время ждал, пока она погаснет, будто от этого могло что-то измениться. На самом деле оттягивал время. Работать не хотелось. Я открыл почту, где уже лежал сборник стихов молодой поэтессы, требующий печати.
– Твой образ стерся, будто выключил кто-то свет. Да, есть фотографии, и голос записан в памяти, только прикосновений нет.
Я часто вечером оставлена совсем одна
я часто вечером оставлена со всем
я часто вечером оставлена
я часто вечером
я часто
я не я.
Стихи затягивали. Я не мог понять… к чему все это. Но… чувствовал, что уже… люблю поэта.
Складывалось впечатление, что одна рука поэтессы была женская, другая мужская.
После первой она сказала
что любит мужчин
после первой я сказал
что она целует меня словно я огурец соленый
после второй она спросила
– я тебе нравлюсь?
после второй я ответил
– мне нравятся женщины но ты особенная
после третьей она меня целовала как леденец
после третьей я был уверен
после четвертой она сказала
– я не курю
и закурила
после четвертой я заказал пятую
после пятой целоваться нам надоело
после шестой она замолчала
после шестой закурил я
после седьмой она рассказала про своего первого
после восьмой она хотела рассказать про последнего
после седьмой я взял ее за руку
и сказал что последнего я кажется знаю.
Пока читал, что-то безутешно меня щекотало в шею. Я долго не мог отделаться от ощущения этого воздушного невидимого поцелуя, пока не нашел на одежде ее длинный светлый волос. Волос Алисы. Он ревновал. Как бы он ни был мне дорог, пришлось с ним расстаться. Намагниченный привязанностью, он усиленно цеплялся за мои пальцы. Любовница. Неужели и я до этого дошел. Любовник.
Мы встречались уже три месяца в моей однокомнатной дежурной квартире, которая служила творческой мастерской. Квартира была удобна тем, что находилась в самом центре города, ни одна живая душа не знала о ней, даже жена. Скромная недвижимость досталась мне в наследство от бабушки. Я не знаю, почему именно мне она ее завещала, были родственники ближе. Может быть, от того, что я ее недолюбливал, когда был маленьким, я проявлял характер, хотя и провел с ней лучшие лета в своем детстве, в ее деревне, где она проводила лето, весну и осень. Только зимой приезжала в город. Бабка была строгая, но справедливая, сильная и стройная. Ее уважали. Видимо, поэтому прожила очень долго.
Чтобы окончательно не уйти в стихи, я взялся читать рукопись одной блогерши. Известная, с большой армией поклонников, она во что бы то ни стало хотела выпустить свой роман. «Почему бы и нет», – подумал я. «Любые капризы за ваши деньги. На эти деньги я исполню капризы своей женщины, и так по кругу. Круговорот капризов в природе». Но все же я не мог позволить себе печатать вслепую, надо было знать, о чем там.
Бегло пролистал рукопись до конца, этого было достаточно, чтобы понять, что это не рукопись, а уже зола, сюжет был заимствован из Золушки. В голове моей сразу созрел свой циничный синопсис: «Бедная девушка встречает олигарха, но вместо туфельки она оставляет трусики, по которым потом ее пытаются найти не только “принц”, но и его жена». Не было секретом, что женщины любят оставлять вещи, я не верил в рассеянность вторых, да и в женскую рассеянность я тоже не верил, я назвал бы это скорее коварством. Случалось, что моя Алиса оставляла перчатки в маленькой уютной квартире или зонтик, когда уходила домой. Но как-то однажды мы поссорились на ровном месте, и она сказала: «Меня в твоей жизни слишком много, я пойду», и не вернулась. С тех пор я думал о ней постоянно, что-то меня беспокоило, будто она забыла, зонтик в моей голове, мало того – раскрыла. Мне его было не вытащить и не выкинуть, хотя дождик обидный давно закончился. Тогда я не выдержал и позвонил ей снова.
Я снова вернулся к стихам. И решил отправить парочку из них Алисе, я понимал, что этого никак нельзя делать, потому что начнутся вопросы: «А кто тебе их пишет? Новая муза?» Строя отношения с одной девушкой, всякое упоминание других женщин будет их только разрушать, подтачивать и, что самое неприятное, будет точкой в любой бытовой ссоре.
Каждому мужчине хочется верить, что его настоящая женщина не такая, она умна, она понимает. Да, все это так, но эмоции и слова женщины всегда идут впереди планеты всей.
В общем, я отправил пару стихов.
* * *
Весна дразнила
какая стерва!
тепла?
мужчин?
или десерта?
* * *
Есть такое письмо
оно у каждого в голове
и пишется постоянно
и меняется содержание
и запятых все меньше
все больше вопросительных
воспоминаний
и многоточий пьяных
его не стереть
не сжечь
оно пишется
кому-то давно
но до сих пор не отправлено
не хватает самого главного
адресата
Дальше переписка наша с Алисой пошла по всем канонам женской психологии:
– Как тебе стихи?! Правда, хорошие?
– Очаровательные! А кто это? – ответил я, не придавая этому значения.
– Новый поэт.
– Это что, мужчина пишет?
– Не думаю, – на секунду усомнился я в Володиной ориентации, но тут же выбросил эту мысль из головы.
– Вот и катись к ней, – вот так запросто вытолкнула меня Алиса из своей жизни и захлопнула дверь.
– Больная, что ли? – не хотел я уходить так далеко и зашел снова.
– Никогда не восхищайся другими в моем присутствии, я способна ревновать даже к звездам.
– Посмотри на себя, кто здесь звезда? – развернул я ее к зеркалу в коридоре моих чувств. – Опять ты себя не любишь.
– Мне просто некогда, я же люблю тебя, – пронзила она меня глазами сквозь зеркало.
– Ревность плохое чувство.
– Разве я виновата, что сейчас у меня других нет.
Я снова поймал ее взгляд в отражении. В отражении он другой, будто из подсознания. В этот момент она действительно любила меня больше, чем себя.
– Тебе самой не надоели твои капризы?
– Как же они могут надоесть, если ты их исполняешь.
– Да, я такой.