Народу вокруг было — пропасть! И все куда-то шли, спешили, непонятно как умудряясь не сталкиваться между собой. Чисто муравейник. Однако, деваться некуда, и ему тоже нужно идти. У кого бы спросить только, как добраться до этого самого переулка? Адрес у Феди был записан на листочке бумаги, который он, чтобы не потерять, завернул в чистую тряпицу и положил за пазуху.
— Куда прикажете, ваше степенство? — улыбаясь во весь рот, крикнул с облучка краснощекий извозчик в лаковом цилиндре и добротной шубе. — Только скажите, мигом домчим!
— А до Мошкова переулка, к примеру, сколько будет? — осторожно поинтересовался парень, по простоте принявший это предложение на свой счет.
— Сущие пустяки, господин хороший. За пятерку домчим со всем нашим удовольствием!
— Сколько? — задохнулся Фёдор от несуразности запрошенной суммы.
— А ну посторонись, деревенщина! — басом рыкнул господин в богатой шубе и бобровой шапке.
Отскочивший в сторону от испуга Федя, едва не растянулся под всеобщий смех, а напугавший его купчина плюхнулся в возок и велел кучеру: — Трогай!
— Куда же ты, сиволапый, со свиным рылом в калашный ряд лезешь? — почти сочувственно поинтересовался непонятно откуда взявшийся городовой.
— Так я это, — только и смог ответить парень, разводя руками.
— А пачпорт у тебя имеется?
— Конечно, — засуетился тот и полез за пазуху, отчего пола нагольного полушубка распахнулась, открыв внимательному взгляду полицейского георгиевский крест и медаль на потрепанном мундире.
— Воевал?
— Так точно! Сто тридцать восьмого Болховского полка ефрейтор Шматов.
— Демобилизован?
— Вчистую.
— А в Мошков переулок тебе за какой надобностью?
— Друг у меня там проживает. Звал к себе, обещался с местом помочь.
— Друг, говоришь, — насторожился страж порядка.
— Ага. Воевали вместе.
— Тоже кавалер?
— Бери выше, бантист!
— Ишь ты. Тогда понятно, как он в таком месте поселился. Швейцаром должно или ещё кем…
— Не знаю, господин городовой.
— И города тоже не знаешь?
— Как есть, не знаю!
— Тогда слушай. Ступай во-о-он туда. Там извозчики попроще стоят. К лихачам не суйся, у тебя на них всё одно не хватит. Сторгуй кого-нибудь вашего крестьянского звания. И смотри, больше двугривенного не давай!
— Благодарствую, — поклонился парень, и, подхватив свой мешок, бросился куда было указано.
— Вот тюха, — с усмешкой подкрутил ус полицейский. — А ещё кавалер!
Последовав совету, Шматов вскоре добрался до нужного ему адреса и с опаской вошел во двор. То, что простым людям в парадное лучше не соваться, потому как не про них этот вход, он уже знал. Чай, не совсем дурак. И тут же наткнулся на коренастого круглолицего татарина, чистившего снег деревянной лопатой.
— Тебе чего? — поинтересовался тот и расплывшись в улыбке, отчего и без того узкие глаза превратились в щелочки.
— Мне бы товарища повидать, — робко спросил Федя. — Живет он здесь…
— Какого товарища?
— Графа…
— Что-то ты напутал, парень. Я в этом доме всех знаю, не живет тут графов. Подполковник есть. Колежский советник тоже есть. Купцы первой и второй гильдий. Опять же. Был, правда, барон, но помер года три назад, а вот графов с князьями нету.
— Ой, — чертыхнулся про себя Шматов. — Граф, это прозвище, а фамилие его, Будищев.
— Дмитрий Николаевич? — изумился татарин.
— Ага. Митька… в смысле, Дмитрий.
— Эх ты, валенки! — покачал головой дворник и, отставив в сторону лопату, велел: — Ступай за мной, провожу.
Поднявшись на второй этаж, провожатый скинул варежку и ткнул заросший рыжими волосами палец в какую-то диковинную кнопку на стене. Раздалась резкая трель, отчего Федька вздрогнул и едва удержался от желания перекреститься. Обитая коричневой кожей дверь бесшумно отворилась и на пороге появилась какая-то очень красивая барышня.
— Что случилось, Ахмет?
— Да вот, Степанида Филипповна, человек господина Будищева спрашивает.
