Невдалеке заработал пулемет. Гусев бросился на его звук. Перед ним открылась поляна, по которой метались и падали скошенные пулеметными очередями немцы.
«Вон оно что! Убежали от штыка, а попали под пулемет! Кто это так угощает их?» Подбежав, увидел за пулеметом командира роты Гусельникова. «Молодец Иван, сообразил!»
Гитлеровцы толпой бросились вправо, намереваясь укрыться в лесу.
Теперь не достанешь сволочей: старый, в два обхвата, дуб мешал пулеметчику вести прицельный огонь.
– Может, еще успеем отсечь! – крикнул Гусельников Кузьме, вскочил на ноги и покатил пулемет.
Два бойца с пулеметными лентами бежали вслед за ним. «Черт возьми, уйдут, не успеет Гусельников», – заволновался Кузьма, видя, что немцы уже у края опушки. И тут раздалось раскатистое «ура». Выбежали на поляну.
Все стало ясно: седьмая рота, в которой находился Неустроев, перехватила гитлеровцев.
– Ага, не выдержали, гады. Смотри, Иван, сдаются! – кричал Гусев, указывая на поднявших руки гитлеровцев.
Ветер разогнал туман, небо прояснилось. Как-то по-особому радостно засияло солнце. Кузьма разыскал Щербину, крепко обнял его.
– Спасибо тебе, Петро. До конца дней не забуду.
Солдат смутился и не знал, что говорить. Ответить по-уставному: «Служу Советскому Союзу!» – неподходяще; сказать о том, как ему дорог старший лейтенант, – как-то неловко.
– А здорово вы, товарищ старший лейтенант, немцев штыком потрошили! – с восхищением проговорил Щербина.
Гусев – единственный офицер батальона, который не расставался с винтовкой. У всех только пистолеты, а у него и то, и другое.
– Люблю трехлинейку: за безотказность, за меткость, за штык, – объяснил Гусев своему спасителю. – В срочную мастером штыкового боя был, на окружных соревнованиях выступал.
Подошел Неустроев. Не дожидаясь вопроса, Гусев мрачно доложил о потерях. Батальон в скоротечном бою потерял не мало. Нужно было оказать помощь раненым, похоронить убитых, собрать трофейное оружие, опросить пленных.
Комбат прислонился к стволу березы, печально глядел на голые ветки с набухшими почками. Поблизости солдаты копали братскую могилу, и скрежет лопат хватал за сердце. «Вот оденутся деревья листвой, но герои будут спать вечным сном… А ведь только что были рядом…»
Вместе с Гусевым оглядел усеянное вражескими трупами место схватки.
– Вот это накосил капитан Гусельников!
Откуда взялись немцы, как врезались в колонну батальона?
Вот лесная дорога, по ней шли фашисты. Здесь вот она сливается с дорогой, по которой двигался батальон. Ну, а основной виновник этой встречи, конечно, туман.
Пришел Берест:
– Не так уж велики наши потери. А разгромили мы почти батальон, вырвавшийся из шнайдемюльского котла. И представьте себе, какие среди них были?! Иду сейчас полем. Вдруг – выстрел. У самого уха пуля пролетела. Еле отыскали стрелявшего. Офицер, лежит с пистолетом. Убитым прикинулся. Вот гад!
Настроение у пленных подавленное. С тупой покорностью встретили они распоряжение Ярунова захоронить своих убитых.
Чтобы освободить кузов машины для трофейного оружия, шоколад решили раздать солдатам. Бодров отсчитывал каждому по двадцать плиток.
Над ним подшучивали:
– Эх, Федор Алексеевич, тебе бы еще бороду да белый тулуп. Вот тогда бы подарочек-то вроде от самого деда-мороза был!
Вечером заняли небольшую деревеньку. В ней-то и случилось с Берестом непредвиденное.
Деревню обороняли немцы, считавшие себя в глубоком тылу. Их было меньше роты, и разделались с ними неустроевцы довольно быстро.
После боя Берест за околицей встретил батальонного писаря. На лице кровь, вид испуганный, жалкий.
– Товарищ лейтенант, никого нет, а стреляют.
С пистолетом в руке Берест решил убедиться, нет ли среди убитых таких, как тот, что стрелял в него на поляне. Осмотрев мертвецов, сунул пистолет за пазуху и стал перевязывать писаря. Знал его слабость: трусоват парень – и не удивился, заметив, как у того дрожат руки. Не успел закончить перевязку, как писарь, охнув: «Немцы!» – припустил„к лесу.
Берест, заметив, как два гитлеровца нырнули в ближайшую воронку, отстегнул гранату и швырнул в фашистов. Гулкий взрыв. И тут же почувствовал удар, нанесенный сзади. Поле качнулось перед глазами, но на ногах все же устоял. Налитый гневом, готовый к схватке, рывком повернулся, но высокий эсэсовец вторым ударом свалил его и вцепился пальцами в горло. Резким движением оторвал руки фашиста и оседлал его. Однако немец вывернулся так ловко, что Алексей вновь очутился под ним. Борьба длилась несколько минут. Лейтенант был сильнее, но эсэсовец знал приемы, позволявшие выкручиваться из любого положения. «Шалишь, все равно наша возьмет».
