из банка. Застегнул куртку поплотнее и поправил шарф — мне показалось, что северный ветер стал еще более пронзительным. И почудилось, что на меня дохнуло ледяным холодом из бездны, что мне постоянно снилась. В крови у меня сейчас был сплошной адреналин, начиная с момента, когда мне в Управлении показали чёрный паспорт. Шнапс, что наливал полицейский, мне показалось, выветрился моментально, я подумал, что пора домой, но потом вспомнил про просьбу Цецилии о чае.
Процедив проклятие, я направился в сторону чайного магазина.
По пути мне в глаза бросился магазин часов. Повинуясь спонтанному решению, я зашел внутрь. Вот сейчас и проверю, как действует карточка и не приснилось ли мне мое нынешнее финансовое состояние.
— Добрый день! Вам подсказать? — спросил продавец.
— Да. Покажите три самые дорогие модели мужских часов.
Продавец чуть удивился, но указал мне на одну из витрин. Я слушал, как он описывал достоинства часов, хотя уже сделал выбор.
Спустя десять минут, успешно расплатившись новой карточкой, я вышел из магазина обладателем Омеги, чей браслет сразу подогнали под размер запястья, пересек центральную площадь старого города. Последний раз мы тут были месяц назад назад. Тетушка Цецилия решила вывезти всех на ярмарку, посвященную дню сбора урожая. Цецилия накупила приемышам яблок и сладостей, перед этим покормив всех жарким из дикого кабана, которого зажаривали прямо на вертеле. Потом она повела мелких смотреть представление в приехавшем цирке.
Мы с Алике в этот момент от них отстали и пошли пить пиво. Она захмелела мгновенно и полезла целоваться. Я её обнимал и посмеивался тогда над её внезапной сентиментальностью — она вспоминала как почти год назад происходило примерно то же самое. Только ярмарка тогда была рождественская. Цецилия тогда тоже всех повезла в город. Хотя никто из нас не справлял рождество.
Тогда, сбежав от тётушки, Алике потащила меня смотреть дом, который принадлежал ей. Тот находился как раз на центральной площади. Достала ключ, который она стащила у Цецилии, открыла дверь и мы зашли внутрь. Особняк, в котором прежде жила Алике с родителями, теперь сдавался. По распоряжению тёти достроили стены и установили входные двери. Теперь тут было девять квартир — по три на каждом этаже. Алике, хмурясь и ругаясь на Цецилию, поднялась на последний этаж.
Здесь она потянула за рычаг, опустив лесенку, ведущую на чердак. С чердака мы выбрались на крышу. Сидели на ней, пили глювайн и смотрели вниз на рыночную площадь, на которой раскинулась рождественская ярмарка.
— Так странно, — сказала тогда Алике, смотря на сияющие огни. — Это выглядит… точнее создает ощущение волшебства, но по сути им не является. И я уверена, если бы мы умели колдовать, мы получали бы гораздо большее удовольствия, чем от этой мишуры.
Я промолчал, задумчиво глядя на сияющие золотистым светом лавки с безделушками, сладостями, печеньем, ароматы которого долетали даже до нас. Допил глювайн. И в этот момент ко мне прижались губы Алике. Я отстранил её.
— Цецилия, уверен, предупреждала насчет меня?
— Много раз, — она снова поцеловала меня.
— Плохая идея. Останемся друзьями.
— Останемся. Но я все равно хочу тебя, — прошептала она, вновь склонившись ко мне.
В третий раз я не стал ее отталкивать. Мы вернулись на чердак, заваленный вещами семьи Алике, перенесенными сюда на хранение, нашли диван. Долго занимались там любовью, что едва не опоздали на последний автобус до дома. Тётушка дожидалась нас в холле — она с приёмышами давно уже вернулась. Я обнимал, едва стоящую на ногах и готовую вот-вот заснуть Алике. От нас обоих пахло алкоголем и сексом.
— Экихард…
— Не портите нам сегодня настроение. Давайте завтра почитаете мораль, если вы внезапно про нее вспомнили.
— Ты знаешь, что совсем не про мораль, — она хмуро посмотрела на меня.
Я замер перед особняком, который принадлежал Алике. В последнее наше посещение Эмдена она тоже потащила меня смотреть его, но тогда во многих окнах горел свет и она не решилась зайти.
Сейчас же я увидел на входной двери какое-то объявление. Подошёл ближе, прочитал. Письмо было написано рукой Цецилии. Уведомление для квартиросъемщиков освободить квартиры до начала апреля. У Алике как раз в апреле должно было наступить совершеннолетие.
Значит, тетушка Цецилия действительно позаботилась о доме своей воспитанницы. Впрочем, я не стал бы торопиться с выводами и наделять Цецилию внезапно каким-то положительным качествами.
Я прошёл ещё четыре дома и в конце площади остановился у чайного магазина. Зашёл внутрь. Посетителей было всего двое и те уже собирались уходить.
— Привет, Харди! — улыбнулась мне девушка за кассой. — Что-то будешь?
— Привет, Теа. Кофе. Как обычно. И тётя хотела чай в подарок. Что-то дорогое. Подберёшь?
— Да, садись — твой любимый столик, как видишь, свободен.
Я уселся в глубине магазинчика за небольшим столиком на одного. С одной стороны на стене находилась историческая экспозиция о появлении чая во Фризии, с другой — большое панорамное окно, выходящее на набережную.
Тея тоже была из колдуний, являлась обладателем зеленого паспорта, то есть по сути — травницей. Отлично разбиралась в видах растений и готовила целебные сборы. Мечтала открыть собственную аптеку. Но пока работала на владельца чайного магазина, который позволял также торговать ее травяными сборами.
Через три минуты Теа уже принесла мне кофе. А следом поставила на стол несколько подарочных наборов и начала рассказывать про них. Но я не мог сосредоточится на том, что она говорит — мысли были заняты совсем другим.
— Можешь со всем этим доехать до тёти и ей рассказать? — спросил я. — Я тебя потом обратно отвезу.
— Я сегодня одна в магазине…
— Дневная выручка сколько обычно?
— Может до трехста марок доходить, но сегодня вряд ли до сотни доберется — никого нет. Всех сдуло северным ветром.
Я выложил купюру в пятьсот марок.
— Положи в кассу и закрой магазин.
Она с изумлением взглянула на меня, потом кивнула. Когда я допил кофе, она уложила