Читать интересную книгу Тверской бульвар - Лев Колодный

Новоселью на Тверском бульваре молодой художник был обязан случаю и двум влиятельным московским мэтрам. Один из них, Михаил Посохин, – родом из Томска, другой, Ашот Мндоянц, – из Батуми. Оба одногодки, им в уходящем 2010 году исполнилось 100 лет со дня рождения. В ХХ веке они повлияли на облик Москвы, сделали для нее так много, как во второй половине ХVIII века Баженов и Казаков, а в первой половине ХIХ века – Бове и Тон.

Как пишут, то были люди одного возраста, но при этом совершенно разные по характеру, темпераменту и наружности. Хладнокровный, сдержанный во внешнем проявлении чувств, светлоглазый сибиряк. Экспансивный кавказец. И еще сказано: оба были одержимы архитектурой и только в ней видели смысл жизни.

Знакомство их состоялось в Москве, в мастерской автора мавзолея Ленина Щусева. С тех пор Посохин и Мндоянц дружили и творили вдвоем, подобно Ильфу и Петрову. По словам сына Посохина Михаила: «Они работали целый день в мастерской, потом вместе шли с работы, продолжая обсуждать новые идеи по дороге, чаще всего приходили к нам, ужинали, пили чай, а потом на освободившемся столе, а зачастую и на полу раскладывали кальки и бумагу и продолжали работать, искать, обсуждать, эскизировать».

Все у них получалось, все было востребовано. Когда их сверстники тиражировали типовые дома, Посохин и Мндоянц создавали уникальные здания в центре Москвы. Их сближало жгучее желание рисовать не только фасады. С детства любили живопись, а став архитекторами, зодчество синтезировали с искусством, работали с самыми известными художниками Москвы и Ленинграда.

Так, с пятикратным лауреатом Сталинских премий Томским перестроили старинное здание на Знаменке для Наркомата обороны СССР. Скульптор украсил фасад гербом СССР, звездами, знаменами и оружием. То была первая самостоятельная работа архитекторов в 33 года.

Сталинскую высотку на площади Восстания – Кудринской площади украшал декор Аникушина, Никогосяна, Бабурина. Это имена в советском искусстве, народные художники СССР, лауреаты Сталинской и Ленинской премии.

Во Дворце съездов в Кремле занавес огромного зала выполнили классики соцреализма Мыльников и Дейнека, изобразив на нем портрет Ленина и красное знамя в лучах света.

На Новом Арбате роспись кинотеатра «Октябрь» выполнили художники «сурового стиля», увековечив в мозаике «Завоевание Октября» «человека с ружьем» и «комиссаров в пыльных шлемах». Там и Серп, и Молот вознеслись.

В Пицунде архитекторы не обратились ни к одному из известных художников, хотя каждый счел бы за честь работать с ними. Уроженец Батуми и бывший главный архитектор этого города Ашот Мндоянц случайно зашел в кабинет главного архитектора Тбилиси. И застыл от изумления, увидев эскиз росписи детского кинотеатра, не реализованного в натуре. Лицом к стене стоял мальчик и рисовал на ней разноцветные грузовики и паровоз с вагонами, самолет и ракету, дома и заводские трубы, синюю гору и золотистое поле. В углу картины чернела идеально нарисованная ваза с пучком кистей, как знак того, что роспись выполнена профессионалом, выпускником академии художеств.

Мдоянц с первого взгляда понял, что неожиданно встретил талант, который они с Посохиным искали в Москве и Ленинграде. Пятнадцатиэтажные корпуса курорта, как высотку, они не хотели венчать статуями тружеников, декорировать звездами, серпами с молотом, красными знаменами. Ни соцреализма, ни «сурового стиля» видеть больше не хотели.

– Я нашел художника, – обрадовал Мндоянц Посохина.

– Кто такой? Где он?

Кремлевский дворец съездов. Архитекторы М.В. Посохин и А.А. Мндоянц

Автор росписи оказался в горах, где писал пейзажи. Что было дальше?

«Однажды за мной прилетел вертолет, оттуда вышел парень и сказал: “Вы полетите с нами, вас ждут”. Мы приземлились на госдаче. Стою, жду. И вот подходит ко мне какой-то начальник, знакомится и объясняет: “Вот эти здания у нас одинаковые, как яйца, подумайте, как сделать их разными”. И ушел. Остался я один на улице и думаю, как отсюда выбраться, денег совсем не было. Пошел на станцию, запрыгнул в поезд Москва – Тбилиси и до утра бегал из одного вагона в другой, чтобы контролеры не поймали. Вот так началась моя карьера в Москве».

Посохин был действительно начальником, не только главным архитектором города Москвы, но и главой Государственного комитета гражданского строительства и архитектуры СССР, фактически министром, и к тому же – придворным архитектором, как некогда Константин Тон.

