Читать интересную книгу Мой друг - Николай Погодин

Софья. Бабу тебе надо. Весна. Ясно. Чего тут петь стихи? Найди себе бабу.

Гай. Неуживчивый я… Отчего я такой неуживчивый? С Эллой не мог ужиться. Не могу видеть выдуманных баб!.. Нашел другую. Ты ее знаешь…

Ксения Ионовна. А эта чересчур естественна, одна мать-природа нежная, как пух. Хозяйка. В пышках с медом утону… Чего ты бутылки воруешь?.. Ладно. Воруй. Спасибо, что печешься. А то я один…

Софья (сняла жакет). Милый Гриша! Давай я с тобой поговорю нежно. Дай-ка лицо твое поближе… Вот тебе, детка! Вот тебе, птенец! (Бьет Гая по щекам.)

Гай. Ты это шутишь…

Софья. Никак нет! (Снова бьет.)

Гай (хохочет). Никогда… нигде… нигде на земле не били… Слушай, мне обидно… Директора бьют… По морде бьют и не извиняются. Пожалуйста, повежливее…

Софья. У тебя бессонница?

Гай. Страшная!

Софья. Тебе тяжело. Ты слаб. Устал. Лично живешь безрадостно. Холодная постель, полотенце на полу, тарелка разбитая. Но зачем ты, умный человек, себя раздра… ну, как это вы, мужики, говорите?.. Раздра… раздракониваешь? «Я одинок…» Коммунисты не бывают одиноки. Я тоже рвусь, но я не одинока. Высшая наша дружба — партия. Не понимаешь - уходи из партии. Ты для нее конченный человек.

Гай. Соня, кому говоришь? Мне?

Софья. Какая, однако, выдержка! Он пьет, и никто не знает. Я сама не вижу, как он развивает планы своих действий, как он зверски хватает дело… а ты коньячишко один дуешь… Нет, пить ты у меня брось! А от бессонницы вылечим. Ишь, нашел средство! У всех вас одно средство.

Гай. Верно, но не дерись. Все-таки неудобно. Щеки горят. Как мальчишка без штанов.

Софья. Я тебя вылечу. Ты у меня без коньяка спать будешь, как мертвый.

Стук в дверь.

Гай. Кто там?.. Монаенков? Входи.

Вошел Монаенков.

Как дела? Получил деньги?

Монаенков. Стыдно сознаться…

Гай. Ну, все ясно. Сказали, чтобы оборачивались сами? Знаю. Что делать? Пусть в меня бочку брому вольют, а я не могу заснуть ни сегодня, ни завтра. И я понимаю человека. Ему мне нечего дать. Я не один. Страна в напряжении. Ну, что мне делать?.. Я пойду. Не могу я сидеть один. До свиданья, Монаенков! Завтра утром займемся водой.

Монаенков. Чорт его знает, за что и браться теперь!

Гай. Монаенков, ты брось линять!.. Я в наркомате пословицу слыхал: «Не единой Москвой строятся гиганты»… Завтра займемся водой…

Монаенков. Линяй не линяй, а пускать нечего. (Ушел.)

Гай. Да, пускать нечего, оттого я и спать не могу… Вот ты теперь замолчала, а то дралась… Посидела бы ты на моем месте, керосин бы запила… Дал я тебе распоряжение по станкам? Дал. Указал, над чем следует голову ломать? Указал. Ну что? Подобрали народ? Что это в самом деле — деньги, деньги, деньги! А мы что — сидеть? Готовое оборудование принимать? А если блокада?

Софья. Работаю и по ночам коньяк не пью… Оденься. Иди. Иди в гости к Наташе. Знаю, что она — по тебе козырь. Поухаживай.

Звонит телефон.

Гай (у телефона). Да… В гости иду к приятельнице… Факт. Деньги? Деньги лежат в Наркомфине… Привет нам с тобой прислали… Чего же тут заседать, станки на заседаниях не делаются. Целую. (Положил трубку.) Белковский тоже… (иронически) болеет.

Софья. Оденься, пойди пройдись. Поухаживай… Понимаем же мы! Дай я тебя обниму, Гай. Ты — как слиток хорошего металла. Только жаль, если дашь трещину под молотом. (Обняла.)

Гай. Эх, тетя Соня!.. Милая ты, тетя Соня!

ЭПИЗОД ОДИННАДЦАТЫЙ

Управление делами директора. Утро. Ксения Ионовна прохаживается. Сидит Зуб.

Зуб. Эх, те-те, те-те… Доехали! Лучше уж выйти со стыда. (Ушел.)

Ксения Ионовна. А я не выйду. Мне не стыдно. (Встала.) Противно и грязно! Могу же я не притти на работу? Заболела я и… вот и все… вот и все… все… (Надела шапку; выходя, столкнулась с Белковским.)

Белковский. Здравствуйте. Где Гай?

Ксения Ионовна. Не знаю. Кажется, у себя.

Белковский. Вы его видели?

