Читать интересную книгу Мой друг - Николай Погодин

Елкин. Кондаков, ты свободен. Иди и почитай, углубись.

Кондаков ушел.

Товарищ Андрон, ты болен, тебя положили в больницу, а ты пришел в партийный комитет. Нехорошо, товарищ Андрон, так ставить вопрос, тем более что в одном белье. У нас принципиальные разногласия по практическим вопросам, а ты с температурой шельмуешь Кондакова. Кондаков — хороший парень, а ты недисциплинированный товарищ, если убежал из больницы дискредитировать мою линию.

Андрон. Мне Гая нужно.

Елкин. Почему ты ушел из больницы?

Андрон. Мне Гая надо. Уже нету? Уже добились? Уже ликуете? А я в больницу не пойду! Меня в женскую палату положили. Не могу я один с бабами жить.

Елкин. Взрослый ты или дитя? Сам знаешь, мест у нас нет, положили пока в гинекологическое, где свободнее.

Андрон. Там одни бабы. Они чорт те что говорят!

Елкин. А ты отвернись. Ты больной.

Андрон. Они ногами ботают… Песни поют… Мы, говорят, тебя в бабу омолодим… А одна курицей кричит. Я Гаю скажу, как она, по твоему наущению, курицей у меня перед глазами ногами ботает.

Вошли врач и сиделки.

Сиделка. Вот он, летун. Я в окно видела.

Врач. Кладите на носилки. Андрея. Гай вам не даст зажимать самокритику!.. Доктор, что ты со мной делаешь?.. Опять к бабам? Они ногами ботают.

Врач. Товарищ Андрон, мы тебя женим на молодой. Накройте. У него около сорока. Ах, беда, беда! Убегает. Гая ищет.

Елкин. Что у наго?

Врач. Брюшняк. (Уходит в сопровождении сиделок.)

Елкин. До чего доведут Андрона его заблуждения! Заблуждался бы интеллигент, а то ведь природный рабочий.

Вошел Белковский, он с дороги.

С поезда? Да? Здравствуй! Садись! Ждем!

Белковский. С поезда.

Елкин. Рассказывай.

Молчание.

Может, чаю? Или что?

Белковский. Подлец я, Сеня, перед тобой! Жалкий трус и негодяй!

Елкин. Что ты, Коля, тоже болен?

Белковский. Круглый я подлец! Мочалка, дермо!.. Когда я застрелюсь? Когда я уничтожу это сердце, которое ниже всякой критики? Я плакал один в мягком вагоне. Что я сделал? Я за твоей спиной раскрыл объятия Гаю под напором встречи с ним. А там я сказал, что я и ты… то есть не ты, а я… Одним словом, Гая оставили, мне предупреждение, а тебе…

Елкин. Извините, Коля! Извините, Николай… как вас?.. Простите меня, мы — с глазу на глаз. Основной уничтожающий материал был ваш.

Белковский. И ваш, Семен Петрович, и ваш.

Елкин. Нашего, Коля, было двадцать пять процентов.

Белковский. Дели пополам. На какого чорта теперь хвост суешь?

Елкин. Хорошо. Но как же ты мог отступить? Не понимаю! Может, ты, Коля, так сказать, в борьбе немного преувеличил?

Белковский. Дели пополам… Так крепко начать, так крепко развить энергию — и сразу в бездну… Подлец я перед тобой! Ничего не знаю. Мне тяжело… На, читай. Я болен. Промучился трое суток. Прости меня, Сеня. (Ушел.)

Елкин (вскрыл пакет, читает). А… Это не шутка… (Читает.) «Утрачена принципиальная большевистская линия». Точка. Принципиальная? Тысячу раз читал, намеками выспрашивал у старших товарищей на партийных конференциях, словари покупал — и ни за что не мог понять, что это такое принципиальная линия. Измучился! Принципиальная? Не знаю… Режь — не знаю (Читает.) «Строгий выговор…» И мне строгий выговор. (Читает.) «…за подмену хозяйственного руководства и по оценке склочничества, и… руководство не насаждает здоровых методов соревнования»… Я не организую соревнования? Когда только третьего дня… Вы вспомните, что было третьего дня у монтажников. Я сам выступил с докладом. Я всех зажег…

Пока говорит, над ним возникает пантомима — сцена у монтажников.

Бригадир Иван Граммофонов клялся…

Бригадир Иван Граммофонов пантомимически клянется.

