Читать интересную книгу Золотая нить времен. Новеллы и эссе. Люди, портреты, судьбы. - Светлана Макаренко-Астрикова

Почти все оставшееся до пышного торжества время – 28 января 1844 года – Адини не покидала своих комнат в Царском, Гатчине и Зимнем.

Карл – Фридрих навещал певунью – затворницу по утрам, с неизменною улыбкою и букетом свежих, еще не распустившихся примул или гортензий в руках…. Иногда среди них нежно сверкала росою камелия или благоухала изящная фиалка….. И тогда уже Адини знала точно: к букету Фридриха приложила руку ее милая, любящая Олли. И чувство нежной благодарности, тоски и невысказанной любви к сестре, вызывало невольные слезы на ее глазах. Она прятала их, эти слезы, спешно проглатывала ком в горле, и пыталась трогательно развеселить милого нареченного, (неизменно грустневшего при виде ее лихорадочного румянца или жаркой испарины на лбу!) подробнейшими рассказами о детских шалостях, таких, например, о которых не знала даже и милая, любимая, всеведущая МамА!

Бюст А. Н. Романовой герцогини Гессен – Кассельской, работы Витали. Установлен в часовне св. мученицы Александры в нижнем парке Петергофа. Источник иллюстрации: Альбина Данилова «Пять принцесс. Дочери Павла Первого. М. Изд-во «Захаров». 2003 год стр.419. Личное собрание автора.

Она заставляла, заставляла его смеяться, – сначала через силу, а потом – и в полный голос! – своим увлекательным историям из детства. К примеру – рассказу о танце с шелковыми подушками, которым была так шокирована их верная воспитательница и учительница русского Анна Алексеевна, всегда пылавшая желанием представить юным великим княжнам свою маленькую дочь. В день назначенного приема элегантная придворная дама ожидала увидеть в дворцовой зале строго – благовоспитанных девиц – цесаревен с Екатерининскими лентами на платьях из розовой парчи, с маленькими шлейфами – тренами, но взору ее предстало….. нечто невообразимое! Мэри, Олли и Адини, a trios* (*втроем – франц. – Р.), одевшись в длинные шелковые халаты, расшитые цветами, и водрузив на голову подушки, перевязанные лентами, кружились в странном восточном танце. К тому же на головы чинных и слегка оробевших гостей еще и неведомо откуда свалилась целая гора цветных бархатных подушечек. Тут уж милая Анна Алексеевна, отбросив всяческую свою придворную сдержанность, заахала, сморщилась, замахала руками, будто гусыня – крыльями! Но маленькие пери – озорницы продолжали исполнять свой странный танец, важно покачивая квадратными головами, будто китайские болванчики, явно выказывая свою полную непричастность к падающему «дождю из думочек», усеявших скользкий, вощеный паркет залы.

11.

…Закончив «восточный менуэт», юные красавицы – цесаревны сорвали подушечки – думки со своих прелестных головок и уселись на них, жестом пригласив последовать их примеру и оробевшую от всего увиденного маленькую гостью. Они звонко смеялись и угощали малышку сладостями, наперебой рассказывая, как долго и тщательно обдумывали втайне от всех свою шалость.

Анна же Алексеевна все продолжала ахать, изумленная игрою их воображения и энергией, направленной, как ей казалось, в совершенно напрасное русло! Строгая и преданная их гувернантка очень долго была огорчена сим происшествием, но так не решилась рассказать о нем Мама, очень трепетно относившейся ко всем светским церемониям и условностям протокола….

12.

Условности дворцового протокола….. Как часто они мешали Адини быть по – детски, полно счастливою! С какою непосредственностью, с каким пылким, живым огорчением рассказывала она Карлу – Фридриху о балах, на которых столь часто блистали ее Царственные родители, и с которых ей надобно было до пятнадцати лет уходить строго после девяти вечера! Она всегда так сетовала в отрочестве на то, что не может просто взять и – остаться на позднюю мазурку, этот пленительный, волшебный танец, похожий на долгую песню, с замысловатыми вокализами и пассажами, рулладами и кодами, песню – романс, песню – признание…

МамА, ее восхитительная, ее обворожительная МамА, словно волшебное видение Лала – Рукк*31 царившая на всех праздниках Зимнего, почти всегда танцует мазурку и вальс – лансье с самыми красивыми кавалергардами своих полков! Странно, их, ее пажей, почему – то называют так смешно: «красными» или – «синими», словно Сашиных оловянных солдатиков… Кавалергарды пылко обожают своего Шефа, жаль только что МамА по вечному нездоровью своему, все реже бывает на их праздниках и парадах. Адини не так везло на балах, как МамА, она могла с позволения строгого Папа танцевать полонез и кадриль, как и ее сестры, только с генералами или флигель – адъютантами. Генералы все были отменно стары и неуклюжи, а адъютанты – робели и смущались и наступали на ее платье. Небольшое, надо сказать, удовольствие – танцевать со столь неловкими кавалерами! Слава Богу, теперь ее партнером на балах всегда будет только ее милый Фредди, какое же это счастие, право! Счастливый жених при этих словах Адини смущался и приятно краснел, а она смотрела на него с тихой, теплою улыбкою, от которой снова появлялись милые, манящие ямочки на ее щеках, уже тронутых болезненной худобою….