Ксения Ионовна. Нет, не видела. Впрочем… Вам нужен Гай? Он у себя в кабинете, с какой-то женщиной, до начала занятий и раньше… всю ночь… Я лгу? Постучитесь.

Белковский. С женщиной? Вчера он мне сказал по телефону, что идет к приятельнице. (Подошел, постучал.) Голос женщины. Минуту!

Белковский. Извиняюсь! (Про себя.) Бывает.

Ксения Ионовна. Убедились?

Белковский. Ну, какое мне дело, право… Я уйду. Уйти?

Вошла Пеппер, у нее в руке подснежники. Она хорошо одета.

Пеппер. Вот уж весна. Свежие цветы.

Белковский. Кому? Мне?

Пеппер. Не вам. (Ксении Ионовне.) Директор еще один?

Ксения Ионовна. Нет, вдвоем.

Пеппер. Кто у него? (Обоим.) Что вы переглядываетесь? У меня не могут быть цветы? Наивно? Белковский. Элла, идите сюда.

Отошли.

Не ставьте себя в положение… (Дальше шепчет.)

Пеппер выслушала, подошла к двери, стучит, и тот же женский голос отвечает: «Сейчас». Пеппер порвала цветы, бросила на пол. Стоит. Дверь открылась. Выходит Наташа. У нее растрепанные волосы, усталое лицо. Она оправляет костюм, идет пошатываясь.

Наташа. Поздравьте нас… Да, да… Теперь уж можно.

Пеппер. Теперь можно?

Наташа. Конечно. (Ушла.)

Выходит Гай, в руке у него галстук.

Гай. Где Зуб? Почему воды нигде нет? (Прошел.)

Пеппер. Ну что ж… Так легче. Сомнения кончены. (Открывает дверь.)

Из кабинета Гая выходят негр Билль, Вася, Граммофонов, бригадиры, Софья. В руках у них чертежи, детали станка. Они идут устало.

Граммофонов. Эх, цветочки, а на полу… (Глянул на Пеппер и умолк.)

Софья. А мы всю ночь с директором изобретали. Теперь поздравьте нас. Теперь уж можно. Станки приспособили, товарищ Белковский. Проживем и без золота. Ну, марш опять до обеда!

Вся группа ушла. Трое стоят молча.

Пеппер. Что же это такое? (Бросилась к дверям.) Что это такое? Кто здесь мерзавец?

ЭПИЗОД ДВЕНАДЦАТЫЙ

Кабинет высокого хозяйственного учреждения. Руководящее лицо, торопясь, надевает шинель, картуз. Звонок телефона.

Руководящее лицо. Алло! Сегодня не принимаю… А-а… Извини, пожалуйста, не узнал… Тороплюсь. Еду. Уже надел пальто. (Вынул из кармана маленькую записную книжку, выписал что-то из книжки на отдельный лист бумаги, бумагу положил в портфель. Ушел.)

Некоторое время на сцене пусто.

Хозяйственник (стремительно вошел, взгляд на вешалку). Вот живем, чорт тебя подери! Попрощаться по-человечески не успели… А главное, чтоб он не забыл про… про… про то, что я уж сам забыл. (Присел, хочет писать.) Забыл! Экскаваторы, генераторы, буровые машины, турбины… Экскаваторы, генераторы, инкубаторы… На чорта мне инкубаторы! Что я, птичник?.. Забыл! В поезде вспомню. Протелеграфирую. (Встал.) Ну, до свиданья! Всего хорошего! Спасибо! (Ушел.)

Некоторое время тихо. Затем начинается перезвон телефонов. Два неизвестных лица ворвались в кабинет с бумагами, развели руками и удалились. Стремительно входят Гай и руководящее лицо.

Руководящее лицо. Опять ты преследуешь меня? Опять ты пользуешься моим хорошим характером?

Гай. Да, характер у тебя мягкий.

Руководящее лицо. Не волнуйся, Гай. Садись, пожалуйста. Скажи что-нибудь интересное.

Гай. Мы, хозяйственники, уже не знаем, где у нас больше трудностей: там — у нас внизу, или здесь — у вас наверху?

Руководящее лицо. Мы тоже не знаем, Гай, где больше трудностей. Тебе сейчас надо для наружных рабочих пять тысяч пар сапог. Ты уже ухитрился получить у моего заместителя записку на две тысячи пар. Я знаю, у тебя есть приятели в Кожтресте. А мне сейчас надо пятьсот тысяч пар сапог. Мне ночью в постель подают молнии Урала, Донбасса, днепровских строительств. Мне сейчас надо двадцать пять миллионов метров мануфактуры отдать заводам наших окраин. Мне завтра надо сто пятьдесят миллионов в чистом золоте — оплатить заказы кровеносных сосудов государства. Мне надо алюминия в сорок пять Воробьевых гор. Мне надо сейчас ехать и кроить до полуночи; меня ждут, требуют, ругают за неаккуратность, а ты пользуешься моим хорошим характером и на лестнице бросаешься на меня, как тигр, Гай. Мне не нравится твой вид.