неожиданных и совершенно некомплиментарных цветов. С непривычки от
таких сочетаний глаза непроизвольно моргали, но перестройка сознания
происходила на удивление быстро. Стоило только принять мысль, что
просто являешься свидетелем другой эстетики, так все тут же становилось
на свои места.
Появившаяся на террасе старушка мгновенно располагала к себе и вызывала
доверие - полное и безоговорочное. Она была какая-то мягкая и плавная и
отстраненная от окружающего мира, словно много лет тому назад попала в
состоянии непрекращающейся эйфории, прочно в нем укрепилась и видела
весь мир, в том числе и заезжих посетителей типа меня, сквозь призму этого
состояния.
А может быть, просто она была уже старенькая, принимала мир таким,
каким он был, и ее в этом мире уже устраивало абсолютно все. Ее как раз
легче было представить не в современном мире, а в мире настоящих
девственных джунглей — в отличие от взрослых правнуков и праправнуков,
а может быть, даже и прапраправнуков, которые тоже находились на террасе.
Она легко провела рукой по моей голове и плечам, словно что-то стряхивая с
меня, а может быть, наоборот, что-то выясняя для себя, а потом говорит:
- Церемония? Да... можно... но только дон Луис сейчас в Пукальпе. Он
поехал в аэропорт, девушку из Японии встречает... она к нему прилетела,
чтобы аяуаску принимать... – и вдруг совершенно неожиданно говорит:
- А поехали сейчас вместе в Пукальпу! Мы его там найдем и договоримся
насчет тебя.
Вот это да... вот это у нее совсем юношеский задор!
Но сразу возвращаться в Пукальпу мне не хотелось, и его поисками в
аэропорту я тоже не соблазнилась — а вместо этого решила пройтись по
поселению и посмотреть на жизнь общины. Я распрощалась с
многочисленной семьей шамана Луиса, и пошла в глубь поселка.
Однако смотреть особо оказалось не на что. Я шла по дороге, и красноватая
пыль долго висела в воздухе после каждой проехавшей машины. Многие
дома были ограждены заборами, а те, что не были и поддавались осмотру,
являли собой типичное поселение сельвы — длинное прямоугольное
деревянное здание, стоящее на деревянных столбах: чтобы войти в дом,
поднимаешься по деревянным ступенькам. Иногда попадался богатый дом,
тогда его наружные стены были красиво расписаны черно-белый узором с
разноцветными вкраплениями, как и на вышивках Шипибо. Но таких домов
было или немного, или же они просто прятались за высокими заборами.
Солнце палило нещадно; причем обратите внимание, это было не то солнце,
когда хочется сказать: ах.... я прямо вся пахну солнцем и счастьем! Вместо
этого очень хотелось пить, а еще больше хотелось забраться в тенистое и
прохладное место и лежать там... лежать... и не думать вообще ни о чем...
просто лежать себе, но при этом твердо знать, что когда-нибудь непременно
наступит вечер, несущий с собой восхитительную... сказочную... неземную
прохладу.
Я шла и размышляла: можно к шаману обратиться, а можно и к курандеро.
Дело ведь не в титулах, а в самом аяуасковом напитке. Это же алкалоиды
гармала аяуаски - Banesteriopsis Caapi - и ДМТ чакруны - Psychotria viridis -
действуют на головной мозг, вот нужные биохимические реакции и
происходят — медицина про это доходчиво в своих статьях объясняет.
К этому времени я уже знала, что в аяуаске есть ингибиторы MAO,
моноамин оксидазы, но поскольку их содержание в ней низкое, то аяуаска
сама по себе триггером видений быть не может. Для этого требуется
присутствия в напитке других растений. К ней добавляют, например,
чакруну, в которой есть ДМТ, диметилтриптамин. Но без ингибиторов
моноамин оксидазы, содержащейся в аяуаске, ДМТ чакруны тоже не придет
в действие. Поэтому индейцы и говорят, что одно растение дает силу, а
другое – видения. Так я поняла из прочитанных статей. А если все дело в
алкалоидах, то какая разница, кто со мной рядом будет сидеть в качестве
руководителя церемонии? Алкалоиды - они и в сельве алкалоиды.