Елкин. Его сейчас же снял фотограф местной газеты…

Фотограф при вспышке магния снимает клянущегося Ивана Граммофонова.

Какой был подъем!

Машут руки, летят шапки.

Пели…

Участники пантомимы поют революционную песню. А на сцене уже нет Елхина, нет обстановки его кабинета. Пантомима переключается в новую картину — в один из цехов завода. Лежит Иван Граммофонов, лежат бригадиры правильными рядами.

Граммофонов (запевает).

Ой-ой-ой-ой!Я тебе споюПро ее…

(Рассматривает газету.) Неприятная вышла физиономия! Глаза косые и лоб длинный. Не нравится!.. На Урале меня снимали в профиль. Выразительнее получилось. В Ленинграде хороший снимок был. Брови круглые. Но в Туле, подлецы, напечатали на позор потомству. Тогда и жена от меня ушла.

Первый бригадир. Сколько раз твою карточку в газетах печатали?

Граммофонов. Пять раз. В альбомы клеим. У кого трудовой список, а мы ударными карточками за себя отвечаем. Шестой раз теперь напечатали. Как до дюжины дойду — во ВЦИК пошлю в обмен на орден.

Вася. Человек на хозяйственный расчет перешел. Красивая жизнь!

Второй бригадир. Что же мы теперь будем делать, хлопцы?

Вошла работница Лида.

Лида. Красавчики ударные! Натрепались?

Вася. Натрепались. Факт.

Лида. До того много обязательств на себя понабрали, что ноги вас не держат. Сели?

Вася. Сели. Факт.

Лида. Штаны синие получили?

Вася. Получили. Факт.

Лида. Пайки получаете?

Вася. Получаем. Факт.

Лида. Жулики вы, а не ударники! Жизнь положу для нашего разоблачения! Так и помните!

Голос (сверху). Даем!

Граммофонов. Берем!

Лида. Вы посмотрите, вот артисты! Вознеслись, как архангелы. Может быть, они какие-нибудь фокусники или они пьяные?.. Нет, они не пьяные, а двусмысленные гады! Вот что.

Наверху происходит невидимая для зрителя работа. Бригадиры спустились.

Граммофонов. Вот за что нас в газетах печатают.

Вася. Ты, тетя, не туда попала. Мы есть самые надежные подпорки социализма.

Лида. Может быть, вы и подпорки, я не спорю, но все равно вы трепачи. (Ушла.)

Вася. Вредная баба! И зачем баб к строительству социализма подпускают? Везде они кляузничают.

Граммофонов. Пускай! Я человек бронированный. Захочу — оклеюсь своими портретами, — возьми меня!

Вася. Замри, Граммофонов! Главный инженер идет, господин Ладыгин, фигура двадцатого века.

Вошел Ладыгин.

Ладыгин. Ну, друг, когда же ты нам краны установишь?

Граммофонов. Так считаю, через месяц.

Ладыгин. Батя! (Смех.) Опытный человек — считать не умеешь. Я же знаю, что не раньше чем через семьдесят дней.

Граммофонов. Ну, через семьдесят дней.

Ладыгин. А врешь…

Граммофонов. Да уж так у нас тут повелось. Мне приказывают, я и вру.

Ладыгин. Надо говорить точно.

Граммофонов. Слушаю-с!

Ладыгин ушел.

И чорт с тобой!

Вася. Замри, Граммофонов! Монаенков идет. Красиво жить с нашими руководителями.

Вошел Монаенков.

Монаенков. Ну, ребята, когда же мы краны установим?

Граммофонов. Так считаю, через семьдесят дней.

Монаенков. Дружище! (Смех.) Опытный человек — считать не умеешь. Я же знаю, что через пятнадцать дней.

Граммофонов. Ну, через пятнадцать дней.

Монаенков. А врешь…

Граммофонов. Да уж так у нас тут повелось. Мне приказывают, я и вру.

Монаенков. Надо говорить точно. Граммофонов. Слушаю-с!

Монаенков ушел.

Ну, и чорт с тобой!

Вася. Одни за Елкина, другие против Елкина. Белковский против Гая, а Гай против всех.

Граммофонов. И каждый бюрократ призывает в свидетели пролетариат. Вы говорите — я трепач. А это не трепачи? У них и учимся. А они — у Елкиных. Цепочка, дети, цепочка!