проехали ночью. С рассветом ландшафт, до сих пор не слишком разнообразный, начал быстро меняться. Дорога шла сначала по широкому высохшему речному руслу и слегка спуска лись к Тадемаиту. Вскоре она отклонилась влево, к причудливому ущелью Арак с брошенной маленькой крепостью, а затем начала понемногу идти вверх, к нагорью Ахаггар, в центральной части которого поднимаются самые высокие горы Алжира. На старых картах высота горы Тахат указывалась на несколько метров больше трех тысяч, на новых, наоборот, ей не хватает нескольких метров до трех тысяч. Площадь нагорья Ахаггар, природной крепости одноименного племени туарегов, превышает площадь Чехословакии.
Пейзаж, который открывался перед нами с верха переполненного грузовика, все меньше походил на то, что мы до сих пор видели в Сахаре. Отвесные склоны над крепостью Арак были еще сложены из осадочных пород с отчетливо различимыми горизонтальными слоями. Но отсюда крутой подъем шел уже по «пластинчатой» местности сланцевых пород, расчлененных на совсем тонкие слои. Под действием ветра пластинки выпадали и покрывали землю отличными ножами для прокола шин. На вершине подъема мы внезапно очутились на фантастической «земле причудливых камней».
Наш «корабль пустыни» шел по «земле причудливых камней» несколько часов. Трудно описать словами эти престранные скалы и лежащие на поверхности валуны. Были тут стометровые валуны занесенных базальтовых пород, напоминавшие огромные блестящие черные луковицы. Однако необычность пейзажу придавали прежде всего фантастические формы огромных валунов, которые покрывали поверхность из грубого песка или щебня, здесь были не только обычные скальные грибы, но и формы исключительно сложные, как если бы здесь работал скульптор с незаурядным воображением и не таким уж абстрактным. Некоторые рельефы напоминают стоящих или лежащих животных, другие — человеческие лица со странными гримасами. Больше всего нам хотелось оставить машину и сделать сотни снимков этих невероятных созданий природы, разбросанных повсюду вокруг нас. Но к неудобствам автостопа относится и то досадное обстоятельство, что как раз это сделать не просто, особенно в Южной Сахаре, где, вполне возможно, следующий грузовик найдет вместо нас высохшие мумии.
Лишь только фантастический пейзаж с ветровыми скульптурами исчез за облаками пыли от нашего грузовика, как перед нами возникла группа самых высоких ахаггарских великанов. Мы приближались к ней много часов, прежде чем увидели ее воочию, но тут внезапно спустилась ночь, хоть еще и субтропическая, но тропики были уже в поле зрения, так как горы на горизонте лежали уже под тропиком Рака.
Грузовик вели по очереди два водителя, дорога была видна и ночью, поэтому мы ехали практически непрерывно, только от полуночи до четырех часов утра был короткий общий отдых. И вот на второй день утром грузовик выбросил нас у цели нашего путешествия, которая звалась Таманрассет.
Любимая книга детства «Туарег» И. Р. Вавры ожила здесь перед нашими глазами. Мы находились в центре самого известного, когда-то внушавшего страх туарегского племени кель Ахаггару, племени воинов и грабителей пустыни, людей, гордившихся своим ростом, до двух метров, которым черное покрывало придает особенно неприступный и угрожающий вид.
Об истории туарегов и самого Таманрассета можно было бы написать много интересного, но я с большим удовольствием расскажу о том, как мы ловили ночью гекконов Ptyodactylus hasselquisti на кладбище и в водонапорной башне. Это был тот же род, что и в Айн-Сефре и Гуите, но если там они были совсем маленькие и почти черные, то здесь бегали двадцатисантиметровые «гиганты», почти совсем белые, они напоминали мне души невинно погибших ящериц; хрупкие и нежно-прозрачные, они появлялись в сумерках и исчезали с рассветом. При неясном свете месяца они походили на нематериальные мглистые клочки эктоплазмы, казалось, для них не существовало земного притяжения, они легко двигались по совсем гладким поверхностям в любом положении, например по стеклянному потолку. Им позволяет это особое строение пальцев ног, расширенных и снабженных снизу цепляющими пластинками.
Но когда вы поймаете этот, казалось бы, нематериальный призрак, проявится его материальная сущность — он вполне «материально» укусит вас за палец, что, впрочем, небольно и неопасно. При этом геккончик издает иногда своеобразные, визгливые звуки. Опасность грозит прежде всего хвосту геккона; эти ночные призраки все же явно субтильнее дневных ящериц и очень легко теряют свой хвост добровольной аутотомией. Они стремятся сбить с толку неприятеля и отвлечь его внимание на брошенную ненужную часть тела. Хвост быстро отрастает, но он уже никогда не будет таким красивым, как прежний.
Большинство видов гекконов предпочитают обитать на гладких отвесных или даже нависающих стенах, где их не могут достать враги. Жилища людей представляют для них идеальный «биотоп», потому что там концентрируется много насекомых. Гекконы в субтропиках и тропиках, таким образом, — важный и часто недооцененный «симбионт» человека, естественное средство биологической борьбы с нежелательными «домашними» насекомыми. Туареги это, очевидно, сознают — мы видели гекконов, спокойно живущих в их домах и камышовых хижинах (в то время как в Южной Европе гекконы бывают жертвами предрассудков).
Едва мы проникли в здание таманрассетской водонапорной башни, как перед нами возник местный житель, и его черное покрывало, закрывающее лицо, выглядело устрашающе. Для того чтобы такая встреча прошла гладко, надо иметь при себе какое-нибудь животное, которое можно показать. У нас уже была одна агама и маленький геккон, пойманный на кладбище, поэтому мы могли объяснить, что мы тут ищем. Строгий страж чистоты резервуара принял наше объяснение с восторгом и увлеченно начал изобретать способы ловли крупных экземпляров, которые разглядывали нас с потолка, с высоты примерно шести метров. С его помощью нам удалось поймать двух гекконов и поместить в полотняный мешок, не повредив им хвосты. Мы расстались, сознавая, что открыли таким образом эру туарегско-чехословацкого сотрудничества. Нашим вниманием теперь завладела аллея тамарисков, где Петр обнаружил еще один вид гекконов. Мы обыскивали ветки, когда прямо перед моим лицом что-то промелькнуло на нижней ветке. Я схватил это «что-то» правой рукой, на которой была кожаная рукавица. Раздался странный звук — что-то среднее между визгом, писком и еще чем-то, что я затрудняюсь определить. Одновременно «что-то» мощно вгрызлось в рукавицу. Примчался Петр, посветил фонариком и пришел в ужас: это оказалась огромная желтая сольпуга Soliphuga, длинные ноги которой покрыты не менее длинными осязательными волосками. Но она не ядовита, хотя и выглядит страшилищем.
Когда нас поборола усталость, мы нашли удобный песчаный занос и легли спать. Мы с Петром впервые с грустью вспомнили Европу и начали напевать в два голоса какую-то македонскую думку. Софья не оценил этого, мы мешали ей спать. В ответ нам невдалеке раз дался угрожающий лай собаки, и мы замолчали. Но было уже