Гай звонит. Вошла Ксения Ионовна.
Гай. Дайте воды… чего-нибудь…
Ксения Ионовна. Зуб!
Вошел Зуб.
Зуб. Эх, те-те, те-те… Сомлела дамочка, а хохотала… Эх! (Гаю.) Обижаются на вас дамочки. Пожалеть надо. Люди… Эх!.. (Поднимает женщину.)
Ксения Ионовна вытирает виски рыжеволосой платком. Рыжеволосая очнулась, встала, пошла одна.
Рыжеволосая (с порога). Простите. Мне очень не смешно… (Ушла.)
Гай (Зубу). А мне смешно. А я не млею. Иди ты, воздыхатель…
Не видит, — вошла Наташа.
Довольно! Никого не принимаю. Меня нет. К чорту это!.. Не буду думать…
Наташа. Вас нет, но я есть.
Гай. Еще? Опять?.. Ах, Наташа! Дорогой гость!
Зуб и Ксения Ионовна ушли.
Садитесь. С тех пор как был на вашей свадьбе, наверное, не видал вас. Фукс поручил мне вас, и я хранитель верности, я ваш евнух. (Усмехнулся.) У вас независимое лицо. Вы уже отреклись от мужа?
Наташа. Не я отреклась от него, а он от меня.
Гай. Наташа! Только не устраивайте этого… Они тут меня перепугали до истерики… Фукс сегодня вызван из Америки. Без него у меня крах.
Наташа. Фукс не вернется из Америки. Вот его письмо ко мне. У него нашлись свои дяди и тети. Он теперь богат. Вот письмо. Просит понять… Месяц мы прожили. Он уехал — и сбежал. Я должна его понять.
Гай. Понять нетрудно, но простить нельзя… Скучновато, чорт! Голова трещит… Вы понимаете, что для меня этот инженер? Вы помните, как мы его берегли?
Наташа. Он здесь пишет вам лично.
Гай. Не надо, не читайте.
Наташа. Да. Я-то пришла к вам просить устроить меня на работу. Я работала у Фукса. Я немного выше, чем чертежник. Все это знают. Только я не хочу вернуться обратно в вашу лабораторию.
Гай. Идите туда, где вам будет лучше.
Наташа. Спасибо. Дайте мне записку к Софье Андреевне.
Гай. Я ей сам скажу… Печально живем, друзья! Я тоже теперь один.
Наташа. Как? Я только что видела Эллу…
Гай. Это не Элла. Это противоположность Эллы. Меня не радует то, что я вижу близкого мне человека, который выдумал самого себя… Впрочем, не о том теперь речь. Ваш муж сбежал, и его уже заменить некем.
Наташа. А что такое?
Гай. Станки… проклятые станки, которые он бы мне переделал. Он единственный был у меня… Эта мысль пришла мне сегодня в голову как спасенье, и вот вам… Ну, что делать! А денег не дадут.
Он это говорит уже не Наташе. Она тихо идет. Остановилась.
Наташа. Григорий Григорьевич, заходите. Бабёнки наши меня не любят, а так ничего. Правда, буду рада.
Гай. Ухаживать еще начну.
Наташа. Ну, ухаживайте.
Гай. Разве мы можем ухаживать, когда станки… станки… (Взял трубку.) Кабинет Монаенкова.
Наташа. До свиданья!
Гай (не бросая трубки). Непременно приду и ухаживать буду… Алло. А, Володя?.. Нет. Это я не за тобой буду ухаживать. Тут у меня дело. Жду.
Вошла Ксения Ионовна.
Ксения Ионовна. Там ровно десять человек.
Гай. Одного Монаенкова.
Ксения Ионовна. Скорее Монаенкова! Давайте скорей закончим этот день. Давайте поедем в кино, где Дурашкин в борщ прыгает.
Ксения Ионовна. Дурашкина уже двадцать пять лет не показывают.
Гай. Ну, Веру Холодную.
Ксения Ионовна. Как вы остаромодились!.. Зову Монаенкова. У него такое лицо, точно застрелиться решил. (Ушла.)
Гай.
Вчера ожидала я другаИ долго сидела одна.И сердце…
Вошел Монаенков.
Товарищ Монаенков, езжай сегодня в Москву. Дурака, брат, валять нечего! Можешь нос поворачивать во все стороны. Я прошу тебя стать моим первым помощником. Земля под ногами горит. Ты дрался с моими старомодными чудаками. Ты был прав. Ты со своей энергией зашел левее партии — ты стал неправ. Мне нужен сильный, напористый, новый строитель. Я видел в тебе такого. Бери мандат, езжай в Москву. Требуй снова деньги на станки. Ты грамотный человек. Видишь же, что тут пошло… Ну, будем выяснять ясное или займемся делами?
