— Погодите, любезный, — прервал его Путилов. — Мне интересно, как это сформулирует ваш компаньон.
— Ну, а к кому ещё? — простодушно усмехнулся Будищев. — Вы и к Великому князю вхожи, и Государь вас ценит. Пока мы будем в передней ожидать, вы в любой кабинет ногой дверь откроете!
— Ха-ха-ха, — искренне рассмеялся предприниматель. — А вы прямолинейны, хотя при этом не лишены логики и известного шарма! Но ведь и в деньгах потеряете. Не боитесь?
— Треть от миллиона, — не задумываясь, отвечал Дмитрий, — это триста тридцать три тысячи, а сто процентов от нихрена — это нихрена!
— Согласен. И всё же, боюсь, без удачного военного опыта вашу митральезу будет трудно протолкнуть на вооружение.
— А я предлагал Владимиру Степановичу подарить Скобелеву пару наших пулеметов.
— Подарить?!
— Конечно! Он бы их все равно с собой в Среднюю Азию потащил. Ему помощь — нам реклама!
— А вы весьма оригинально мыслите, — похвалил Путилов и обернулся к Барановскому: — И что же вы отказались?
— Не всё так просто, Ваше Превосходительство, — смутился тот. — Эпопея с моими пушками со всей ясностью показала, что для успешных войсковых испытаний необходимы хорошо обученные расчеты, в совершенстве знающие вверенную им технику и, вместе с тем, хорошо представляющие себе, в чем новизна тактики применения оружия. Без этого, по меткому выражению, Дмитрия Николаевича, они будут «как обезьяна с гранатой»!
— Как вы сказали? — расхохотался Николай Иванович. — Нет, ей Богу, вы мне положительно нравитесь! Но зачем же дело стало?
— Так ведь единственный человек, досконально знающий и то и другое, это сам господин Будищев. А его в армию калачом не заманишь!
— «Калачом» такого молодца не заманить, — согласился Путилов. — А если чином?
— Ну и на кой это мне? — насторожился Дмитрий.
— Эх, молодой человек, — вздохнул умудренный опытом действительный статский советник. — Поверьте мне, в нашем с вами богоспасаемом отечестве, ещё очень долго судить о человеке будут не по его достоинствам, а по имеющемуся у него чину!
— Курица не птица — прапорщик не офицер!
— Верно, — не стал спорить Путилов, — только кто тогда унтер?
— Вообще никто, — скрипнул зубами Будищев.
— Вот именно! Так что, подумаете?
— А можно деньгами?
— Ха-ха-ха, — снова зашелся Николай Иванович. — Можно! Если докажете перспективность вашего, как вы сказали?
— Пулемета.
— Хорошее название! Русское и потому понятное. Так вот, если вы докажете перспективность вашего пулемета, это самым благоприятным способом скажется на вашем состоянии. Финансовом, разумеется.
— И вы сможете добиться принятия Дмитрия Николаевича на службу в офицерском чине? — недоверчиво спросил Барановский.
— У меня есть кое-какие возможности, — туманно ответил патриарх русской промышленности и загадочно улыбнулся.
Вернувшись в Петербург, Дмитрий буквально «атаковал» компаньона своим предложениями. Причем, они касались всех сторон их совместной деятельности, от гальванической мастерской, до пушек.
— Ну, сам посуди, Владимир Степанович, ты пушку военному ведомству продал?
— Да и все права у них.
— А какую пушку, напомни?
— Полевую скорострельную двух с половиной дюймовую, — начал тот, но Будищев сразу же его перебил:
— А ты им сделай точно такую же, но трехдюймовку!
— Но это же не честно!
— А начёт на тебя делать за снаряды, которые сами же и испохабили, честно?
— Это совсем другое…
— И я тебе совсем другое предлагаю. Вот помяни мое слово, будущее за семидесяти шести миллиметровыми пушками. И снарядов к ним нужно будет немерено! И с каждым разом они будут стоить все больше и больше.
— Положим, ты прав. Но казна уже выкупила у меня привилегию.
— Внеси изменения! Ствол чуть длиннее, затвор пусть в другую сторону открывается, станины раздвижные. Да мало ли, ты у нас инженер или где?
