Латифа, приподняв правую бровь.
Требовательно посмотрев на главу дашун Фалих. Как ястреб на мышь.
— Нет, госпожа, не мешает, — подтвердил осторожный воин, имеющий трёх жён.
— То-то же. Сейчас я напишу несколько писем, а потом мы пойдём и устроим во дворце очередную проверку. А то совсем отбились от рук. Расслабились. Веселятся. Они у меня будут молиться за скорейшее возвращение господина даже больше, чем я. После обеда съезжу в храм. Сделаю пожертвование. Пусть тоже не бездельничают, мошенники, — поставила в известность о своих ближайших планах.
— Как пожелаете, госпожа, — склонился в низком поклоне воин со смиренным выражением лица.
Хотя и не обязан был этого делать. Он желал возвращения господина не меньше неё. Понимая, что с каждым днём Латифа будет всё более требовательной и суровой хозяйкой. Боясь не удержать в руках наследие уже своего дома.
* * *
Очнувшись, с большим удивлением оглядел тесную, душную и вонючую палатку, в которой я лежал на груде старой, выброшенной одежды. Сквозь прорехи в это чудо инженерной мысли, собранного из трёх палок и большого одеяла, проникал солнечный свет. Опустив взгляд ниже увидел, что ожоги почти зажили. Похоже, Ди'Туун всё же смогла выделить и значительно усилить регенерацию моего организма. Уже хорошая новость.
Собравшись с силами, выполз из этого убежища бомжей, оказавшись в тесном переулке, застроенном самодельными палатками, неказистыми домиками, простенькими навесами, корзинами, тачками, среди нищих и каких-то тощих, грязных проходимцев в старом тряпье. По большей части состоящих из детей, калек и стариков. Многие из которых ночевали на открытом воздухе, устроив себе постели прямо на голой земле.
Озадаченно почесав голову, тюрбан бесследно исчез, задал напрашивающийся вопрос — Где я?
— Нижние улицы нищих Шаль-Аман, — раздался из-за спины низкий, тихий голос одноглазого великана махри, с чёрным отпечатком ладони на лице.
Он в одних штанах, без обуви и оружия, прислонившись к стене, сидел возле охапки тонких прутиков, используемых для розжига костра.
— Не советую тут кричать и задавать вопросы. Либо сдадут страже, либо прирежут, чтобы избежать проблем. А проблемами тут считают всё, что непонятно и тебе не принадлежит, — невозмутимо посоветовал.
Оглянувшись по сторонам, подсел к здоровяку, делая вид, будто я такой же местный, как и все остальные. Родился прямо тут и тут же помру. С минуты на минуту. Изобразив на лице вселенскую печаль и скуку. Заработав одобрительную улыбку махри, что на его уродливой морде смотрелась довольно устрашающим зрелищем.
— Я так понимаю, побег прошёл удачно? — уточнил.
— Да. Хотя и пришлось немного повозиться, поискать транспорт. Здесь относительно безопасно. Если смотреть в оба глаза, — пошутил серьёзный собеседник, — и быть готовым в любой момент отнять чужую жизнь. Я охранял твой сон и эту вязанку дров, за которую нам обещали выдать по миске жидкой каши.
— В огненную бездну эту дрова. Где моё кольцо? Тогда я куплю нам столько каши, что мы по ней сможем плавать на лодке, — озаботился его пропажей.
— Пакура пошла продавать его скупщикам краденого. Обещала выручить не меньше трёх серебряных дирхамов. Нам нужны деньги, чтобы легализоваться. Хоть кому-то из нас. И это нужно сделать быстро. Пока даже отсюда не выгнали, — объяснил всё тем же бесстрастным, ровным тоном.
— Зачем? — невольно повысив голос, испуганно завопил.
— Без кастовых браслетов ходят только нечестивые грешники — амад. Праведным дари запрещено с ними чем-либо делиться. Помогать. Общаться. Им нигде не рады. По поверьям, амад приносят только беды и неудачи. А то и ересь распространяют, за которую полагается сожжение на костре. У нас тоже есть такие гонимые отовсюду безумцы и изгои.
— В бездну и их! Зачем она решила продать зачарованное кольцо? В нём же полно золота, — не мог поверить в такую вселенскую глупость.
У меня от потрясения даже челюсть отвисла. И веко правого глаза едва не задёргалось.
Махри бросил быстрый взгляд по сторонам, проверяя, не привлёк ли мой неосторожный возглас чьё-то внимание? Это же запретное слово для крысиных трущёб. Оно вызывает такое эхо, что и в горах не сыщешь.
— Откуда? Простенькая, обычная безделушка, зачарованная на прочность. Никаких дополнительных свойств мы не нашли. На рынке такие гроздьями продают. В нём и чистого серебра-то почти нет. Какой-то дешёвый сплав. Драгоценного камня тоже нет, — крайне невысоко оценил мой труд.
Только сейчас пришло в голову, что эти ребята в глаза никогда не видели пространственных колец, поэтому не осознают их истинной ценности. Сколько они провели в тюрьме? Год? Два? Десять? Да меня тогда ещё в этом мире не было.
— Поверь мне, заклинателю духа, — яростно зашипел, приблизившись к нему вплотную, — это кольцо стоит дороже, чем весь этот квартал, со всеми его жителями, крысами и кладами. В нём спрятан пространственный карман с уймой вещей. Среди которых есть золото. И который вы, два полужопия, собираетесь поменять на три серебряные монеты. Отведи меня к Пакуре, дочери глупости. Быстро!
Соображал здоровенный махри быстро. И считать, надо думать, умел. До этого они с Пакурой списали появление оружия в тюрьме на мои загадочные способности, а не на действие артефакта. Поднявшись на ноги, он ледоколом устремился по узкому проходу, снося всё и всех на своём пути. Едва за ним поспевал. Связываться с таким противником местные обитатели боялись, так что дорогу нам уступали.
Дважды становился свидетелем, как, поймав каких-то нищих бродяг с медными браслетами -презренных шади, схватив их за горло и отрывая от земли, держа на вытянутой руке, махри «вежливо спрашивал», как найти Свистящего Али? Ага, равнодушным, глухим, низким голосом. Утверждая, что тот задолжал ему денег и не отдаёт. А так поступать нехорошо. Они же с этим тоже согласны? Вопрос был риторическим.
Наши поиски наделали определённого шума, вызвав интерес со стороны местных смотрителей за порядком, тоже из касты нищих. Слухи на нижних улицах, тем более в этой среде, распространялись со скоростью пожара, а взаимовыручка в подобных случаях у нищих вызывала уважение. Неудивительно, что в одном из тесных, мрачных переулков, среди грязи и антисанитарии, за сушившимся бельём нас поджидали два мужика, старик и калека. В шрамах и тряпье, с медными браслетами на жилистых руках. Вооружённых дубиной, утыканной ржавыми гвоздями, дрянным кинжалом, посохом, пращей и браслетом одарённого бронзового ранга. Если не ошибаюсь и красная капля на браслете — камень дохи, а не грязное пятно. По местным меркам, внушительная сила.