Читать интересную книгу Жизнь после жизни - Кейт Аткинсон

Миссис Доддс («Старая матушка Доддс», называла ее Бриджет, – можно было подумать, так начинался детский стишок) заварила для взрослых чай; Бриджет потом сказала – «жидкий, что овечья вода». Сама она любила заварку покрепче, «чтоб ложка в ней стояла». Ни Памела, ни Урсула так и не поняли, что такое овечья вода, но звучало это довольно интересно. Вооружившись половником, миссис Доддс подвинула к себе необъятный эмалированный кувшин и налила детям жирного парного молока, еще теплого, прямо из-под коровы. Урсулу затошнило. «Ишь раздобрилась», – прошипела миссис Доддс сыну, когда ей вручили банки с джемом, а Кларенс упрекнул: «Мама!» Душистый горошек она сунула Бриджет, и та стояла с букетом, как невеста, пока миссис Доддс не прикрикнула: «В воду поставь, тетеха!»

– Коврижку? – предложила мать Кларенса и раздала им тонкие ломтики имбирного пряника, на вид такого же сырого, как ее хибара. – На деток смотреть – душа радуется, – продолжила миссис Доддс, уставившись на Тедди, как на диковинного зверька.

Тедди рос покладистым ребенком: он с охотой соглашался и на парное молоко, и на сырое тесто. Памела, достав носовой платок, вытерла ему молочные усы. Урсула заподозрила, что миссис Доддс на самом-то деле совсем не рада видеть детей и, более того, что отношение к детям у нее такое же, как у миссис Гловер. Но Тедди, конечно, был исключением. К нему все хорошо относились. Даже Морис. Временами.

Заметив у Бриджет новый перстень, миссис Доддс потянула на себя ее палец, как отросток куриной кости-вилочки.

– Рубины с бриллиантами, – определила она. – Цены немалой.

– Да это осколочки, – возразила Бриджет. – Обыкновенная безделушка.

Девочки помогли Бриджет убрать со стола, оставив Тедди на попечение миссис Доддс. В судомойне при кухне была большая каменная раковина с насосом вместо крана. Бриджет сказала, что «в графстве Килкенни», где она выросла, воду приходилось носить из колодца. Букет она красиво разместила в старой жестянке из-под апельсинового джема и оставила на деревянной сушильной доске. Когда они вытерли столовые приборы тонким ветхим полотенцем (естественно, влажным), Кларенс предложил им прогуляться по усадьбе и заглянуть в обнесенный стеной сад.

– Нечего тебе туда ходить, сынок, – сказала ему миссис Доддс. – Только расстраиваться.

В стене была старая деревянная дверь. Она подалась не сразу; когда Кларенс навалился на нее плечом, Бриджет даже вскрикнула. Урсула ожидала увидеть чудо: сверкающие фонтаны, террасы, статуи, дорожки, увитые зеленью беседки, бесчисленные цветники, но перед ней открылся запущенный луг, где буйствовали колючие кусты ежевики и чертополох.

– Ага, прямо джунгли, – подтвердил Кларенс. – А раньше был сад и огород; в «Холле» до войны дюжину садовников держали.

Из цветов там виднелись только плетистые розы, вьющиеся по стене; фруктовые деревья сгибались под тяжестью плодов. Сливы гнили прямо на ветках. В воздухе носились суматошные осы.

– Нынче урожай не собирали, – сказал Кларенс. – У хозяев трое сыновей полегли на этой войне чертовой. Кому теперь пироги со сливами нужны?

– Эй, – одернула его Бриджет. – Не выражайся.

Когда-то здесь была даже оранжерея, но теперь стекол почти не осталось, а из остова торчали увядшие персиковые и абрикосовые деревья.

– Все, к дьяволу, прахом пошло, – сказал Кларенс, и Бриджет опять на него зашикала:

– Не при детях. – Точно так говорила Сильви.

– Столько трудов – псу под хвост. – Кларенс пропустил ее слова мимо ушей. – Хоть плачь.

– Ну, ты ведь можешь получить место здесь же, в «Холле», – предположила Бриджет. – Я уверена, тебя с радостью назад возьмут. Кому какое дело, что у тебя… – Она осеклась и сделала неопределенный жест в сторону его лица.

– Не стану я тут горбатиться, – угрюмо бросил Кларенс. – Богатеям прислуживать. По саду скучаю, да, а по той жизни – нисколько. Прекрасное пленяет навсегда.

– Мы с тобой собственный садик разведем, – сказала Бриджет. – А то еще под огород землю возьмем.

Бриджет, похоже, все время пыталась приободрить Кларенса. По мнению Урсулы, так она готовилась к семейной жизни.

– А в самом деле, почему бы и нет? – проговорил Кларенс без особой радости.

Он подобрал с земли маленькое кислое яблоко-паданец и метнул его, как мяч для игры в крикет при верхней подаче. Яблоко угодило в оранжерею и выбило одно из последних стекол.