Монаенков. Я, Григорий Григорьевич, решил отсюда бежать дезертиром. Меня кошмары стали преследовать. Я несколько раз хотел с вами наедине поговорить, но я думал, что вы мне не верите… не любите меня…
Гай. Вот она, язва: любит, не любит, плюнет, поцелует… Людишки. Личности. Себялюбие. Корысть. Вражда. Борьба… Брось, Владимир! Молодой человек. Грамотный. Партия не потерпит, уничтожит. Сейчас ехать надо. Работать!
Монаенков. Еду, Григорий Григорьевич.
Гай. Без денег ты у меня ближе чем на версту к площадке не подходи.
Монаенков. А если откажут?
Гай. Не может быть! Только нажми. Мне уже обещано, — не мог ждать. Так и сказано: «Гай, присылай человека, можем».
Монаенков. Ежели так…
Гай. Но жми. Плачь, ходи по пяти раз в день…
Монаенков. Еду.
Гай. Вали!
Монаенков ушел.
Грехи!
Вошла Ксения Ионовна.
Ксения Ионовна. Я позвонила. Вам принесут обед домой… Еще телеграмма, которую надо прочитать. И бумаги.
Гай. Не желаю! Пусть читает Белковский.
Ксения Ионовна. Он болен.
Гай. Отошлите ему на квартиру. Ничего не читаю! Идемте с вами в кино, в лес, на Оку… Я хочу смотреть на звезды, гладить руку женщины, молчать… Чего вы смотрите, точно я очумел? Кто имеет право делать из меня чумного, если я хочу того, чего хотят все здоровые люди? Гай — ответственный работник? Гай не может пойти к Ксении Ионовне и целоваться. А конторщик Тюшкин может?.. Возражаете? Говорите, что я использую служебное положение, что я вас унижаю, что я развратен?.. Мне неудобно, невозможно, стыдно! Что обо мне скажут?.. Аа-ах!..
Ксения Ионовна. Я вас люблю, Григорий Григорьевич…
Гай. Вот видите, до чего я дошел, что не знаю, как ответить… Я слышу, как мне в мозг проникают капли стыда. Ты, коммунист, сиди в келье автомобиля!.. Пойдемте, Ксения, бродить по вечеру… Даже из такого дня выхожу живым. Я жив, друзья мои, я жив!
ЗАНАВЕС
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
ЭПИЗОД ДЕСЯТЫЙ
Спальня Гая. Беспорядок. На столе бутылка. Гай полураздет. Ночь.
Гай. Ну, вставай… Чего ты все лежишь? Вставай! Долго я тебя буду просить? Что, мне руки у тебя целовать?
С кровати подымается Максим.
Максим. Лежу и думаю. Купил к весне белые штаны - и те тушью залил. Пропадает молодость!
Гай. Да! В Москве, на Варварке, дергает меня за рукав кто-то, и кричит: «Ну, здоров, Сор». Отчего Сор? А это друг. Хохочет. Сор, говорит, — это старый ответственный работник. Вникни. Ядовито! Постареем, сдадут нас в богадельню для почетных строителей социализма, и ни один подлец спасибо не скажет.
Максим. Директор… (смотрит на часы) гут-найт? Как ты думаешь? Завтра в шесть по заводу…
Гай. Я думаю, новый человек, а пью… Одна писательша молодая, у нас что-то такое сочиняет, дала просмотреть. Я там про себя вычитал, будто я тип новой человеческой формации или интеллектуальности. Ученая писательша, в очках… Вот бы ей сказать: приходи вечером коньяк пить! Они же думают, что новый человек — это такой барбос, которому не бывает ни грустно, ни весело, вместо сердца у него подметки из синтетической резины… Впрочем, я ничего не знаю о новом человеке. Я СОР… Вот что, разыщи мне в книжках «Анну Каренину» и уходи спать.
Стук в дверь: раз, другой. Входит Софья.
Софья (долго смотрит на Гая, подняла с пола полотенце). Чисто русский вид. Спой, Гай… Запой, а я послушаю.
Максим ушел.
Гай. Не ругайся… Такое дело, тетя Соня. По ночам один, при лампе, я пью коньяк и засыпаю. Просплю два часа, спущу ноги, а они трезвые, и опять не хочу спать… Мой друг, мне страшно! Я спаиваю себя, и никто об этом не знает.
Софья. Бабу тебе надо. Весна. Ясно. Чего тут петь стихи? Найди себе бабу.
Гай. Неуживчивый я… Отчего я такой неуживчивый? С Эллой не мог ужиться. Не могу видеть выдуманных баб!.. Нашел другую. Ты ее знаешь…