«Этот господин уже в летах», — подумала Сесилия.
С этим человеком все было ясно: его застали врасплох, теперь уже ничто не могло его спасти.
Сесилии стало жаль его, тем не менее она не могла не задать Александру вопрос:
— Как мог Ханс променять тебя на него?
— Из-за денег, — спокойно ответил ее новоиспеченный муж. — Он получил кучу подарков.
«Значит, он попросту купил его, — подумала она, — тогда его не так и жаль».
Впрочем, она мыслила непоследовательно: Александр тоже был состоятельным человеком и мог делать подарки.
Дело этого иностранца и Ханса было проработано во всех подробностях. Но на этот раз оно затронуло и Александра Паладина, которого эти мужчины пытались увлечь за собой в пропасть. Александр объяснил Сесилии, что Ханс мотивирует все своей молодостью, утверждая, что его завлек и соблазнил этот пожилой человек. Со стороны юноши это было мошенничеством, но чисто по-человечески его можно было понять.
— Ты хочешь спасти Ханса? — шепнула она ему. На лице Александра появилась болезненная гримаса.
— Я не могу этого сделать. Но я попробую сделать так, чтобы он не лишился головы. Ведь он вел себя достаточно лояльно, утверждая, что просто бахвалился, говоря про меня этому человеку.
«Точнее говоря, Ханс отчаянно пытался нащупать твердую почву под ногами, чтобы спасти свою шкуру», — подумала Сесилия.
Однако она кивнула. Она смертельно боялась, что Александр будет допрошен раньше, чем она. Она попросила судью, чтобы сначала у нее взяли показания, поскольку ей нужно сообщить важные сведения. Она могла просить об этом, поскольку судья знал очень хорошо ее отца, нотариуса Дага Мейдена из Норвегии. У нее хватило нахальства выставить напоказ свое родство. Но она еще не знала, удовлетворят ли ее просьбу.
Если первым будут допрашивать Александра, он тут же все испортит. Он не сможет нарушить клятву и наверняка возьмет на себя вину за испорченность Ханса.
Этого не должно было произойти!
С тревогой слушала она показания свидетелей. Одни говорили об Александре Паладине как о настоящем мужчине и крупном военном стратеге, словно последнее могло иметь какое-то значение для хода дела. Другие же — но их было мало — утверждали, что он подчас ведет себя не так, как следует. Кое-кто видел, как Ханс Барт покидал утром его дом, — и Сесилия проклинала легкомыслие юноши. Она всем сердцем была на стороне мужа.
Потом вышла придворная дама, на которую она раньше не обращала внимания, и рассказала о многолетней и преданной дружбе Александра и Сесилии. Сесилии хотелось выбежать и обнять эту даму, скромно оставшуюся в тени, и она решила всеми способами отблагодарить ее.
Слуга Александра тепло отзывался о своем хозяине и решительно отрицал в нем какие бы то ни было отклонения.
«А ведь он нарушает клятву, — подумала она. — Ведь слуга-то все знает».
Он тоже сослался на длительную дружбу своего господина с его новоиспеченной женой.
Один придворный пояснил, что прошлым утром был с процессией в спальне новобрачных в Габриэльсхусе и готов засвидетельствовать, что фру Сесилия была целомудренной до того, как вошла туда, и что брак свершился той ночью.
Это прозвучало убедительно. И тут настала очередь Сесилии — перед Александром!
«Благодарю тебя, Господи, — подумала она, занимая место свидетеля. — Или, вернее, благодарю тебя, добрый судья!»
Назвав свое имя, она положила руку на Библию, ничуть не покраснев при этом, и судья спросил ее, как давно она знает Александра Паладина.
— Четыре с половиной года, Ваша честь, — сказала она, надеясь, что тот желает, чтобы к нему обращались именно так.
— И как долго он ухаживал за Вами?
— Мы были с ним хорошими друзьями все эти четыре с половиной года. Он ухаживал за мной почти все это время. Ведь ухаживание — долгий процесс…
— В таком случае, почему же он раньше не попросил Вашей руки?
— Мы часто говорили об этом, — тут же соврала Сесилия. — Но сначала я хотела побывать дома, чтобы подготовить своих родителей и заручиться их благословением. И Александр должен был попросить моей руки у моего отца. И вот недавно я побывала дома — впервые за все эти годы. И они с радостью приняли предложение маркграфа Паладина и выразили горячее желание принять его у себя как жениха. К сожалению, этого не получилось: вот-вот начнется война.
«Ты перевираешь все на свете, — с восхищением и страхом подумал Александр. — Ты борешься за меня, как львица!»
— Значит, вы вступили в брак по причине войны? — спросил следователь.
— Конечно! Мой муж отправляется через неделю в Хольстен, и никому не известно, когда он вернется назад.
— Значит, причиной этому послужило не судебное разбирательство?
— Это судебное дело для меня непонятно, — с раздражением произнесла Сесилия, — я не понимаю смысла обвинений, предъявляемых Александру, так же, как я не понимаю смысла слухов, которые до меня доходят. Их может распространять человек, желающий навредить ему. Возможно, это какая-то тщеславная женщина…
Среди придворных дам послышалось хихиканье. Всем было известно о попытке Кирстен Мунк соблазнить маркграфа. И далеко не все были в восторге от фру Кирстен. Друзей у нее было не так уж много — у такой высокомерной и болезненно-чувственной дамы.
Сесилия не знала, что это Суль борется в ней теперь за одного из своих близких. У нее было от Суль куда больше, чем она думала, и Александр, с изумлением смотрящий на свою жену, думал, как непохожа она на себя в этот миг. Она стояла, гордая и упрямая, выпрямив спину и сверкая глазами. Никогда еще он не видел ее такой красивой. Темно-рыжие волосы блестели в падающем из окна свете, кожа напоминала лепесток цветка, краски на лице были изысканными. Время от времени сверкали белизной ее зубы, когда она приподнимала верхнюю губу, словно разъяренная кошка.
«Она похожа на кошку!» — с удивлением подумал он. А ведь именно об этом она говорила ему в свадебную ночь.
Все в зале восхищались ее красотой.
К сожалению, теперь в ней проявились и вульгарные черты Суль. Она со страхом ощущала в себе сильнейшее желание обругать всех непристойными словами, и ей с трудом удавалось сдерживать себя. Прежде всего это касалось Ханса, которого она ненавидела такой смертельной ненавистью, что сама этого не могла понять. А также всех тех, кто наслаждался скандалом и надеялся на падение Александра.
Судья начал с другого конца:
— Вы знаете Ханса Барта?
— Конечно! Он наш хороший друг.
— Вам известно, что этот Ханс Барт ночевал у маркграфа?
— Конечно, известно, ведь я сама у него ночевала! Зал затаил дыхание, взгляд Александра забеспокоился, он не понимал, что у нее на уме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});