А мне дурно становится. Я шлепаю губами, как пойманная в силки рыбешка. Маленький Дем, к весу которого давно привыкла, вдруг становится тяжелым.
Алекс не доверяет тем, с кем подписал договор. Или не до конца доверяет. Вот почему заряженный ходит, дергается, психует. Мысленно ждет, что сделка сорвется и вопрос о тюремном сроке поднимется снова. Пятнадцать лет! Я физически ощущаю ужас, о котором говорила Джемма.
Алекс зовет Демьяна на руки. Вместе они рассматривают, что лежит на полочке у зеркала. Я мою руки, убираю волосы за уши. Распустить их было плохой идеей: мешаются. Да и бессмысленной, наверное.
— Не понимаю. Ты что-то сделал, чтобы сесть аж на пятнадцать? — Голос звучит сипло. Мы размышляли, чем можно Алексу пригрозить в то время. — Налоги. Там же три... Максимум.
— Обязательно нужно было что-то сделать?
— Я надеюсь, ты решишь эти проблемы. Не хотелось бы, чтобы отец Демьяна сидел. Да еще и так долго.
— Об этом стоило раньше беспокоиться, Ива.
— Я не знала! — выпаливаю, не выдержав уровня сложности. — Думала, ты все это время не приезжаешь, потому что сам не хочешь!
Алекс оборачивается и произносит:
— Я два года не был на могиле матери и ни разу не видел сына.
Его спокойствие режет бритвами. Оно неестественно. Потому что по природе своей Алекс совсем не спокойный. Он яркий, эмоциональный, горячий. Близким людям легко признается в том, что на сердце. Сейчас его чувства под надежной броней. Но даже так я ощущаю их горечь.
Которой у меня тоже достаточно.
— Зато у тебя была другая, интересная жизнь, за которой мы следили по новостям. Наконец-то без перелетов, которые ты так ненавидишь.
Смотрим друг на друга, я дышу рвано, поверхностно. Лицо Алекса — непроницаемо. В глазах лед.
Он был прав. Нам не стоит разговаривать. Можем испортить хрупкий мир, оба не перегорели.
Алекс произносит спокойно:
— Я понятия не имею, как общаться с собственным ребенком. Ты прекрасно знаешь мою историю: от меня отказались. И вспомнили, только когда мое имя было везде. Еще эту книгу тупую выпустили, которая по миру разошлась. Я живу под этим гребаным давлением с мыслью, что мой ребенок повторяет мой путь.
Чувствую холодок и быстро стираю влагу со щеки.
— Ты его не хотел, Алекс. Поступил именно так, как твои родители. Отправил меня сам знаешь куда! Ты создал эту ситуацию, иного выхода не было, кроме как обратиться за помощью к Вадиму Юрьевичу. На его способы решить проблему я повлиять не могла.
Я хочу отнять сына, но Алекс делает резкое движение головой.
Смотрит на Демьяна, улыбается. Демьян тут же наивно улыбается в ответ. Алекс смеется, тянется и чмокает его в лоб, надувает щеки. Дем хохочет и тоже надувает свои. Он отходчивый. Вредных девочек прощает быстро. Забывает о неприятностях, которые те причинили.
А вот его отец научился не прощать.
— Я не хотел его, Ива. И да, ты права, мои родители меня не хотели. Но одно дело — не хотеть гипотетического ребенка, другое — отказаться от уже рожденного. Ты читала последнюю главу книги моей биоматери?
— Эту убогую книжонку я даже в руки брать не буду. О тебе там ни слова правды.
— Разве? — иронизирует он. Направляется к выходу. — Идем. Джемма психует, когда завтракает одна.
— Алекс, — окликаю я.
Он оборачивается.
— Если бы ты мог, ты бы прилетел после рождения? Не ко мне. К сыну. Скажи, прилетел бы? Я все время мучилась. Мне надо знать.
Он криво улыбается:
— Я и прилетел. Где я сейчас, по-твоему?
Алекс несет Демьяна в кухню-гостиную, а у меня кожу покалывает так сильно, что не могу с собой справиться пару вдохов — иду нарочито медленно.
В комнате светло, красиво, и у Дема разбегаются глаза. Он не знает, какие шкафчики выдвигать первыми, поэтому, помешкав, просто плюхается на пол и играет с тюбиком зубной пасты, которую прихватил с собой.
