Читать интересную книгу Тверской бульвар - Лев Колодный

Высоцкий по поводу другого прозвучавшего тоста написал:

Правда, был у тамадыДлинный тост алавердыПро него – вождя народовИ про все его труды.

«Последний раз встретились, где познакомились. Он подошел к моему столику и тихо сказал: “Зураб, я скоро получу гонорар, и долг тебе верну”. Я ему ответил: “Выброси это из головы и забудь, ты ничего мне не должен”. Чрез несколько дней он умер. После похорон ко мне пришли двое его знакомых и принесли завернутые в бумагу деньги. Сказали, что в списке долгов, составленном Высоцким, я – первый. На что я ответил: “Отдайте их детям”. (Артур Макаров подтверждает это: “Лишь скульптор Зураб Церетели отказался получить долг в пять тысяч рублей, заметив при этом, что в Грузии, если умирает друг, то в его семью деньги несут, а не выносят”.)»

На Тверском бульваре, 9, бывали Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко, Чингиз Айтматов и Василий Аксёнов, Иосиф Кобзон, Майя Плисецкая и Родион Щедрин, Петр Капица и Святослав Федоров, мэр Москвы Лужков и губернатор Ленинграда Собчак, Эдуард Шеварднадзе и Евгений Примаков…

Церетели не помнит, каким образом появился в мастерской Адриано Челентано, но вскоре после него произошла другая неожиданная встреча.

«Когда Адриано вернулся в Италию, он рассказал обо мне, не знаю что.

По телефону позвонила мне незнакомая женщина:

– Я переводчица Марчелло Мастроянни. Он прилетел в Шереметьево и хочет к вам приехать.

– Приезжайте! – Повесил трубку, подумал, что это шутка, продолжаю работать. Через час ко мне поднимается помощница по дому:

– Там какие-то люди пришли, иностранцы.

Спускаюсь вниз. Вижу Мастроянни с фотокорреспондентами, они ходили за ним по пятам».

Судя по фотографиям, дорогие гости уходили с Тверского бульвара не только с воспоминаниями о грузинском застолье. Катрин Денев подарил натюрморт «Цветы». Челенатно улетел с эмалью – картиной «Въезд Христа в Иерусалим». Когда у Церетели спрашивают, какая из встреч в мастерской была самая важная, отвечает: «С Бушем-старшим. Я как раз тогда поставил в Нью-Йорке Георгия Победоносца с ракетами, и он с женой во время визита в Москву приехал ко мне. Я показал двух разных Колумбов. Буш выбрал для Америки ту модель, что сейчас устанавливается в Пуэрто-Рико.

– Она выше статуи Свободы, – удивился Буш. Я ему ответил: “Сначала Колумб открыл Америку, потом пришла Свобода”. В тот день писал с утра натюрморт, цветы. Они пришли с Горбачевым и Раисой Максимовной. Я оставил холст на мольберте. Летом вечернее солнце бьет через окно, и на картине выступила тень оконной рамы в форме креста. Жена Буша говорит, что ей очень нравится этот ход – цветы и крест. Я обещаю, что подарю картину. Они садятся за стол, кушают, говорят, а я убегаю рисовать крест. Та картина висит у них в спальне, и Буш сказал мне, что очень признателен за подарок, не надо каждый день покупать живые цветы, ведь в доме есть вечные, невянущие.

А я признателен окну за художественный прием. Эта мастерская – соавтор моего искусства».

Перед визитом Буша звонил президент Грузии Гамсахурдия и требовал не принимать президента США. За непослушание последовала месть. В окно бросили бутылку с зажигательной смесью. Случился пожар, погибло сто картин, обгорела «Гитара Высоцкого»…

Церетели хотел оставить в бывшей мастерской все, как было, выставить фотографии тех, кого уже нет. Но передумал, все переделал и открыл галерею, чтобы в ней могли выставляться молодые художники бесплатно. Никакой коммерции. Превратил два этажа в галерею «Зураб», ставшую популярной.

В заключение напомню о том, кому обязан Зураб Константинович мастерской на Тверском бульваре. Михаил Васильевич Посохин, построивший кроме дворца в Кремле многие громадные здания в Москве, в конце жизни восстановил маленький особняк барона Штейнгеля в Сивцевом Вражке. Там вместе с верной секретаршей занял кабинет вице-президента Академии художеств СССР, где мы встретились последний раз. Словно оправдываясь перед потомками, рассказал, что низкие потолки, крохотные передние и маленькие кухни в пятиэтажках без чердаков, строившихся в его бытность главным архитектором Москвы, все это и многое другое, – не на его совести. Неистовый Хрущев внедрил совмещенные санузлы, запрещал строить жилые дома выше пяти этажей, чтобы не тратиться на лифты.

