— Эй, красотка, — шепчет мне один из группы. Высокий, худой, с длинными гладкими черными волосами и черной подводкой вокруг глаз. На шее у него шипастый ошейник и он весь в коже.
— Проходи мимо, мальчик, — шиплю я и заставляю глаза гореть некромантской магией.
Они бросают мне в спину едкие пошлые смешки. Но быстро отстают, потому что я ухожу к дому. А ещё потому что ко мне тут же радостно пристает второй цербер. Если первого я ещё могу назвать крутым… то второй… я экспериментировала. Это тощее трехголовое создание. Злое и диковатое. Это три измененных уиппета. Он бегает как дикий, дерет деревья только в путь, вечно по привычке трясётся от холода, хотя не чувствует его. Поэтому я оставила его маме.
— Эй! Продай его нам, а? — кричат мне вслед металлисты.
— Вам этот дурень не по зубам! — улыбаясь, оборачиваюсь я.
— Сколько за нового возьмешь? Ты ведь Фаола? Это твой цербер? — спрашивает длинноволосый.
В итоге я беру у него визитку и сую я карман жакета. Деньги не повредят.
Цербера отпустила дальше болтаться по территории и вошла в дом. Где-то что-то громыхало и брякало.
На первом этаже кроме зомби-слуг никого. На вопрос «а где?» они медленно указывают наверх. На втором этаже тоже пусто. Зомби, пылесосит толстые ковры и опять указывает мне вверх. Чердак.
— Мама! — зову я, поднимаясь по крутой лестнице.
— Где-то же здесь должна быть эта штука! Твоя бабка была ужасной неряхой! Как можно было свалить мусор, старую одежду и артефакты в одну коробку?! — отзывается Урсула. — Где эта дрянь…
Моя мать в черном строгом платье роется в огромном сундуке. Другие рядом уже тоже открыты и выпотрошены. Коробки перевернуты, везде старые шмотки и пахнет сыростью. Мда. Седые волосы Урсулы выбились из идеальной прически.
— Сволочь, — выдыхает она выпрямившись.
— Кто? — уточняю я, сложив руки на груди.
— Все, — рычит мать, смерив меня сдержанным взглядом и деловито вздохнув. — Ты, Вердер и ваш общий дружок. Ты новости-то не читаешь?
Я хлопнула по карману жакета. Телефон остался либо в магазине, либо в машине. В машине, наверняка.
— Пояснишь?
— Магистр объявил вознаграждение на кровь Рафаэля Асэрры, — по тону голоса матери я не могу понять злиться она или радуется. — А я не могу найти чертов стилет Эльдоры.
— Мам, подробней, — я подхожу к одному из сундуков, брезгливо приподнимаю какие-то пыльные старые кружева. Раньше они были белыми - теперь от времени пожелтели.
— Стилет. Кровь выродка Ассэры горит, он не отпускает демона. Эльдора с Вердером сделали два клинка в свое время. Вот… где-то здесь долбаный стилет, он обходит демона и вонзается в человека. Следовательно… надо его найти, — Урсула легко сдвигает один сундук ногой и открывает следующий.
— А большое вознаграждение?
— А что? — мать поднимается и внимательно смотрит на меня синими глазами. Такими же как у меня. — Вознаграждение - восстановление нашей с тобой и без того хреновой репутации. Видела с кем приходится работать в нынешнее время? Даже полиция перестала заглядывать, а городская администрация неплохо платила…
— Зачем всем так нужна кровь Рафаэля? Чего в ней такого? — я присаживаюсь на один из сундуков и упираюсь каблуками в дощатый пол.
— Она вернет стихию людям, не спрашивай, просто это надо сделать. Вернешь им магию, и ублюдки успокоятся, — в устах матери «ублюдки» и «люди» звучит примерно одинаково спокойно. У матери особая способность максимально мягко и даже с добротой в голосе называть человека, например, «мразью» и тот даже не сразу поймет, что его только что оскорбили, а не похвалили.
Она выбрасывает с методичной точностью из сундука старые книги, пожелтевшую одежду, какие-то игрушки и вещи. Возможно, часть из этого - артефакты ещё времен войны. Но лучше не проверять.
— Он сказал, что родственники Эльдоры не должны дышать и ходить по этой земле, — говорю я, глядя на тот бардак, который устраивает мать. У зомби сегодня будет много работы.
— Кто «он»? — не поворачиваясь, спрашивает Урсула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Рафаэль.