— Никак не привыкну к твоей манере общения! — обреченно вздохнул Барановский. — Но это лирика. Допустим, я сделаю так, как ты говоришь. Но приемка орудия на вооружение не такое простое дело. Нужно…
— Иметь лохматую лапу! — закончил за него компаньон.
— И где же мы такую найдем?
— Идем к Путилову!
— Ты серьезно?
— Как никогда! Круче него в этом бизнесе сейчас никого нет. И с великим князем они вась-вась! Если кто и протолкнет, твои пушки и наш пулемет на вооружение, так только он!
— Погоди, а ты понимаешь последствия? Ведь тогда надо брать Путилова в долю.
— Да и фиг с ним. Армия у нас большая и если с каждого проданного пулемета, он нам по десятке отстегнет, мы лет за десять в миллионщики выйдем. Причем продвижение и принятие на вооружение будет его геморроем, а не нашим. И это не считая экспорта!
— А мы чем будем заниматься?
— Счастливое будущее строить!
— В каком смысле?
— В прямом! Знаешь, что необходимо для счастливой жизни?
— Не уверен, — осторожно отвечал Барановский, обоснованно ожидая подвох.
— Электрификация и телефонизация всей страны! — внушительно ответил Будищев, скромно опустив советскую власть.
— Ты уверен?
— Зуб даю!
— Нет, это невыносимо. Ну как тебе не стыдно за этот ужасный жаргон?
— Эх, дорогой мой, — улыбнулся Дмитрий. — Невыносим только мой мозг, поскольку даже дражайшей Гедвиге Генриховне не получается его вынести!
— Кстати, как она?
— А что ей сделается? — отмахнулся компаньон. — Расширяет производство. Я для её мастерской ещё три зингеровские машинки выписал из Америки.
— Кланяйся ей, от нас с Паулиной Андреевной.
— Всенепременно! — шутовски поклонился Дмитрий, но тут же посерьезнел и испытующе взглянул на инженера. — Так что мы решили?
— Ладно, — сдался тот. — Попытка не пытка. Не верю я, что из этого выйдет что-то путное, но почему бы не попробовать.
Договорившись с Путиловым, Будищев распрощался с компаньоном и отправился домой. Вернувшись в Петербург, они с Гесей сняли небольшую но очень уютную квартирку в доходном доме в Мошковом переулке. Единственным ей неудобством был выход во двор, а не через парадное, что, впрочем, в глазах Будищева вполне компенсировалось более чем скромной по питерским меркам оплатой.
Гедвига Генриховна, как и следовало ожидать, имела на этот счет своё мнение, справедливо указывая, что почтенные господа не ходят в свое жилище через двор. Однако если подумать, это не имело никакого значения, поскольку клиентов она теперь принимала не на дому, а в собственной мастерской, весьма удачно расположенной между модным магазином и кондитерской.
Дела у неё в последнее время шли просто прекрасно. Если раньше услугами мадемуазель Берг пользовались в основном купчихи и жены средней руки чиновников, то теперь среди них все чаще встречались светские дамы самых лучших фамилий. Особенно хорошо шли некоторые предметы женского гардероба, скажем так, не предназначенные для всеобщего обозрения. Или попросту говоря, нижнее белье. Трудно сказать, откуда она брала свои идеи, но бюстгальтеры и укороченные дамские панталоны, вкупе с длинными чулками и комбинациями, пользовались немалым успехом. Злые языки даже говорили, что основными клиентками популярной модистки были звезды полусвета, сиречь, высокооплачиваемые куртизанки. Так это или нет, никто доподлинно не знал, а сама она вела дела с большим тактом и даже, я бы сказал, деликатностью.
— Господи, да я же со стыда сгорю! — округлила глаза очередная клиентка, глядя на манекен, во всей красе демонстрирующий новые веяния моды в женском неглиже. — Нет, я решительно не смогу это никому показать.
— Зачем же это кому-то показывать? — улыбнулась Геся. — Разве нельзя одеть это для себя, чтобы просто побаловать?
— Для себя?!
— Конечно! Что за, право же, предрассудок, будто женщины должны наряжаться исключительно для мужчин? Нет, надо радовать прежде всего себя!
— Вы думаете?
— Я знаю! Вы не поверите, как преображается женщина, когда надевает на себя подобный наряд! Да, его никто не видит, но она-то знает, что на ней! Ну, а если найдется достойный мужчина, то отчего же и не показать?