дом, где нас поджидает Самира.
— Малыш уснул, — говорит она с какой— то робостью. — Мурад, я хотела бы принести тебе свои соболезнования. Не выразить словами, как мне жаль и как будет не хватать Луизы! Она была мне верной подругой.
— Спасибо, — киваю ей. — Если не возражаете, я бы хотел отдохнуть. Вечером нужно будет забрать тело.
— Конечно, сынок, иди, — гладит меня по руке мама.
— Я уложила Амира у тети, так что он не будет тебе мешать, — уточняет Самира.
Я снова киваю ей и иду в свою спальню. На самом деле я не устал, но мне так не хочется сейчас находиться в обществе других людей, терпеть их жалость. Это слишком сложно, слишком болезненно. Всего просто слишком.
Глава 6
— Давай пельмешек, не капризничай, — уговариваю я малыша, который никак не хочет брать бутылочку.
Выплевывает соску изо рта, разбрызгивая смесь по лицу, и отворачивается, маленький негодник!
— Оставь, Мира. Значит, он не голоден, — говорит тетя.
— Но он ел три часа назад! Разве не пора снова проголодаться?
Я практически в отчаянии. За ту неделю, что прошла с момента похорон Луизы, Амир был на нашем с тетей попечении. В первые дни он плакал почти все время, когда бодрствовал, но постепенно привык к тому, что теперь питается только смесью из бутылочки. И вот, сегодня снова упрямится. Не знаю даже, что с ним делать.
— Плохой пельмеш! — отчитываю мелкого привереду, а он в ответ только улыбается беззубым ртом, испачканным в белой жидкости.
Быстро вытираю его влажной салфеткой и даю уже обычную соску— пустышку, которую тот с энтузиазмом сосет, глядя на меня большими карими глазками.
— Не смотри на меня так, месье Бархатные глазки! Вот похудеешь и можешь не надеяться, что я буду и дальше всем говорить, что ты самый хорошенький мальчик на свете. Ты же мой пельмеш! Держи марку, малыш.
— Сумасшедшая девчонка, — качает головой тетя, впервые за эти дни улыбаясь мне. — Мурад еще не проснулся?
— Не знаю, он не выходил из спальни, — пожимаю плечами.
Тетя смотрит на часы, которые показывают одиннадцать утра, и тяжело вздыхает. Я понимаю, что она беспокоится за своего сына, но думаю, ему просто нужно немного пространства. Люди по— разному проживают свое горе.
Не понимаю только, как Мурад собирается справляться с Амирчиком, учитывая, что уезжает он уже послезавтра, а всю неделю за ребенком присматривали мы с тетей. Мне даже пришлось взять отпуск на работе, благо отпустили сразу, хоть и были недовольны этим фактом.
— Я не знаю, что он собирается делать с моим внуком, — говорит мне тетя. — Поговорю с ним сегодня об этом. Дети должны расти с родителями, но в нашем случае Амиру было бы лучше здесь, со мной. В этой Москве у нас ни одного родственника, а Мурад целый день на работе. Ребенок постоянно будет с няней, без надзора. Это никуда не годится.
— Разве ты справишься с ним? — обеспокоенно спрашиваю я.
Конечно, я не возражаю против того, чтобы пельмешек жил с нами, но я ведь тоже работаю, а у тети проблемы со здоровьем.
— Мы можем нанять няню здесь, чтобы была под моим надзором, — вслух размышляет она. — Но я, конечно, сначала послушаю, что скажет Мурад и только потом предложу. Мой сын не из тех мужчин, кто женится снова, едва похоронив жену, а Амир — ребенок и ему нужна любовь и женская забота, которую отец дать не сможет. Если малыш останется тут, то у него будем мы с тобой, чтобы учить и воспитывать. С другой стороны, если Мурад останется в Москве совсем один, без семьи, то что будет с ним? Мне так жалко его, Мира, он сам не свой. Не знаю даже, как правильнее будет поступить.
— Пусть он сам решит, тетя, — говорю ей. — Все— таки, именно он родитель Амира и должен понимать, как для него будет лучше.
Я перевожу взгляд на заснувшего малыша и аккуратно глажу его по крошечной ножке в горчичном носочке. Быть родителем непросто. Я перелопатила весь интернет, чтобы понимать, как правильно ухаживать за младенцами. Как купать, чем можно мыть его бутылочки, как часто кормить и что делать, если он плачет. Тетя говорила, что в ее времена все было по— другому, поэтому подсказать она могла разве что возможные причины недовольства Амира, заключающиеся либо в коликах, либо в прорезывающихся зубках, хотя ему всего— то три месяца. Не знаю, сумеет ли, да и захочет ли узнавать и справляться со всем этим Мурад. Скорее всего действительно наймет няню с проживанием, если увезет его отсюда.
Вечером, пока я купаю пельмеша, тетя предлагает сыну вместе выпить чай и поговорить. Я понимаю, что она заведет с ним тот самый разговор и мое присутствие при этом не нужно, поэтому, подавив любопытство, набираю в ванну воду и даю малышу от души насладиться, так как этот маленький мальчик на удивление сильно любит купаться.
— Ты мой идеальный, белоснежный, пухленький пельмешек! — приговариваю, пока вытираю его полотенцем в спальне тети, уложив на ее кровать и слегка щекоча кругленький животик. — Так бы и съела!
Пельмеш довольно улыбается, суча ножками.
— Кто у нас тут хороший мальчик, а? Ты искупался, нагулял аппетит и теперь съешь всю свою бутылочку, да? Ты ведь не разочаруешь свою любимую тетушку Миру, правда?
— Кх— х— х… — пускает пузыри месье Слюнтяй.
Я одеваю его в белый спальный комбинезон с голубыми и серыми котиками, а потом одеваю шапочку на круглую головку с редкими темными волосиками. Ну просто прелесть!
— Хоть сейчас в рекламу подгузников, тебя бы с руками оторвали, — делаю комплимент малышу, радуясь, что угадала с размером.
Мурад привез с собой совсем мало вещей, так что мы с тетей основательно закупились в детских магазинах всем необходимым для малыша. Включая мимимишную одежку.
— Давай, кушай и не капризничай, — даю ему заранее приготовленную бутылочку и на этот раз пельмеш меня радует, выдувая все до конца. — Ты ж моя умница!
Дав ребенку отрыгнуть, несу его в гостиную и сажусь