Мать останавливает и удивленно смотрит на меня.
— Он тебя опять убил? Где вы умудрились встретиться?
— Нет, не убил, — мотаю головой.
— И кость Синего Древа Геррии ещё в тебе… — задумчиво говорит мать.
— Мам, — я смотрю на сундук, над которым она стоит. Среди каких-то бумаг и тряпок торчит белая рукоять. Урсула следит за моим взглядом и рывком вынимает стилет. И я понимаю, что рукоять у него не белая, а стеклянная, полая. Клинок скрыт в простых темных кожаных ножнах.
Урсула протягивает его мне рукоятью вперед.
— Действует примерно как шприц, надо только проколоть кожу. А после... главное выжить, если он заметит.
— И как предлагаешь это сделать?
— Девочка моя, — мягко говорит Урсула, уперев руки в бока и отставив одну ногу. — Ты ведь ещё дышишь по какой-то причине. И я дышу. И даже Вердер. У этого… я даже ругательство не могу подобрать, явно есть какой-то план. Вердер, конечно, жив, потому что скрывается, его уже два дня никто не видел…
— Однако вечер дочери он устроит, — заметила я, разглядывая стилет. Маленький, чуть длиннее ладони, в сумку поместится. Или можно заменить призыв копья на него…
— День рождения дочери - это приманка, ведь Вердер всем обещает большие деньги за кровь Асэрры. Он опять его провоцирует. Даже если Рафаэль перекрошит всех, кто нападет на него - что ему останется? Ему больше не жить в этом мире и, мне кажется, только поэтому Жерред ещё не полон разлагающихся трупов — он это понимает. Хотя, кто ж его знает, этого психа. Но я бы поскорей избавилась от него — он мешает всем жить, — седая бровь Урсулы ползет вверх. — А ты зовешь этого мужчину по имени так, будто давно его знаешь. Скажи-ка имя «Рафаэль», глядя мне в глаза.
— Рафаэль.
Моё лицо отказывается мне подчиняться, и я еле сдерживаю улыбку.
— Фаола, какого хрена?! — взрывается мать и её глаза разгораются синим отблеском магии. — Ты ударилась головой?!
— Не понимаю о чем ты, — вот теперь я отвечаю и максимально слежу за выражением лица. — Спасибо за стилет.
Я крепко сжимая полую рукоять разворачиваюсь и ухожу.
— Зная тебя, моя безумная дочь, раз уж твоя крыша поехала прочь, тебя не остановить. Советую на вечер Вердера надеть платье с вырезом побольше, — бросает мне в спину Урсула.
Мой каблук зацепляется за трещину в старой деревянной ступени, и я падаю на задницу, крепко сжимая стилет. Откуда она знает, что я и так собиралась это сделать?
Правда… надо не забывать о том, что этот вечер вообще может очень плохо кончиться… Потому что мне эта затея не нравилась. Я ещё помню, чем закончилось нападение на Рафаэля возле парка в первую ночь.Нравится книга? Подпишитесь на меня, чтобы узнавать первыми о следующих новинках автора и скидках :)
Глава 4.2
Весь следующий день я себе места не находила. Утром занялась лапой цербера в квартире. Даже смоталась на кладбище и упокоила мертвецов, что помогали раскапывать могилу… Рафаэля. Смотритель кладбища обещает мне адские кары за такой обращение с мертвыми.
Остаток дня я звонила и писала в Пожарную Службу города, но меня технично игнорировали. А ещё на мой домашний адрес пришло письмо о проверке моего бизнеса Налоговой Службой… А партия товара "вдруг" задержалась у поставщика.
Поэтому сейчас я задумчиво разглядываю визитку музыкантов. Похоже, пора проведать кладбище домашних животных? Правда, последнее время всё больше хозяев отвозят мертвых питомцев в крематории…
Время поджимало. Идея с вечером у магистра мне не нравится, и я начинаю волноваться.
Ехала в такси, закутавшись в черное меховое манто, потому что на улице вместо дождя сегодня пошла снежная морось.
Зал, который снимала семья Вердера, оказался полностью заполнен людьми. Сдав манто в гардероб, медленно выдыхаю. Прохладно, шелковое платье холодит кожу, открытая спина, закрытое декольте, но два выреза по бокам, которые полностью открывают мои ноги. На губах красная помада оттенка кармин. Я стучу шпильками по мрамору и вхожу.