— Не впутывай сюда Одри, — предупреждаю я.
— Я имел в виду то, о чем она на самом деле волнуется. О, да… — добавляет он, когда Арелла судорожно вздыхает. — Я знаю, как его найти. Но не буду, если ты будешь хорошей девочкой. И как бонус, я помогу спасти твою дочь.
Я не могу представить Ареллу, соглашающуюся ни на что из этого… но возможно я не знаю её так хорошо, как думаю.
Или, возможно, она думает, что может перехитрить Астона.
Или возможно она боится.
Так или иначе она шепчет:
— Даю слово.
Глава 8
ОДРИ
Замысловатые узоры линий вызывают головокружение, или, возможно, оно из-за крови.
Или из-за того, что я понятия не имею, что означают художества Гаса.
— Ты уверен, что точно все перевел? — спрашиваю я.
— Я не художник, — говорит Гас. — Но первоисточник немного сбивает с толку.
Усталость отягощает его слова, а движения наполнены болью.
— Тебе следует отдохнуть, — говорю я ему.
Гас кивает.
— Надеюсь, ты запомнила узор, — говорит он, стягивая один из бинтов и стирая путеводитель влажной тканью.
Когда пометки смазываются, он ложится на них, чтобы кровь, сочащаяся из ран, окончательно их замаскировала.
— «Самая большая слабость Райдена в том, что у него нет слабостей», — бормочу я.
— Что это значит? — спрашивает Гас.
— Хотела бы я знать. Астон сказал мне это, когда держал в заложниках. Также он сообщил: «Его крепость защищена сильнее, чем нужно, и в то же время это не так. Когда я это понял, сбежать стало просто».
Гас вздыхает:
— Я никогда не умел разгадывать загадки.
Как и я.
Но я закрываю глаза и представляю кровавые линии путеводителя, стараясь вообразить что-то, созданное по похожей схеме. Некоторые линии пересекаются, разделяя узор на группы из трех, четырех и пяти.
Всего семнадцать групп.
Семнадцать простое число, но я сомневаюсь, что Райден обращает внимание на основы математики. Также это мой возраст, хотя я уверена, что он не имеет значения.
Однако, это напоминание пугает.
Мне только семнадцать.
Чаще всего я чувствовала себя старше, но вдруг показалась себе слишком молодой, слишком неопытной, чтобы противостоять врагу с опытом, раза в три превышающим мой.
Грудь сжимает паника, и я прислоняюсь к стене, закрыв глаза и подсчитывая вдохи, пока дыхание не замедляется.
Я слышу, как Гас за моей спиной меняет позу.
Затем поворачивается снова.
И снова.
При каждом движении он кряхтит от боли.
Я смотрю на красный ручеек на земле, желая утешить его. Но у меня нет ветра. Нет тепла. Ничего кроме…
Моего голоса.
В течение многих лет мои песни молчали… утрата отца вставала комом в горле. Но сейчас я знаю правду о его потери, и я медленно вспоминаю мелодии.
Я выбираю песню, которую пел отец, чтобы успокоить мать во время самых сильных приступов боли:
Еще один день, еще одна ночь,
Глухая тьма, ослепляющий свет,
Они должны разделиться.
Еще одно спокойствие, еще один шторм,
Зов мира, жестокость толпы-
Это всегда бесчестно.
Может быть сейчас на земле, но небо все еще зовет тебя.
Тише.
Дай крыльям отдых.
Поспи.
Закрой глаза и позволь ветру петь.
И далеко-далеко
До вчерашнего дня
Это просто давно забытый сон.
Последняя строчка исчезает, и я замечаю, что дыхание Гаса смягчилось. Его лоб все еще зажимается от боли, но в настоящий момент он спит.
Я должна сделать то же самое.
Я подворачиваю ноги и поправляю волосы. Едва я закрываю глаза, когда стук шагов выбрасывает меня обратно в настоящее.
— Встать! — приказывает Буреносец, когда входит в темницу.
Он выглядит опрятно… его серая форма отлично выглажена, оружие начищено до блеска… кроме бледных рубцов, портящих его черную кожу на шее и запястьях.
Он использует грубые желтые ветры, связывая нам руки, прежде чем открывает наши камеры.
Наш путь по коридорам более прямой, чем мой предыдущий маршрут, и я пытаюсь выяснить, означает ли это, что есть много маршрутов к одному и тому же месту, или мы идем куда-то еще, когда Буреносец проходит мимо нас и рявкает другое слово.
В стене появляется дверь, и мы, спотыкаясь, выходим наружу в серый, морозный день… намного более холодный, чем я ожидаю для данного времени года.
Неуклюжие, разрушенные порывы утолщают воздух, и я не обнаруживаю и следа храбрых ветров, которые прокрадывались в мою камеру в башне и составляли мне компанию.
Мои мысли туманятся, когда босые ноги тонут по колено в снегу. Я жду онемения, но лед слишком резкий. К тому времени когда мы пересекаем двор, все в голове вращается быстрее, чем огромные серебряные мельницы на облицовке стен.
— Туда, — говорит наш провожатый, толкая нас к лестнице, которая не слишком широка, даже для меня.
Гас вынужден повернуться боком, прижимаясь раненой спиной к камням и оставляя красный след по ледяной стене.
Буреносец не следует за нами, он встает рядом со вторым Буреносцем, блокируя любой возможный выход.
Воздух истончается, когда мы поднимаемся, и, когда мы достигаем вершины, я не могу вспомнить, кто эта высокая блондинистая фигура, одетая во все белое. Он смотрит на парня, с которым я поднялась — не могу вспомнить его имя — потом хмурится на меня.
— Нам будет нужно, чтобы твои мысли были яснее, чем сейчас, — говорит он, взмахивая руками.
Что-то серое и тяжелое укутывает мои плечи, душа в липкой жаре. Это плавит туман в моей голове и лед в моих венах.
Мои плечи расслабляются… пока я не понимаю, что мне на плечи накинули пальто Буреносца. Я хочу отшвырнуть его, но тепло — единственное, что дает ясность.
— Не привыкла к холоду, я вижу, — кричит Райден, перекрикивая неистовые ветра. Я не могу поверить, что не узнала его. — И здесь я собрал их как раз для тебя. Можешь почувствовать их энергию?
Он хватает мое запястье и прижимает к вибрирующей стене.
— Сила земли встречается с небом, — выдыхает он в мое ухо. — И это только начало. Я научился стольким невероятным вещам за годы, проживая здесь. Я могу научить тебя.
Я резко убираю руку.
— Ясно, что тебе нужно будет для начала выучить другие уроки. — Он указывает позади нас, туда, где Гас — как я могла забыть о Гасе? — растянут на стене башни и привязан к камням.
— Что ты с ним делаешь? — спрашиваю я.
Райден улыбается:
— Терпение, моя дорогая.
— Я не твоя дорогая.
— Нет. Предполагаю, что нет. — Он подносит пальцы к губам и визгливо свистит.
Скрежет металла разносится по внутреннему двору, и я поворачиваюсь и нахожу пятерых Буреносцев, открывающих тяжелую дверь. За ней огромная круглая решетка, и только за панелями я мельком вижу вентиляторы, вращающиеся на большой скорости, заполняя воздух тревожным воем.