Пытка продолжается. Я присаживаюсь рядом, Алекс, напротив, отходит к окну.
— Всё в порядке? Не понимаю, русские ругаются или обсуждают корм для кота? — шутит Джемма. Протягивает Демьяну мягкую упаковку фруктового пюре.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я улыбаюсь в ответ, быстро вытирая щеки. С раздражением понимаю, что она мне симпатична. Помогаю Дему справиться с крышкой.
— В порядке, детка. Я накосячил, как и думал, — отвечает Алекс. — Двухлетка в розовых босоножках оказалась проворнее.
— Ива, дай ему еще один шанс. Мы с Алексом очень ждали знакомства с Демьяном. Он не признается, но ужасно нервничает.
— Не пали. — Алекс натянуто улыбается, выходит на террасу и закуривает.
Демьян тем временем встает на ноги и несет выкидывать пустую упаковку. Джемма подсказывает, где мусорное ведро.
— Фу! — объясняет Демьян и выбрасывает упаковку от пюре. Потом хватает с пола едва начатую зубную пасту и заявляет: — Фу!
— Дем, это не мусор. Демьян, погоди, давай отнесем обратно, туда, где ты взял. — Поясняю Алексу: — В последние дни это его самый любимый момент перекуса — выбросить упаковку.
Демьян возмущается, выкручивается.
— Пусть, — разрешает Алекс.
Я пожимаю плечами. Сын врывается в роль мусорщика. Расправившись с пастой, он открывает первый попавшийся шкафчик и находит там стопки салфеток и одноразовой посуды. Изрекает с восторгом:
— Фу!
— Алекс, он всё выбросит, что найдет, если не остановить.
Развожу руками.
— Пусть делает что хочет, — говорит Алекс, вновь затягивается и выпускает дым через рот и нос.
Меня потряхивает.
Джемма смеется. Я перевожу глаза на мусорное ведро и вижу в глубине упаковку от презервативов. Боже.
Боль такая острая, что приходится призвать всю выдержку, чтобы ее скрыть.
И правда «фу». Быстро отворачиваюсь и отхожу.
— Ну все, хватит. Дем, нам пора домой.
— Пусть играет, это же салфетки! — гостеприимно успокаивает Джемма. — Ива, я читала, что ты в прошлом занималась гимнастикой. Это мечта! Сколько лет ты посвятила спорту?
— Семнадцать, — улыбаюсь. — Каждый день по восемь часов в зале.
— Сколько? — поражается она. — Когда же ты веселилась? Тусовалась с парнями? Путешествовала?
— Я занималась спортом семнадцать лет, каждый день своей жизни, а потом встретила Алекса.
Глава 13
Иван Зиновьев мне никогда особенно не нравился, хотя по всем параметрам должен был. В то время мой брак длился уже год, и я была настолько ослеплена мужем, что всерьез и подумать о другом мужчине не получалось.
У меня был Алекс, учеба сразу на двух факультетах, тренировки, к которым я вернулась, пусть и в лайтовом режиме. Фонд и настоящая студенческая жизнь с друзьями и вечеринками.
Но самое главное, у меня был мой Алекс. Сложный, невероятный, ослепительный. Мужчина, по которому я сходила с ума и которого ревновала до изматывающего, тошнотворного безумия. Вокруг него вились десятки женщин, журналисты строили теории, проводили расследования. Я не понимала, где реальные фото, а где фотошоп. Заедала отчаяние конфетами.
Алекс говорил, что верен, и я надеялась на это всем сердцем, иначе бы не смогла продолжать быть с ним. Бороться за брак на расстоянии.
Когда накрывало в очередной раз, мы ссорились. Ругались. Он обычно уходил от выяснений отношений, отключал телефон, дабы не наломать дров. Последнее злило неимоверно сильно, и я провоцировала с особым остервенением. Потому что пауза воспринималась не иначе как игнор.
Мы поссорились в очередной раз из-за переноса отпуска на следующий месяц. В пух и прах разругались! Я не могла больше сидеть в квартире и ждать, пока Алекс остынет и что-то сделает, — пошла на свидание.
Ваня учился в нашем университете тоже на тренера, работал в фитнес-центре и безумно смешно рассказывал байки с соревнований. А еще его совсем не смущало, что я замужем. Тогда мне показалось, что он смелый и дерзкий, в действительности — Зиновьев просто не догонял. Как позже выяснилось.