Художник не упустил случай. Представил эскизы, выиграл конкурс и получил возможность проявить свою «монументальную пластику». К тому времени у Зураба Церетели в возрасте Христа все сошлось. Как художник с этнографами и археологами Грузинской Академии наук обошел Кавказ. В «оттепель» пожил у родственников в Париже, поучился на курсах повышения фантазии, встретился с Пикассо и увидел, что занимается он не только живописью, но и литьем, росписью по фарфору, керамикой. В другой приезд в Париж встретился с Шагалом. В его мастерской – масло и темпера, а во дворе – витражи и мозаика.

«Я понял, общаясь с ними, что художник может все. Из Парижа вернулся готовый и начал изучать мозаику, витраж».

Мозаикой прославился в Пицунде. Работал как одержимый. Привлек к своим мозаикам внимание гостившего в СССР великого монументалиста Сикейроса и обитателей правительственных дач. Там произошла встреча с министром культуры Фурцевой, знаменитыми актерами театра и кино.

«Однажды у причала остановился катер. С него сошел на берег мужчина в белой рубашке, загорелый и подтянутый. Поздоровался со строителями и со мной.

– Косыгин, Андрей Николаевич…» Знакомство продолжилось в Москве.

Церетели с женой бывал дома у премьера за праздничным столом. Посохина рад был видеть у себя в мастерской на Тверском бульваре, не прерывая связи с ним до конца его жизни, о котором скажу ниже.

«С тех пор я жил между Тбилиси и Москвой. Для меня важен сам Тверской бульвар. Вид из окон. Это законченная картина. Представлял Пушкина на бульваре, русскую аристократию. Парочки на скамейках, пенсионеры с газетами – готовый материал. Вдохновлялся местом. Лет пятнадцать работал в полуподвале. Когда меня назначили главным художником Олимпиады-80, пришло в мастерскую руководство города, Гришин, Виктор Васильевич. Удивились: “Как можно работать в такой обстановке?” Отдали мне второй этаж. Там жили три семьи. Их быстро расселили».

Хочу сообщить краеведам, что в доме 9, пока здесь жил и работал будущий автор «Петра», побывали многие великие ХХ века, начиная с Марка Шагала. Ему нравились яркие картины Церетели, он говорил, рассматривая в альбомах его мозаики и эмали, что живопись у Зураба – начало всех начал.

Вторым, кого хочу назвать, – Владимир Высоцкий.

«Познакомил меня с ним в Доме кино Саша Митта. Потом мы часто встречались, гуляли, пили, я приходил на его концерты и спектакли. Он – ко мне в мастерскую на Тверском бульваре. Однажды с двумя девушками предложил съездить в Ленинград на свадьбу. Я сел за руль его “Мерседеса” и прямо, никуда не сворачивая, не зная дороги, гнал всю ночь. Вошли в квартиру, все спят. Повернулись и уехали обратно в Москву.

Нас с Сашей Володя пригласил на свадьбу с Мариной в маленькую квартирку. Пришли Юрий Любимов с женой Людмилой Целиковской, Всеволод Абдулов, Андрей Вознесенский с Зоей. Жена Саши Лиля Митта испекла яблочный пирог. С Андреем мы скинулись на несколько бутылок шампанского. Высоцкий лежал на диване и без особой охоты тихо играл на гитаре и что-то пел для себя. Я почувствовал, будто виноват, что такая бедная свадьба. Предложил продолжить ее у меня дома».

Утром улетели в Тбилиси. «Здесь, – вспоминает Марина Влади в книге «Владимир, или Прерванный полет», – нам устроили настоящую старинную свадьбу». Высоцкий много пел, и ничего не пил, это делал, стоя за его спиной с рогом вина, молодой грузин. Гости читали стихи Пушкина, Пастернака, Лермонтова. Грузины пели. Тамада пожелал, чтобы жениха и невесту похоронили в гробу из векового дуба, что мы посадим на свадьбе.

Высоцкий по поводу другого прозвучавшего тоста написал:

Правда, был у тамадыДлинный тост алавердыПро него – вождя народовИ про все его труды.

«Последний раз встретились, где познакомились. Он подошел к моему столику и тихо сказал: “Зураб, я скоро получу гонорар, и долг тебе верну”. Я ему ответил: “Выброси это из головы и забудь, ты ничего мне не должен”. Чрез несколько дней он умер. После похорон ко мне пришли двое его знакомых и принесли завернутые в бумагу деньги. Сказали, что в списке долгов, составленном Высоцким, я – первый. На что я ответил: “Отдайте их детям”. (Артур Макаров подтверждает это: “Лишь скульптор Зураб Церетели отказался получить долг в пять тысяч рублей, заметив при этом, что в Грузии, если умирает друг, то в его семью деньги несут, а не выносят”.)»