Читать интересную книгу Бедствие века. Коммунизм, нацизм и уникальность Катастрофы - Ален Безансон

Взятие власти коммунистической партией готовится путем чисто политической борьбы внутри нормальною политическою общества. Здесь партия упражняется в различных видах тактики, которые приведет в действие после своей победы. Например, «тактика салями» состоит в том, чтобы заключать союзы с некоммунистическими силами, заставляя союзника участвовать в ликвидации противников: сначала «крайне правых» при помощи всех левых; затем — умеренною крыла этих же левых, и так далее, вплоть до последнею «обрезка», которому остается лишь подчиниться и «объединиться», чтобы не быть ликвидированным в свою очередь. Этот профессионализм, включающий хитрость, терпение, рациональность в отношений поставленной цели, составляет превосходство ленинизма. Но речь идет только о разрушении — созидание невозможно, так как поставленная цель абсурдна.

Став своею рода диктатором, но не умея этого осознать, Ленин продолжал прилагать к самым зыбким обстоятельствам свои призрачные категории и принимал вытекающие из этою решения. Коммунистическая практика идет не за эстетическим вдохновением — она ежеминутно исходит из «научною» обсуждения. Лженаука заимствует у настоящей науки видимую наглядность и силлогизмы. Благодаря ей дело становится лишь еще более безумным, решения — еще более безжалостными, а поправки — еще более трудными, так как лженаука, не являясь эмпирической, не позволяет констатировать результаты опыта.

Мало-помалу разрушение распространяется и становится тотальным, приравниваясь, если использовать формулировку Бакунина, к творческой воле. В России оно прошло следующие этапы:

сначала уничтожение политического противника — правительственных и административных органов. Это было сделано во мгновение ока сразу после октябрьского переворота;

затем разрушение реальных или потенциальных очагов общественного сопротивления: партий, армии, профсоюзов, кооперации, университета, школы, академии, книгоиздательства, прессы.

Однако тут партия обнаруживает, что социализма как свободного и саморегулирующегося общества по-прежнему не существует и что для его наступления как никогда требуется принуждение. Между тем, согласно учению, существуют лишь две реальности: социализм и капитализм. Значит, реальность сливается с капитализмом, и на третьем этапе следует разрушить все, что реально: деревню, семью, остатки буржуазного образования, русский язык. Надо охватить контролем каждого отдельного человека, ставшего одиноким и безоружным после разрушения форм его жизни, навязать ему новый образ жизни, где он будет перевоспитан и выработает новые условные рефлексы. И наконец — ликвидировать скрытых врагов.

Неудача построения социализма внутри страны имеет причиной враждебное внешнее окружение. Оно представляет собой опасность самим своим существованием, какова бы ни была окраска этого враждебного спектра: буржуазная демократия, социал-демократия, фашизм. Значит, надо — на четвертом этапе — создать в каждой стране организации большевистского типа, коммунистические партии и центральный орган, Коминтерн, чтобы координировать их деятельность и обеспечить их соответствие модели, спущенной из центра. Когда по удачному стечению обстоятельств коммунизм получает возможность распространиться, новые зоны, присоединенные к «социалистическому лагерю», проходят аналогичные этапы разрушения.

И тем не менее на всем пространстве социалистического лагеря партия (голосом Сталина) констатирует, что капитализм силен как никогда. Он проникает в саму партию, распространяется в ней, и партия теряет свою праведность. Следовательно, вождю партии, и только ему одному, предстоит разрушить партию (пятый этап), чтобы совершенно заново создать из нее другую. Эта опасная операция требует нарастания культа вождя, который уподобляется нацистскому фюреру. Единожды сосредоточив в своем лице дух истории, как фюрер олицетворял дух «расы», он может себе позволить в своей блистательной изоляции и в «прямых» отношениях с массами ликвидировать их коллективного палача. Сталин однажды это сделал, не без оглядки на Гитлера и его «ночь длинных ножей» Он готовился проделать это второй раз (а заодно и отправить в ссылку всех евреев), когда его постигла смерть. Мао Цзэдун сделал это дважды: в момент «Большого скачка», а затем еще решительнее — во время «культурной революции»

Износ и саморазрушение

Доведенная до предела, чистая логика обеих систем подразумевает истребление всего населения Земли. Однако эта логика не применяется и не может применяться до победного конца.