— Доброго здоровичка, — поклонился Федор, стянув с головы треух.
— Здравствуйте. Только Дмитрия Николаевича теперь нет.
— Вот незадача, — огорчился Шматов. — А скоро ли будет?
— Не знаю. А вы по какому делу?
— Да повидаться хотел…
— Вы знакомы?
— Стеша, кто там? — спросила барышню подошедшая из глубины квартиры дама, и, выглянув наружу, удивленно воскликнула: — Федя?
— Госпожа Берг, — расплылся в счастливой улыбке парень. — Так точно, я это.
— Вы его знаете? — уточнил всё ещё сомневающийся дворник.
— Ну, конечно! Это же Федя Шматов. Они вместе с Дмитрием Николаевичем служили в Болховском полку. Феденька, заходи! Только валенки свои отряхни веником, пожалуйста.
Заявившийся примерно через час Будищев, казалось, совсем не удивился появлению армейского приятеля.
— Здорово, дружище! — весело воскликнул он, крепко обнимая Федьку. — Ну что, не замордовали тебя на службе?
— Не-а, — улыбнулся во весь рот Шматов. — В Болгарии хорошо было, а как нас в Рассею вернули, так и срок мой вышел. Демобилизовали.
— Добро, коли так, — усмехнулся Дмитрий и обернувшись к своим женщинам спросил: — Красавицы, вы нас кормить сегодня будете? А то я устал как чёрт, да и замерз к тому же.
Напоминание, впрочем, оказалось излишним, поскольку Геся и Стеша уже суетились, накрывая круглый стол посреди гостиной. Завидев супницу, из которой доносился аромат щей, фаянсовые миски и мельхиоровые столовые приборы, Федька оробел и не знал, куда себя девать. Но гостеприимный хозяин, не обращая внимания на его стеснение, усадил однополчанина рядом с собой и тут же наполнил хрустальные рюмки водкой из запотевшего графинчика.
— Давайте, за встречу!
Все кроме Степаниды и Семёна, которым выпивка не полагалась по малолетству, дружно выпили.
— Хороша! — крякнул Будищев, и, заметив выразительный взгляд Геси, с хитрой улыбкой добавил, — особенно с мороза.
— Это верно, — поддакнул порозовевший Шматов.
— Кушайте, пожалуйста, — налила ему полную тарелку Стеша и, вернув половник в супницу, присела рядом с усилено работающим ложкой мальчишкой.
— Благодарствуйте, хозяюшка, — отозвался парень и принялся за еду.
Поскольку в доме Будищева все работали, приготовление пищи лежало на прислуге — улыбчивой вдове лет сорока пяти по имени Авдотья. Официально она числилась кухаркой, но вдобавок к заботам на кухне, закупала продукты, убиралась в доме и вообще вела хозяйство. Иногда ей помогала Степанида, да и Гедвига Генриховна, бывало, баловала своих домашних тельной закуской из сельди или запеканкой [18], но в основном та прекрасно справлялась сама, тем более что её хозяева были людьми непривередливыми.
— Знаменитые щи! Наваристые, — похвалил Федька с блаженной улыбкой.
— Это ты ещё солянки в исполнении нашей поварихи не пробовал, — заметил Дмитрий и пододвинул к приятелю рюмку, — давай, вздрогнем, и расскажешь, как там наши?
— Слава Богу, все живы, — начал обстоятельный рассказ Шматов. — Северьян Галеев на сверхсрочную остался, сказывали, уже в фельдфебели метит. Как чувствовал, что мы встретимся, велел кланяться. Степка Егоров, что артельщиком был, как и я демобилизовался. Говорил, трактир откроет.
— Этот сможет. А офицеры?
— По-разному. Их благородие господина Гаупта перевели в штаб, Михау тоже куда-то черт унёс. А вот Всеволод Михайлович служат ещё.
— Это ты про Гаршина, что ли? [19]
— Ага. Хороший офицер, с понятием. А вот господин Малышев в отставку подали.
— Понятно. А теперь расскажи, где ты шарахался до сих пор?
— Так домой в деревню отправился.
— И что там?
— Худо, — не стал скрывать Фёдор. — Мамка ещё прошлой зимой померла. Один я остался. Избенка без пригляду совсем худая стала, скотину мир разобрал, так что хозяйства почитай, что и нету. Я сперва на заработки подался в Рыбинск. А уж там барчука нашего встретил.