Читать интересную книгу Бедствие века. Коммунизм, нацизм и уникальность Катастрофы - Ален Безансон

Итак, лишь постольку, поскольку коммунистическая и нацистская власть воплощалась в реальных личностях, остатки политики сохранялись внутри партии, единственной выжившей реальной организации Политика сводилась к тому, что воображал Монтескье, описывая оттоманский или персидский двор, — к смеси ненависти и интриг между лицами и кланами на временное объединение в погоне за личной властью, причем этот сговор мог быть, а мог и не быть обоснован изменением партийной линии в рамках одной и той же общей политики. Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Сталин ставили одну и ту же цель — социализм; но надо было, чтобы кто-то один был верховным вождем. И в этой банке с пауками не прекращались предательства и убийства.

Утопия

Неутомимая, хитроумная, иногда лихорадочная деятельность руководящего центра не может расцениваться как политика, потому что подчинена осуществлению утопии.

Оба рассматриваемых строя ссылаются на мифическое прошлое, опираясь на которое они моделируют воображаемое будущее. Некогда были времена арийцев, которые были лучше всех по своей природе, — завтра арийцы вновь воцарятся и во главе встанут самые чистые. Коммунизм не столько стремится к реставрации прошлого — первобытнообщинного строя, сколько к его воспроизведению «на высшем уровне» Следовательно, огромное место в нем занимает старое понятие прогресса, унаследованное от эпохи Просвещения и драматизированное романтиками. Идея Маркса, но удачному выражению Раймона Арона, — движение от Руссо к Руссо через Сен-Симона, т. е. через технический и промышленный прогресс. Гитлеризм характеризуется волюнтаризмом: это демиургическое творчество воли, которая только и может восстановить благие джунгли в их биологическом равновесии. Ленинизм рассчитывает на ход истории, чтобы породить современную Аркадию (с электричеством и изобилием), Aufhebung [по Гегелю, «снятие», преобразование. — Здесь и далее в квадратных скобках прим. пер.] первобытной Аркадии. По ходом истории управляет партия — родовспомогательный инструмент. Волюнтаризм и здесь необходим, но его одновременно восхваляют и отвергают; потому что партия воплощает всего лишь осознанную необходимость, которую приравнивают (причем Ленин ссылается на Спинозу!) к свободе.

Между этим сказочным прошлым и идеальным будущим настоящее не имеет своей собственной ценности. Искусство политики, которое состоит в том, чтобы обустроить настоящее, заботливо управляя наследием прошлого, драгоценным и жизнеспособным, и руководствуясь краткосрочными прогнозами, — такое искусство не имеет никакого смысла ни для нацистского, ни для коммунистического руководства. Недавнее прошлое враждебно, настоящее — не идет в счет, все подчинено эсхатологическому будущему, конечным целям.

Безграничные цели нацизма

Следует задуматься над тем, имело ли поле деятельности и экспансии нацизма естественные пределы или было безграничным по природе. Политика умиротворения, проводившаяся Чемберленом, и в известной мере политика раздела, которой следовал Сталин в 1940 году, строились на предположении, что Гитлер может удовольствоваться тем, что получил. Не перечеркнул ли он Версальский договор, не захватил ли достаточно «восточных земель», чтобы ему хватило занятий на несколько лет? Он реорганизовал Германию, ликвидировал недееспособных, евреев, недочеловеков, и все-таки ему надо было идти дальше. Чтобы завоевать Польшу, он пошел на риск войны на Западе. Затем он пошел на риск мировой войны. Вероятно, он не видел, куда заводят em планы, но он принимал их последствия, словно движимый высшим роком, и неустанно возобновлял игру. Единственным партнером, с которым он мог бы достичь прочного раздела мира, был Сталин, который, наделяя Гитлера рассудительностью, аналогичной своей собственной, и сознавая естественную связь двух режимов, имел все основания гордиться заключенным союзом. Но Гитлер его предал, и Сталин так никогда и не понял, почему. Затем с непонятным легкомыслием Гитлер объявил войну США. С этого момента он играл партию, которая несла ему либо победу и мировую империю, либо поражение и полный крах Германии.