Принцип коммунизма — все подчинить захвату и сохранению власти, потому что именно на власть ложится задача осуществления проекта. Чтобы сохранить власть, приходится щадить то, что необходимо для ее выживания.

Случается, разрушения наносят такой ущерб, что власть партии оказывается перед опасностью — нет, не всенародного восстания, его она умеет предупредить, но исчезновения человеческой материи, над которой она упражняется. Именно это наступало в конце «военного коммунизма»: Россия таяла, пропадала, и тогда Ленин предписал передышку нэпа.

Пока революция не победила в мировом масштабе, внешний мир, будь он даже сведен до крохотного островка, остается смертельной угрозой. Мыльный пузырь социалистического вымысла рискует лопнуть от одного факта его существования; и неважно, действительно ли он враждебен, как в целом был враждебен одно время под властью Гитлера, или желает лишь покоя и статус-кво, как желал этого.

Запад после победы над нацизмом. Чтобы держать реальный мир на расстоянии, а в случае надобности и уничтожить, в распоряжении партии должна быть реальная сила, а извлечь ее можно только из контролируемой партией реальности. Партия нуждается в минимуме реальной экономики, чтобы прокормить население, в минимуме технологии и промышленности, чтобы оснастить армию. Таким образом, выживают производители, техники, ученые. Партия не может отравить в «зазеркалье» все, что существует, так как сама тогда будет захвачена потоком произведенного ею небытия.

Наконец, последний этап — разрушение самой партии — сталкивается с инстинктом самосохранения. После великих чисток Сталина и Мао Цзэдуна партия устанавливает для себя гарантии и охранительные меры. Коммунисты больше не убивают коммунистов — жертвы лишь попадают в немилость.

В России именно с этого начался упадок системы. Партия стареет, потому что сохранение власти в конце концов отождествляется с сохранением постов и должностей. Тактика, выработанная в драматические времена, служит теперь только этому. На вершине власти медленно гниет Брежнев. Партия разлагается: она уже не предана безраздельно целям коммунизма, а хочет наслаждаться властью и богатством. Она выходит из ирреальности и возвращается в реальность, разоренную ее заботами, где можно найти в изобилии только примитивные безыскусные блага: водку, дачи и лимузины. Что касается народа, то он ютится в той доле реальности, которая ему всегда выделялась, обустраивает ее как может, теряет всякий интерес к строю, который уже не предлагает ему ни утешительного зрелища падения власть имущих, ни случая занять их место. Всеобщая деградация достигает вершин. Когда случайный щелчок обрушивает карточный домик, который мог бы обрушиться намного позже или намного раньше, перед нами открывается пост-коммунистический пейзаж: мафиози и полунищие, у которых больше нет энергии даже на воспоминания.

В Китае те, кто выжил в маоистских чистках, пошли другим путем. К нуждам чистой власти была подмешана задача развивать могущество КНР как таковое, и в мертвый коммунизм просочился живой национализм. Современники советского упадка, они пожалели о том, что подражали дурному образцу развития, в то время как другие части китайского и околокитайского мира с успехом следовали лучшему образцу Отсюда вытекает двусмысленный характер сегодняшней КНР: она находится в бурном развитии, но в то же время партия не ослабляет свою власть, и никто не знает, осталась ли эта партия коммунистической. По воле обстоятельств, сейчас остается один-единственный чисто коммунистический страной, который до сего дня продолжает отдавать предпочтение логике самоуничтожения, — Северная Корея.

* * *

Мы не знаем, как эволюционировал бы нацизм. Он не достиг своего зенита и был свержен на первых шагах своей экспансии. Разрушение политики при нацизме шло в ином порядке, нежели при советском коммунизме. Нацизм обратился к внешней реальности раньше, чем покончил с германским обществом. В то время как СССР предпочитал организованную подрывную работу, запланированный подрыв духа «внешнего» врага, а Красная Армия являлась лишь для того, чтобы утвердить политическую победу, нацизм немедленно прибег к войне. Война невероятно ускорила осуществление нацистских планов, но одновременно вызвала быстрое победоносное сопротивление во всем мире.