…Книгу о Москве, которую мне с Посохиным предложили написать для «Детской энциклопедии», убрали из плана «при перестройке». В годы развала государства Народному архитектору СССР, пережившему на двадцать два года соавтора Мндоянца, похороненного на Новодевичем кладбище, места рядом с другом не нашлось.

«Отлично помню каждое ожидание Володей приезда из Франции Марины. Он тогда еще не ездил за рубеж. Платили в театре на Таганке, где он работал, мало. С продуктами было плохо. Достать черную икру было очень трудно, Марина сама великолепно готовит и любит хорошую кухню. И под причитания по уши влюбленного Володи: “Мариночка приедет, надо ее хорошо встретить” я с большим трудом доставал черную икру и хорошее вино. Пусть люди радуются, такой я человек, хочется сделать все красивым!

Открываю выставку в бывшей мастерской на Тверском бульваре.

Тридцать лет она служила и квартирой, и мастерской до тех пор, пока Борис Ельцин не передал бывшее посольство Западной Германии на Большой Грузинской улице. Была мысль восстановить квартиру такой, какой была в далеком прошлом, воссоздать обстановку, устроить музей, показать тех, кто бывал здесь.

Посещали мастерскую на Тверском бульваре, 9 президенты СССР и США с женами, дипломаты, артисты, писатели, художники многих стран, цвет культуры ХХ века. Мне казалось, такой музей мог бы стать достопримечательностью города.

Но решил иначе. Воссоздавать мастерскую не захотел, реставрацией не занялся. Провел кардинальную реконструкцию, не оставил следов прежней планировки. Сломал деревянную лестницу с перилами из полуподвала на верхний этаж. На ее ступенях, расставаясь после застолья, фотографировались на память».

На снимке в этой книге, сделанном на лестнице, стоят Зураб Церетели, Эдуард Шеварднадзе, Перес де Куэльяр…

Придя на вернисаж в бывшую мастерскую, я не увидел следов былой лестницы, прежних дверей, окон и внутренних стен. Ничто больше не напоминало ни о квартире, ни о мастерской. Белые гладкие стены, залитые светом залы, заполнила толпа. Фуршет предлагался на столе, уставленном бутылками водки и консервными банками с килькой в томате. Бычков в томате, часто поминаемых в рассказах о голодном прошлом, в московских магазинах не нашлось. Такая инсталляция доказывала, что и Зураб Константинович в молодости хлебнул лиха с консервами, прежде чем получил персональную студию, не где-нибудь на окраине, а в центре Москвы на Тверском бульваре.

Бульвар в пламени революции

Третья революция на Тверском бульваре ничем не напоминали минувшие две. Ни демонстраций и баррикад, как в 1905 году. Ни красных знамен, бантов и народного ликования, как в феврале 1917 года.

Москва не сразу стала полем боя после взятия Зимнего дворца, кровь пролилась три дня спустя после революции в Петрограде, 28 октября. За восемь дней до этого в городскую думу и Управу у Красной площади поступило письмо, которое каким-то образом оказалось в башне московского городского архива на Профсоюзной улице. Там я его переписал давно и хочу впервые опубликовать, рассказывая о сражении на Тверском бульваре.

На конверте значилось:

«Городская управа.

Господину В.В. Рудневу».

Письмо начиналось со слов:

«Москва 20. 11. 17.

Господину Городскому голове

От своего имени, от имени единомышленников-москвичей обращаюсь к Вам как представителю Москвы и белой гвардии. Я постараюсь быть кратким. Во-первых, почему Дума бездействует и на что надеется? Для всякого каждого ясно, что большевиков ни устыдить, ни уговорить невозможно, на них можно воздействовать только силой. Вы должны выступить активно и решительно, хотя бы это и повлекло за собой кровопролитие. Я не имею сведений о количестве правительственных войск и большевистских войск, во всяком случае, ручаюсь, что, если в Москве имеется хотя бы пять рот правительственных войск, при быстрых и умелых действиях успех обеспечен, и не только обеспечен, но даже при благоприятных обстоятельствах переворот может произойти без единого выстрела. Если юнкера нападут внезапно в определенный час ночи на все занимаемые большевиками помещения: на телеграф, железнодорожные станции, склады оружия, патронные заводы и казармы, бесшумно снимут часовых и отберут оружие, Москва на другое утро будет приятно удивлена освобождением от большевиков.

Для укрепления победы к утру должны прибыть эшелоны из Вязьмы. То, что я говорю, очень просто и ясно, и если этого до сих пор не осуществили, то объясняется это какой-то растерянностью и преступной нерешительностью…