В этой войне нацизм открывал свое призвание, состоявшее в том, чтобы слой за слоем истребить все человечество. Чем больше мир ему сопротивлялся, тем очевиднее становилось противостояние арийца и еврея. Еврей выглядел показателем сопротивления осуществлению великого плана. Он заводил шашни с большевизмом, который становился «иудео-большевизмом», с капитализмом, становившимся «иудео-капитализмом» Следовательно, еврей растлил весь мир, все загрязнил, все «объевреил» Все человечество в целом нуждалось в очищении, а значит, в истреблении. Последние усилия Гитлера, как это показал Себастьен Хафнер (Sebastien HafFner. Un certain Adolf Hitler. Paris, Grassel, 1979, p.242), были направлены на такое управление неизбежным поражением, чтобы оно привело к полному разрушению Германии. Так, наступление в Арденнах, по истолкованию Хафнера, имело целью задержать наступление американцев, чтобы страна попала в советские руки. «Приказы о войне на уничтожение, отданные Гитлером 18 и 19 марта 1945 г., не были направлены на героический последний бой, как это было еще осенью 1944 года. Ради таких боев совершенно не имело смысла ни посылать тысячи немцев на смерть, в глубину страны, ни приказывать систематически разрушать все, что могло послужить самому скромному выживанию. Этот последний гитлеровский геноцид имел единственную цель — покарать немцев за их отказ добровольно пойти на героический последний бой, за отказ играть предназначенную им Гитлером роль. В глазах Гитлера это было преступлением, за которое полагалась смертная казнь. Народ, который не исполнял предназначенную ему роль, должен был умереть».

Однако нацистская структура командования, где все решает вождь, придает истории нацизма непредсказуемую поступь. Теоретически можно себе представить, что Гитлер мог договориться с Англией в 1939 г., удовлетворившись тем, что уступил ему Сталин. Но этого не произошло — он отказался строить нацизм «в одной отдельно взятой стране» Точно так же нацистская партия и эсэсовская империя не нуждались в том, чтобы подменять собою обычные центры инициативы немецкой промышленности, и без того послушные и дисциплинированные. Тем не менее они захватили командные рычаги, что внесло в работу Рейха на войну крайне вредную бесхозяйственность советского образца.

Переустройство мира могло производиться последовательными этапами, а сопровождающие его разрушения и уничтожения — следовать друг за другом в определенном порядке. Нацисты действительно использовали «тактику салями» (по выражению, приписываемому Ракоши), поскольку каждая раса, поначалу «уцелевшая», видела затем, что подходит ее очередь. Но очень быстро это движение обернулось всеобщей бойней. Нацисты не могли, как это сделал бы на их месте Сталин, пообещать Украине независимость, рассчитывая разобраться с ней после победы, — нет; им надо было предпринять немедленное истребление, что настроило украинцев против них. Причина этого «все разом», Будущего к краху, по-видимому, лежит в эстетизме доктрины. Гитлер с тал себя художником, а значит, человеком с печатью романтической эстетики гения. Гений, — писал Кант, — не может описать или научно показать, как он создает свое произведение (…), и поэтому автор произведения, которым он обязан своему гению, сам не знает; каким образом у него осуществляются идеи для этого, и не в его власти произвольно или по плану придумать их и сообщить их друг им в таких предписаниях, которые сделали бы и других способными создавать подобные же произведения» (Кант. Критика способности суждения, § 46. [Цит. по: Иммануил Кант. Сочинения. В 6 т. М., 1966. Т.5, с.323–324]). В силу этого Гитлер толком не знал, что он делает и откуда являются ему вдохновение и решения. Он видел себя прометеевским демиургом, и это опьянение частично сообщилось его народу. Он верил, что он — гениальный двигатель Volksgeist'a [народного духа] и что его приказы, поначалу осмотрительные, а затем безумные, даны свыше. Отсюда — то нетерпение и спешка, которых Сталин не мог понять. Отсюда же — иррациональность ведения войны. Несколько решений, предложенных em отличными генералами, могли бы позволить если не выиграть войну, то хотя бы остановить её на ничьей — при условии, опять-таки отсутствовавшем, что война преследует ограниченные цели. Вместо этого по вине Гитлера и em неистовою вагнерианства война была проиграна.

Безграничные цеди коммунизма

Коммунистический проект исходно тотален. Он устремлен в своем развитии к мировой революции, а в содержании — к радикальному преобразованию общества, культуры и самого человеческою существа. Но ради достижения этих чуждых разуму целей он разрешает использовать рациональные средства. Ленин во время войны был химерическим мечтателем, прикладывавшим к миру абстрактные понятия капитализма, империализма, оппортунизма и многих других «измов», которые, с его точки зрения, объясняли все. Он применял их как к Швейцарии, так и к Германии и России. Но когда он вернулся в Россию, em захват власти оказался в высшей степени строю «политическим» — в макиавеллиевском смысле слова.