И вскрикнул от изумления: под скорлупой лежала голубенькая бумажка. По просьбе Люпена Ганимар ее развернул. Это была телеграмма, вернее ее часть. Адрес с указанием почтового отделения был оторван.
«Договорились. Сто тысяч в кармане. Полный порядок!» – прочитал комиссар и переспросил:
– Сто тысяч?
– Да, сто тысяч франков. Маловато, конечно, но сейчас трудные времена. У меня очень большие расходы. Если бы ты знал, какой у меня бюджет… Бюджет солидного города.
Ганимар встал. Нависшие над ним тучи рассеялись. Он подумал еще несколько минут, мысленно пробежался еще раз по делу, отыскивая в нем слабые звенья, а потом, уже не сдерживая искреннего восхищения ценителя, сказал:
– Счастье, что ты один такой на свете. Будь вас десяток, нам, полицейским, пришлось бы прикрыть свою лавочку.
Арсен Люпен со скромной улыбкой ответил:
– Надо же было как-то развлечься. Свободного времени у меня много… К тому же провернуть это дело можно было только в тюрьме.
– Но тебе предстоит судебное разбирательство – прокурор, адвокат, хлопоты. Мало тебе развлечений?
– Я решил не присутствовать на суде.
– Ха-ха-ха!
– Я не буду присутствовать на суде, – спокойно и твердо повторил Люпен.
– Неужели?
– Неужели я останусь спать на этой гнилой соломе? Обижаешь. Арсен Люпен находится в тюрьме ровно столько, сколько считает нужным, и ни минутой больше.
– Может, разумнее в нее не попадать? – не без язвительности поинтересовался Ганимар.
– Господин комиссар иронизирует? Господин комиссар вспомнил, что имел честь меня арестовать? Но дело в том, мой глубокоуважаемый друг, что даже ты и уж тем более твои коллеги не задержали бы меня, если бы в ту критическую минуту я не был поглощен другим, гораздо более для меня важным.
– Признаться, я удивлен.
– На меня смотрела женщина, Ганимар, а я ее полюбил. Вдумайся, насколько это серьезно: на тебя смотрит женщина, а ты ее любишь. Клянусь, остальное меня не занимало. И вот я в тюрьме.
– И довольно долго, позволю себе заметить.
– Сначала я хотел все забыть. Не смейся: все было так чудесно, я до сих пор, вспоминая, полон нежности… И потом у меня немного расстроились нервы. Ох уж эта наша лихорадочная жизнь… Имей в виду, что время от времени нужно проходить лечение одиночеством, и тюрьма – самое подходящее место для такого лечения. Но курс лечения Санте в самом строгом режиме подошел к концу.
– Арсен Люпен, – строго одернул его Ганимар. – Хватит болтать попусту.
– Комиссар Ганимар, – ответил ему Арсен Люпен, – сегодня у нас пятница. В следующую среду я приду выкурить сигару к тебе на улицу Перголез, в четыре часа дня.
– Буду тебя ждать, Арсен Люпен.
Они обменялись теплым рукопожатием, как старые друзья, знающие друг другу цену, и старый полицейский направился к двери.
– Ганимар!
Инспектор обернулся.
– Что такое?
– Ты забыл свои часы, Ганимар.
– Часы?
– Да. Они почему-то ошиблись карманом и оказались у меня.
Арсен протянул часы и извинился:
– Прости, пожалуйста. Дурная привычка. Если у меня отобрали часы, это не значит, что я должен отбирать твои. Тем более что у меня здесь есть хронометр, и мне его совершенно достаточно.
Арсен Люпен достал из ящика золотые часы, тяжелые, солидные, с такой же солидной золотой цепочкой.
– А эти из чьего кармана? – полюбопытствовал Ганимар.
Арсен Люпен небрежно взглянул на инициалы.
– Ж. Б. Хм, кто бы это мог быть? Ах да, вспомнил! Мой следственный судья. Милейший, однако, человек…
Побег Арсена Люпена
Арсен Люпен только что отобедал и достал из кармана отличную сигару с золотым ободком. Он смотрел на нее, предвкушая удовольствие, и тут в двери заскрежетал замок. Заключенный едва успел спрятать сигару в ящик, как надзиратель уже вошел в камеру и объявил, что ведет его на прогулку.
– Я ждал тебя, милый друг, – весело отозвался Арсен Люпен, как всегда в прекрасном расположении духа. И вышел вслед за тюремщиком в коридор.
Как только они скрылись за углом, двое мужчин вошли в камеру и принялись тщательно ее обыскивать. Это были комиссар Дьези и комиссар Фоланфан. Пришло время покончить с вопиющим безобразием: Арсен Люпен продолжал общаться с внешним миром! Он поддерживал связь со своими сообщниками! Не далее как вчера в «Гранд журналь» появилось его письмо, адресованное сотруднику, ведущему судебную хронику.
Месье, в статье, появившейся на днях, вы изволили употребить в отношении меня недопустимые выражения. Я намерен потребовать у вас удовлетворения еще до того, как против меня начнется судебное разбирательство. Позвольте засвидетельствовать самое почтительное уважение,
Арсен Люпен.