С сопением катались по сырой земле, будто связанные друг с другом. Фашист в какой-то момент как угорь выскользнул из рук и, словно подброшенный тугой пружиной, оказался на ногах. Вскочил и Берест.
Взгляды их встретились. С наглой ухмылкой фашист смотрел на Алексея как на обреченного. «Рано, пташечка, запела…» – подумал Алексей и в тот же миг увидел блеснувшую в руке врага финку. «Что делать? Прыгнуть, резким ударом выбить нож, дать подножку, ударить ногой в живот? Нет, не выйдет. Слишком изворотлив враг, чтобы дать застать себя врасплох». Жадно втягивая дрожащими ноздрями воздух, фашист не отрывал взгляда от своей жертвы. «Сил набирается, гад, не торопится».
Слегка отведя корпус влево, как бы делая взмах, Берест стремглав рванулся вправо с такой скоростью, на какую только был способен. Ветер свистел в ушах, но сзади все явственнее слышалось чужое дыхание. «Не отстает, сволочь. Хоть бы увидел кто из наших!» И только тут Берест вспомнил о пистолете. Ведь за пазухой! Сунул руку, вот он! Как вкопанный остановился, повернулся и, не целясь, выстрелил. Эсэсовец не приостановил бега. Алексей выстрелил еще раз, и преследователь замертво свалился к его ногам.
Только теперь почувствовал, что силы иссякли. Ну и денек выдался! Дважды на волоске от смерти! Казалось, земля под ногами качается. Теперь даже радовало, что кругом – ни души. Видели бы, как он от немца драпал, наверняка нашлись бы остряки: «Струхнул замполит…»
В первом же дворе увидел Бодрова, копавшегося в ящике около машины, и так обрадовался встрече, словно давным-давно не видел этого старого симпатичного солдата. Оторвавшись от дел, Бодров удивленно разглядывал замполита. Вымазанное лицо, взъерошенный, шинель грязная.
– Что с вами, Алексей Прокофьевич?
– Федор Алексеевич, там у тебя что-нибудь есть? – показал на алюминиевую флягу, висевшую у солдата на поясе.
– Полна. Как на Висле выдали, так и не трогал, – поспешно отцепляя, проговорил Бодров.
Алексей приложился к горлышку и, не отрываясь, опорожнил добрую половину фляги.
Отдавая, заметил недовольство на лице солдата.
– Знаю, знаю, Федор Алексеевич, твой взгляд на водку и разделяю его. Но тут особый случай…
Ординарцы Щербина и Руднев шли по деревне, устало волоча ноги.
– До чего же будет хорошо, Петро, если удастся выспаться, – сдвигая ушанку на затылок, проговорил Руднев.
– Да, люди с ног валятся… Харчей нет, вот что только плохо, Василь. Давай-ка в эту хату заглянем.
Они остановились около дома с острой черепичной крышей.
В поисках съестного связные обошли все дома. И везде пусто. По-видимому, геббельсовская пропаганда запугала жителей ужасами «сибирского плена» и они выселились заблаговременно и забрали все подчистую.
– Так хочется хлебца! За один ломоть десяток плиток шоколада отдал бы.
Василь толкнул Щербину и остановился: во дворе дома, мимо которого проходили, Пятницкий пристально разглядывал пузатого немца в штатском. Щербина не удержался от улыбки. Пятницкий, как и Бодров, в последнее время все чаще стал приглядываться к пленным. «Ищет лагерных палачей. Чудак! Это же все равно что в стоге сена иголку искать».
Вдруг Пятницкий шагнул к немцу, схватил его за воротник и уверенно крикнул:
– Вот мы и встретились, герр комендант!
В ответ тот обреченно простонал: «Майн гот, зольдат», упал на колени и стал что-то быстро бормотать. Петр резко взмахнул винтовкой и так же резко опустил ее. Брезгливо толкнул немца.
Ординарцы глазам своим не верили: Пятницкий нашел-таки обер-лейтенанта. «Да, позавидуешь выдержке Петра Николаевича! Я бы так не смог: сразу же прикончил бы этого убийцу», – подумал Щербина и подошел ближе.
– Чего смотришь? Заколоть удава, и все тут!
Пятницкий придержал его руку:
– Не горячись, Петро. По закону все должно делаться.
– Сведем его к замполиту, не простой это пленный, – поддержал Руднев.
– Верно, Василь.
Берест зашел в длинный полутемный сарай, куда поместили пленных. Они сидели на скамейках вдоль степ, посередине – стол со стулом.
Берест сел за стол и стал разглядывать пленных. Грязные, заросшие лица. Погасшие, безразличные ко всему взгляды. Да, это уже не те наглые, самоуверенные вояки, которых он видел в сорок первом…