– Твою ж мать! – вырвалось у Кларенса; Бриджет замахала на него рукой и зашикала:

– Не при детях.

(«„Прекрасное пленяет навсегда“, – благоговейно произнесла Памела, когда они в тот вечер умывались перед сном едким карболовым мылом. – Кларенс – настоящий поэт».)

По дороге домой Урсула все еще чувствовала аромат душистого горошка, хотя букет остался в кухне у миссис Доддс. Жаль, что такая красота пропадала неоцененной. К этому времени Урсула совершенно забыла о готовящемся домашнем празднике и удивилась не меньше Тедди, когда оказалась в украшенном флажками и лентами коридоре и увидела сияющую Сильви с нарядно упакованным подарком, в котором безошибочно угадывался игрушечный самолет.

– Сюрприз, – сказала Сильви.

11 ноября 1918 года

– Какое печальное время года, – сказала Сильви, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Лужайку толстым слоем покрывала опавшая листва. От лета опять остались одни мечтания. Урсула начала подозревать, что мечтания – это непременная часть каждого лета. Старый бук ронял последние листья и уже смахивал на скелет. Перемирие, можно было подумать, внушало Сильви еще больше уныния, чем сама война. («Сколько бедных юношей ушло навсегда. Мир их не вернет».)

По случаю великой победы уроки в школе отменили. Невзирая на моросящий дождик, детей отправили гулять. Теперь у них были новые соседи, майор Шоукросс и его жена, и этим промозглым утром дети долго топтались возле живой изгороди, чтобы сквозь зазоры между кустами остролиста разглядеть соседских дочек. Других девочек их возраста в округе не было. У Коулов были только сыновья. В отличие от Мориса, не грубияны, вели себя прилично, никогда не обижали Памелу с Урсулой.

– Кажется, в прятки играют, – доложила Памела, следившая за крыльцом Шоукроссов.

Урсула попыталась просунуть голову между кустами, но злобный остролист расцарапал ей лицо.

– Кажется, наши ровесницы, – отметила Памела. – А вот и для тебя, Тедди, подружка – младшая сестра.

Тедди вздернул брови и сказал:

– Правда?

Тедди любил девочек. Девочки любили Тедди.

– Ой, постойте-ка, там еще кто-то есть, – сказала Памела. – Откуда только они берутся?

– Помладше или постарше? – спросила Урсула.

– Помладше, и тоже девочка. Совсем крошка. На руках у старшей.

Урсула сбилась со счета.

– Пять! – У Памелы захватило дух от этого (видимо, окончательного) итога. – Пять девочек.

В этот миг Трикси умудрилась прошмыгнуть сквозь заросли остролиста, и с другой стороны живой изгороди донеслись радостные возгласы.

– Извините, – Памела повысила голос, – можно забрать нашу собаку?

На обед было отварное мясо в кляре и «королева пудингов».

– Где вы пропадали? – спросила Сильви. – Урсула, у тебя в волосах какие-то веточки. Как у язычницы.

– Это остролист, – объяснила Памела. – Мы к соседям ходили. К Шоукроссам. У них пять девочек.

– Я знаю, – сказала Сильви и начала считать по пальцам. – Герти, Винни, Милли, Нэнси и…

– Беатриса, – подсказала Памела.

– А вас туда звали? – спросила миссис Гловер, поборница приличий.

– Мы дырку в изгороди нашли, – ответила Памела.

– Вот откуда лисицы проклятые шмыгают, – проворчала миссис Гловер, – из рощи прибегают, чертовки.

От таких выражений Сильви нахмурилась, но ничего не сказала, потому что официально всем надлежало сохранять праздничное настроение. Бриджет и миссис Гловер подняли по паре стаканчиков хереса «за мир». Ни Сильви, ни миссис Гловер не проявляли особого ликования. Хью и Иззи еще не вернулись с фронта, и Сильви говорила, что не будет спокойна, пока Хью не появится на пороге. Иззи всю войну водила санитарную машину, но представить такое было трудно. Джордж Гловер проходил «реабилитацию» в каком-то санатории близ Котсуолдса. Миссис Гловер съездила его навестить, но рассказывать об увиденном отказалась – упомянула только, что Джордж уже не тот, что прежде.

– Думаю, никто из них больше не сможет быть самим собой, – сказала Сильви.

Урсула попыталась представить, каково это – не быть Урсулой, но задача оказалась ей не по силам.

Две девушки из Женской земледельческой армии заменили Джорджа на ферме. Обе, уроженки Нортгемптоншира, тянулись к лошадям, и Сильви сказала: если бы знать наперед, что женщин допустят к Самсону и Нельсону, она и сама могла бы претендовать на это место. Девушки несколько раз приходили к ним пить чай и, к негодованию миссис Гловер, сидели на кухне в грязных сапогах.