Алексеевич усталым жестом прикрыл глаза ладонью. Какое-то время он усмирял свои чувства. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и дыханием трех человек. Я попыталась поймать расфокусированный взгляд Клима. Зачем я здесь? Это не моя война…
— Он вам ничего не рассказал про Еву, — тихо проговорил профессора, обращая на меня свой поблекший взгляд. Каждое его слово было неподъемным для нас обоих. — И вы даже не представляете, насколько похожи на нее...
Внутри медленно разрасталось что-то необъяснимое, злобное, упрямое.
Я — не она.
Я — это я.
Я пропитана собственным запахом. Мои мысли не похожи ни на чьи другие. Вкус моих губ неповторим. Мое тело примет в себя мужчину только так, как захочет оно. Я не стану чьей-то копией. Я никогда не стану той, кого любил этот обезумевший парень…
— Мое имя Александра. И я жива. Этого достаточно, чтобы понять, насколько мы разные.
Я не жалела о своей жестокости. Я и так была слишком мягкой с этими людьми, решившими вдруг поиграть с моей жизнью.
— Вы правы, милая.
Плечи профессора поникли еще больше. На моих глазах из него по капле уходила энергия и стремление к жизни. Роберт Алексеевич добавил, не поднимая глаз:
— И я буду рад, если вы, Александра, будете иногда приходить. Мне действительно нужна помощь по дому.
Будет рад?! Он будет рад постоянно видеть во мне воплощение своей погибшей дочери?! Боже, эти люди ненормальные… Им нравится мучать себя. И меня…
Но я не сказала этого вслух. Не выплеснула им в лицо, вместе с остывшим чаем. Профессор был моим единственным шансом выбраться из этого вязкого нереального сна, который затягивал меня всё сильнее.
— Отлично, — мои губы растянулись в широкой бездушной улыбке. — Может, я прямо сейчас помогу вам прибраться в квартире? А Клим заберет меня позже.
Я повернула голову в сторону Клима и замерла. Его улыбка была еще более искусственной, чем у меня. Правую руку он держал на поясе. Там, под накинутой поверх футболки рубашкой был пистолет.
Как быстро человек умирает, если выстрелить ему в сердце? Моментально? Или успевает осознать, ЧТО с ним происходит? Должно быть это жутко — понимать, что ты умираешь прямо сейчас…
— Мы приедем послезавтра, — спокойный голос Клима хорошо сочетался с его равнодушной улыбкой. — А сейчас нам надо ехать. У нас срочные дела.
«Какие?!» — я метнула в парня быстрый взгляд. Какие, к черту, срочные дела?! Перемерить весь гардероб его бывшей? Или мы будем вместе готовить ужин, притворяясь молодой семьей? Или он придумал еще более изощренную пытку?
Клим поднялся с кресла и, приблизившись ко мне, протянул руку. Я проигнорировала его помощь и резко встала. Большое тело заслонило меня от профессора, и, закинув голову, я прошептала одними губами:
— Ненавижу.
Климу это пришлось по душе. Он тихо рассмеялся и, обняв меня за талию, весело прошептал в ответ:
— И я, милая.
Глава 15
Страх и стыд правит человеком. Я поняла это еще в пятнадцать лет, когда незнакомый парень чуть не изнасиловал меня в темном подъезде. Прижатая к стене сильным возбужденным телом, я яростно сопротивлялась. Но не издала ни звука. Почему?
Впоследствии я тысячу раз задавала себе этот вопрос. Почему, блять? Почему я не заорала во всю глотку, почему я не завизжала, не закричала «пожар»? Почему я сопротивлялась молча?
Ведь стоило мне поднять шум, как кто-нибудь из соседей вышел бы или хотя бы вызвал полицию. У меня появился бы шанс.
Но я молчала.
Животный страх парализовал мои голосовые связки. Умирая от стыда и страха, я яростно отталкивала от себя тяжелое тело, впивалась ногтями в склоненное надо мной лицо.
Я не хотела, чтобы кто-то увидел меня в этом унизительном положении и подумал, что я сама спровоцировала парня полезть ко мне, что это я виновата в том, что меня захотели.
Не знаю, что было бы, если бы сосед со своими друзьями случайно не вышел тогда из квартиры.
Наверное, я бы сломалась окончательно. Молча. Со скрежетом сжатых зубов. Пропитываясь ненавистью к себе.
Но я оказалась спасена.
Чтобы через три года снова оказаться в еще более темном «подъезде». Только теперь не обдолбанный наркоман выворачивал мне руки и подавлял волю. Теперь всё было гораздо страшнее. Меня насиловали, не прикасаясь к телу. Мое сознание ломали, не причиняя физической боли. И я опять молчала…
Я повернулась и посмотрела на резкий профиль Клима. Мы возвращались в заброшенный дом на окраине. Я снова покорно села в машину, пристегнула ремень и даже помахала рукой малышу, глядящему на меня из песочницы.
Поверят ли незнакомые люди, если я скажу, что меня похитили? Не слишком ли я спокойна и молчалива? Не возникнут ли у других сомнения — а хотела ли она на самом деле сбежать?
Последний вопрос выжигал меня изнутри, причиняя нестерпимую боль. Собственное бездействие убивало. Будь на моем месте другая адекватная девушка, она уже давно придумала бы способ вырваться на свободу. И даже угрозы Клима убить Антона и его сестру не остановили бы ее…
«Но Клим бы и не выбрал адекватную девушку», — вкрадчиво подсказал мне внутренний голос. Клим выбрал меня. Подобные люди тонко чувствуют людей, готовых стать жертвой.
А я была идеальной жертвой.
И я ненавидела себя за это.
* * *
Остаток дня я просидела в своей комнате. Клим после визита профессора был хмурым и молчаливым. По его застывшему лицу я не могла понять, что он чувствует.
«С каких пор я начала разбираться в чувствах Клима?», — тут же мысленно одернула я себя. Даже не так. С каких пор меня начали волновать его чувства?!
Порой я переставала понимать сама себя и в эти мгновения мне хотелось сжаться в тугой комок, чтобы ноющее сердце перестало так сильно пульсировать и разносить по телу острые, пронзительные и такие странные ощущения.
Меня бросало из одной крайности в другую. Оказавшись запертой в уже привычных четырех стенах, я облегченно выдохнула. Мне казалось, что я нуждалась в покое и одиночестве. Когда Клим был рядом, мне физически становилось плохо.
Но уже через час внутри меня начало расти беспокойство. Нервное щелканье пальцев сменилось широкими шагами по узкой комнате. Я лихорадочно перебирала пальцами подол черного платья и пыталась усмирить учащенное сердцебиение.
Мне казалось — еще одна минута один на один со своими мыслями, и меня накроет паническая