выражал и поддерживал, согласно недавнему спору, сам епископ Бофорт. Вполне вероятно, что именно он (называвший себя "преданным капелланом") написал королю через несколько дней после Азенкура письмо, в котором поздравил его с победой, которая, как он старательно подчеркивал, хотя и была одержана благодаря эффективности армии Генриха, была обусловлена Божьим промыслом в ответ на требования справедливости и молитвы народа Англии[1108]. Из этого, как утверждается, развилась идея о том, что Бог благоволит к народу Англии в борьбе с несправедливыми французами. Однако, несмотря на успех, англичане не должны были почивать на лаврах. Заглядывать слишком далеко вперед было предосудительно; только постоянные усилия принесут успех, а поскольку усилия требовали денег, Бофорт мог заверить короля, что и духовенство, и миряне охотно помогут в этом. В этом письме и в речах, произнесенных перед парламентом, епископ Бофорт помогал создать ощущение коллективного достижения (одни молились, другие сражались)[1109] под личным руководством короля, и эти усилия были благословлены Богом, который позволил тем, кто отстаивал справедливость победить[1110].
То, что война началась удачно, отчасти было заслугой других членов семьи. Дорсет, Кларенс и Глостер — все трое участвовали в экспедиции, которая отправилась из Саутгемптона в августе 1415 года. В Арфлере они играли активную военную роль, хотя Кларенс был одним из тех, кого король отправил домой из-за болезни. Доверие Генриха к Дорсету проявилось в его назначении капитаном Арфлера, что, как оказалось, было весьма ответственным делом. Глостер, самый младший и наименее опытный из братьев Генриха, участвовал в победе, одержанной при Азенкуре, и, как сообщается, будучи ранен, был спасен благодаря быстрым действиям самого короля.
1416 год должен был дать шанс другим. Ранней весной французы и их союзники оказывали все большее военное и военно-морское давление на захваченный англичанами Арфлер. В начале марта Дорсет отправился с большим отрядом фуражиров в окрестности в поисках провизии, а 11 марта он столкнулся с французскими войсками, которые в завязавшемся между ними бою убили много англичан, хотя и не помешали им благополучно вернуться в Арфлер[1111]. Для английских хронистов это была победа, подтвердившая то, что произошло в предыдущем году при Азенкуре. Бог по-прежнему был на стороне англичан, а Дорсет был героем. Позже в том же году, задержанный отъездом Сигизмунда с английской земли, Генрих был вынужден послать Бедфорда во главе флота, с помощью которого предполагалось прорвать морскую блокаду Арфлера. Вероятно, это был величайший момент для Бедфорда во время правления его брата: известие о разгроме врага, многие из которых были генуэзцами, было встречено приказом звонить в колокола, как будто была одержана великая победа. На личном уровне Дорсет получил хороший повод отпраздновать свой успех, когда 18 ноября парламент сделал его пожизненным герцогом Эксетера, выделив ему 40 фунтов стерлингов в год из доходов Девона и 1.000 фунтов стерлингов из казначейства для поддержания его звания и положения. Очевидно, что Эксетер был не только способным, но и пользовался симпатией. Томас Уолсингем написал, что многие считали сумму, выделенную ему, неадекватным признанием того, что этот человек сделал для Англии[1112].
Если 1416 год ознаменовался успехами членов династии — примечательно, что Сигизмунда встречали все три брата Генриха в порядке старшинства, когда он двигался из Дувра в Лондон, чтобы встретить самого короля — то 1417 год стал лучшим примером того, насколько Генрих был обязан своим близким родственникам по мужской линии, двое из которых, Кларенс и Глостер, сопровождали его во время второго вторжения в Нормандию. Его выбор был интересен. Приказал ли Генрих Кларенсу сопровождать его, как уже говорилось, потому, что хотел действовать в тесном единении с ним и лично контролировать его действия? И для того ли, чтобы дать ему дополнительный опыт войны, в частности, осадной войны и использования новой артиллерии, он выбрал Глостера для командования частью армии? В обоих случаях, но по разным причинам, Генрих, возможно, чувствовал, что предпочел бы иметь этих двух людей под своим началом.
Примечательны два момента. Во-первых, оба брата оставались в Нормандии под командованием Генриха не менее двух лет, каждый из них преданно посвятил свою жизнь исполнению амбиций Генриха, сделав их почти амбициями династии. Во-вторых — это степень, в которой эти два разных по характеру человека, помогали Генриху в завоевании Нормандии. Кларенс был человеком решительных действий, что видно, например, по его пролому стены при осаде Кана и его боевому кличу "A Clarans, A Clarans", записанному хронистом, а также по тому, как он с небольшим отрядом захватил Понтуаз во время дерзкой вылазки на рассвете 30 июля 1419 года[1113]. Такие решительные действия привели к успеху и были должным образом зафиксированы хронистами, которые по-прежнему писали в рыцарском духе при каждом удобном случае. Эти же хронисты интересовались относительно новыми методами ведения войны, которые представляло развитие артиллерии. Поэтому они восхищались вкладом Глостера в войну, его быстрым завоеванием северо-западной Нормандии весной 1418 года, когда города и замки быстро сдавались его армии. Больше всего они отметили его успешное завершение шестимесячной осады Шербура[1114], проведенной человеком с относительно небольшим практическим военным опытом за плечами, но с интересом к осадной войне и, в частности, к преимуществам, которые давало осаждающему использование артиллерии. Мы также не должны думать о Глостере как о человеке, который предпочитал добиваться успеха находясь в сравнительной безопасности артиллерийских позиций. Как и все его братья, он не был трусом; в хронике Brut записано, что при осаде Руана, на которую он отправился после взятия Шербура, Глостер намеренно расположил свой лагерь ближе к стене этого города — а значит, ближе к опасности — чем любой другой командир[1115]. Важно подчеркнуть, что Кларенс и Глостер представляли для Генриха полезный контраст в тактике ведения военных действий; один был готов к драматическим действиям, когда это требовалось, в то время как другой предпочитал использовать новое оружие для достижения менее драматических, но столь же реальных результатов.
В 1417 году важную роль Золушки, как и в 1415 году, играл Бедфорд, чьи качества надежного администратора были хорошо известны Генриху. Однако его должность не была синекурой. Как и в 1415 году, Генрих снова оставил неопределенную ситуацию на шотландской границе, с которой Бедфорд был хорошо знаком. Через две недели после отплытия Генриха в Нормандию Бедфорд, как лейтенант Англии, должен был объявить призыв на военную службу