13.

…На том настоящем своем, полном, январском свадебном, взрослом балу, в вечер после венчания, Адини была столь обворожительна, столь оживлена и мила, что все вокруг, казалось, забыли о предостережениях докторов… За высокими окнами сверкавших огнями парадных зал гулко звенели соборные и церковные колокола, блистали огни фейерверка: город радостно праздновал в белом серебре роскошной русской зимы браковенчание певуньи – Цесаревны и гессенского Герцога, и кое – кто из придворных уже сокрушенно качал головою: улетит, улетит скоро русский соловушка в земли чужие, и где – то будет звенеть голос его, прозрачный, как ручей, как горный хрусталь – в какой выси, в каких далях? Никто и не думал, что – в Небесных..

…Все строили планы на будущее, надеялись отчаянно видеть Адини вполне здоровою, ибо вскоре после свадьбы она почувствовала себя в ожидании наследника, и седовласый доктор, старый Вилие*, лейб – медик еще покойного дядюшки – кесаря Александра Павловича, робко осмелился высказать венценосным родителям надежду, что сие новое состояние Великой княгини Александры Николаевны изменит течение ее роковой болезни в лучшую сторону.

Таково ведь и древнее поверье русское: будущая мать в ожидании чада, часто расцветает столь неожиданно, что только диву даешься! Да, да и все хвори без следа тают, ибо Господь Всемогущий – милостив и дает новые силы…. Кроветворение ведь в организме меняется в этот миг!

14.

Строгий же, молчаливый и щепетильный нынешний врачеватель Государя Николая Павловича Мандт, в ответ на сладкоречивые, тихие тирады Вилиё лишь упорно качал головою, и за дверью покоев Адини умолял, обретших было луч надежды родных не обольщаться прежде времени, а самое главное, не разрешать новоявленной Ландграфине Гессен – Кассельской петь! Любое напряжение губительно для нее, особенно – в ее деликатном положении! Золотое горло должно молчать! И оно молчало….

Адини заботливо кутали в шали и пелерины, отпаивали теплым медовым молоком с имбирем и виш`Инскою подогретою минеральною водою. По субботам ее непременно везли в душном, натопленном до непереносимого жара, возке с не открывающимися окнами в Гатчину, где мужчины всей большой Романовской семьи от мала до велика развлекались охотою в Гатчинском парке на тетеревов и гоном оленей, несколько манкируя всеми остальными своими занятиями; ну, а женщины днями и вечерами корпели над более изнеженным, привычным для их тонких рук занятием: шили приданное для ожидаемого в семье очередного царскородного младенца. Но изысканные узоры ришелье и просветы алансонских кружев уже не подчинялись исхудалым пальцам Адини. Она роняла из рук иглу и пяльцы, все как – то зябла, просила подкинуть дров в камин, и то и дело прижимала к бледным губам платок. Он моментально пропитывался кровью. Во время приступов лихорадочного кашля, она чувствовала резкие или, напротив, замедленные, словно растерянные, толчки ребенка, и даже самые слабые, они причиняли ей невыносимую боль. Закусив губы, она морщила бледное в холодной испарине чело и беспомощно, умоляюще смотрела на МамА, Олли, Мэри или верную Анну Алексеевну, тотчас подступавших к ней с вопросами и уговорами лечь в постель…

15.

Постель. Болезный одр.…Иногда Адини лежала в ней дни напролет, пытаясь в полумраке спущенных гардин разглядеть слабый солнечный луч или услышать пение снегиря или синицы.. У нее же самой все слабее выходил птичий посвист: силы убывали, да и боялась, что услышит сии потуги встревоженная МамА, почти не выходившая в такие дни от нее, и ночевавшая в соседнем будуаре, на кушетке. ПапА заходил каждый вечер или утро, навещая ее, нарочито бодрым голосом рассказывал свои новости: шутливые перепалки с министрами; казусы на военном плацу; анекдоты аудиенций или – новости последнего бала, который он открывал с госпожою Фикельмонт, как женою дуайена*32 Умница графиня Дарья Феодоровна была очаровательна в своем платье из бледно – сиреневого – шелка и гипюра, в стиле маркизы де Помпадур и завитом, пудреном парике осьмнадцатого столетия. Она вся походила на изящную фарфоровую фигурку, которую боишься ненароком сломать при неосторожном движении! Ради костюма супруги дуайена и вообще то и был придуман весь этот маскерад – костюмированный праздник эпохи Людовика Четырнадцатого…