семье.
Поиски не двигались, пока моя тетя Нина, младшая сестра отца, не вспомнила о том, что прабабушка Паулина, когда жила в Казахстане, переписывалась с некой Герминой – которая, кажется, была женой Эмануила. У тети Нины даже сохранилась фотография встречи трех жен репрессированных братьев: Паулины, Марии и Термины (стр. 67). Судя по всему, фото было сделано в Казахстане. Я предположил, что Термина попала в Казахстан не случайно.
Решив начать «от большого к малому», я написал запросы о семье Эмануила в центральные архивы: Главный информационно-аналитический центр МВД России и Центральный архив ФСБ России. Из архива ФСБ ответ пришел отрицательный, как я и ожидал. А ГИАЦ МВД ответил очень странно и расплывчато. Архивисты писали: информации о применении репрессий по отношению к Эмануилу и членам его семьи нет, но если я хочу самостоятельно продолжить поиск, мне стоит обратиться с запросами в Информационные центры УМВД Саратовской и Оренбургской областей.
От Саратовского УМВД я уже получал отказ, но откуда взялась Оренбургская область, если нет информации о применении репрессий? К этому моменту я был достаточно хорошо подкован в оформлении запросов и в письме в Оренбург запросил все «по максимуму» (сейчас этот образец запроса я высылаю всем, кто обращается в наш Центр документации; вы можете найти его в разделе «Приложения» этой книги). Полностью изложив законодательную основу моего запроса, я просил выслать, помимо архивной справки и копий дела, сохранившиеся в деле фотографии, личную переписку и документы.
Через полтора месяца мне пришел ответ: в архиве Оренбургского УМВД есть сведения о пребывании на спецпоселении Вагнеров Эмануила, Термины, а также сыновей, Эдмунда и Вальтера. Чтобы получить эти сведения, мне необходимо выслать нотариально заверенные копии документов. Дело в том, что, когда я делаю первый запрос и не уверен в его результатах, я обычно прикладываю простые ксерокопии документов: посылать в каждом письме по несколько нотариальных копий слишком разорительно. Естественно, заверенные копии тут же были отправлены, и скоро я получил ответ: подробную архивную справку, анкеты, четыре фотографии и по две автобиографии каждого из членов семьи. Их Вагнеры писали в 1949 и 1952 годах – видимо, при какой-то перепроверке данных.
Автобиография Эмануила, как недостающий элемент пазла, заполнила те пробелы, которые оставались в биографии моего прадеда Вольдемара. Я никак не мог понять, почему, если вся семья Вагнеров жила в Рейнгардте, старшие братья Александр и Иван родились в соседней колонии Шефер (Липовка), а Вольдемар местом своего рождения и вовсе указывает Владикавказ. Я даже посылал запросы в Осетию, но мне ответили, что метрические книги лютеранских церквей у них не сохранились.
Эмануил писал, что тоже родился во Владикавказе в 1892 году. Объяснялся этот факт работой отца. Готтлиб Вагнер (на русский манер – Богдан) был по профессии земским учителем, но в какой-то момент ему пришлось устроиться на железную дорогу. Работа весовщика на станциях была связана с постоянными переездами, довелось пожить и во Владикавказе. Эмануил писал, что из-за этих переездов не мог начать учиться аж до 13 лет. Но отец-преподаватель занимался с детьми самостоятельно дома, так что отсутствие школы в их жизни не помешало получить хорошее образование.
После Первой русской революции 1905 года и поражения в Русско-японской войне в стране начался кризис. Готтлиб потерял работу на железной дороге, больше никуда устроиться не удавалось, и старшие дети были вынуждены пойти работать на табачную фабрику в Махачкале. Пытаясь выбраться из тяжелой финансовой ситуации, отец принял решение вернуться на родину, в Поволжье. Здесь он вновь смог начать работать по специальности, а детей отправил учиться в Марксштадт.
Окончив марксштадтское училище, Эмануил работал учителем в разных селах Поволжья. В 1925 году он женился на Термине Шпиндлер. Она была из его родного села Рейнгардт. В 1926 году у них родился первенец – сын Вальтер. В 1928 году – второй сын, Эдмунд.
Репрессий конца 1930-х годов семье Эмануила удалось избежать, но они все-таки разделили трагическую участь, попали под печально известное насильственное массовое переселение немцев из Поволжья. После выхода Указа Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья» от 28 августа 1941 года в кратчайшие сроки было выселено все немецкое население республики. Это принудительное переселение стало одним из крупнейших за весь сталинский период советской истории: буквально за месяц руками чекистов уничтожили интереснейшее национальное и культурное образование на территории нашей страны. За первые два месяца, согласно отчетам НКВД, выслали 400 тысяч человек, всего за годы войны – около 950 тысяч (такие данные, в частности, приводит Виктор Земсков в книге «Спецпоселенцы в СССР, 1930–1960»[23]).
Есть масса воспоминаний об этих событиях. Люди собирались в спешке, срочно. Приходилось бросать все: дома, скот, хозяйство. Плакали дети, лаяли оставшиеся на цепях собаки, на все лады кричал домашний скот. Переселенцев перевозили в товарных вагонах под конвоем, в ужасающих условиях. До места назначения добирались по несколько месяцев. Так как уже началась война, множество составов шло навстречу – и их приходилось пропускать, постоянно останавливаясь на запасных путях и в тупиках. Из-за спешки мало кому удалось взять с собой достаточно еды, никто не рассчитывал, что мучительный переезд затянется так надолго. Многие не доехали до места назначения.
Большинство составов направляли в Сибирь и Казахстан. Эмануил и его семья попали в Красноярский край, Пировский район, село Грязновка. Но не успели Вагнеры прийти в себя, как их ждала новая беда. В самом начале 1942 года Эмануилу пришла повестка в военкомат. Но отправили его не на фронт, а в трудовую армию, как и абсолютное большинство советских немцев.
Руководство страны не доверяло целому народу, который уже двести лет жил на территории России, считал ее своей родиной, воевал за нее в Первой мировой войне. Для «неблагонадежного» народа, советских немцев, была придумана специальная армия – трудовая, уникальное изобретение сталинской эпохи. Представители «виноватых» национальностей через военкоматы попадали фактически в лагеря. Тот же забор, та же «колючка», бараки, конвой, пайка. Они не были осужденными: никаких статей, судов, уголовных дел; они считались мобилизованными, призванными на службу. Но несли эту службу за колючей проволокой и в условиях, как пишут в многочисленных воспоминаниях бывшие трудармейцы, зачастую худших, чем настоящие заключенные по соседству. Потери на этом «фронте» были катастрофическими: трудармейцы строили важнейшие на тот момент заводы и фабрики, стройка шла в форсированном темпе – с потерями не считались.
Термина осталась одна с двумя детьми. Работала прядильщицей в Пировском райпотребсоюзе. А через полгода после мобилизации Эмануила в трудармию призвали их