Рассуждала я в таком ключе, скорее всего потому, что начиталась
медицинских статей сверх меры. Правда, некоторая ригидность моих
рассуждений была очевидна и мне самой: места ни духам растений, ни
магическому миру джунглей в в моих рассуждениях не находилось – а ведь
именно к ним, а не к алкалоидам обращались традиции племени Шипибо во
время своих церемоний.
Вскоре показался другой большой дом, он был разукрашен традиционным
черно-белым орнаментом Шипибо в том же духе, что и первый дом, где я
повстречалась с удобным гамаком и неземной старушкой. Калитка во двор
была широко открыта, и я сначала осторожно заглянула на предмет лающих
или кусающих собак, а потом сделала несколько шагов внутрь и
остановилась.
Передо мной немного в отдалении стояло два здания - большой дом и
немаленькая веранда - оба деревянные с крышей из травы. Дом был закрыт
на большой висячий замок, отчего было понятно, что хозяев дома не было.
Воскресенье... А из-за веранды навстречу мне выбежали дети, за ними
показалась и девушка постарше.
Мы поздоровались, и я сказала, что интересуюсь аяуаской. Девушка
оказалось женой сына владельцев дома — сориентировались, да? - и тут же
пригласила к себе в гости, в свой дом.
- Пойдемте, он совсем близко, - сказала она.
Я согласно кивнула, мы вышли за калитку, и дорога повела меня дальше.
10. ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ В САН ФРАНЦИСКО, ПЕРУ
Мы шли сквозь обширные посадки с бананами — желтеющие и
надорванные по краям листья, твердые, компактные и еще зеленые
банановые гроздья.
По дороге выяснилось, что девушке было 22 года. И что оказалась она не
совсем девушкой. К 22 годам у нее был муж, а в придачу к мужу - пятеро их
совместных детей. Старшему сыну шел девятый год. Математика тут
нехитрая. От 22 отнимаем восемь, а потом еще один... ну надо же... и при
этом совершенно юное на вид создание... и уже с пятью детьми. Такие вот
обычаи в сельве у индейских племен и по сей день.
Минут через семь мы уже подошли к ее дому. Он, в отличие от богатого и
длинного дома свекрови, оказался миниатюрным и состоял всего из одной
комнаты. Хоть комната была всего одна, обитателей в ней было аж семеро —
и там все они и ели, и спали, и работали; родители занимались по ночам
любовью, а дети по вечерам готовили домашние задания и играли в свои
немудреные детские игры.
Комната была обустроена столом и несколькими матрасами, лежащими на
полу; около стола стоял одинокий стул. На столе лежали школьные тетради,
кучки бисера разных цветов, схемы узоров для браслетов и сами браслеты
на разных стадиях завершенности.
И бусы. Бусы носили явно выраженный экстремальный характер - и по
части зрительского внимания были просто вне конкуренции.
Выполнены они были из красно-черных семян – уайруро, так их здесь
называют и традиционно используют против сглаза и для привлечения
добрых сил. Но если бы бусы только этими семенами уайруро и
ограничивались. Нет. Очевидно, для усиления антисглазового эффекта
между семенами были вплетены маленькие выбеленные черепа пираний.
Девушка хотела мне непременно хоть что-нибудь да продать.
- Ну, вот например... бусы, – она бережно взяла в руки это экстремальное
колье и поднесла его поближе ко мне, дабы я могла оценить его скрытое
очарование в полной мере.
Что и говорить, впечатление оно производило сильное. Даже в состоянии
post mortem рты у пираний были так хищно разинуты, что, неровен час,
острые зубы так и вцепятся тебе в палец. На всякий случай я решила
держаться от этих бус подальше.
Девушку я вежливо поблагодарила, но от того, чтобы стать счастливым
обладателем семянно-пираньевого колье, на тот момент воздержалась.
Оторвавшись наконец от созерцания заворожившего меня колье, я снова
посмотрела на стол. Из других достойных внимания предметов там
находились черепа крошечных обезьянок – не зря лежат, видно, ждут своего
часа и тоже, наверное, пойдут кому-нибудь на следующее экзотическое
колье.
Ладно... нет, так нет... - было написано на ее лице, и она отложила бусы в
сторону и стала показывать широкие ручные браслеты с узором Шипибо,
которые плела из разноцветного бисера. Браслеты были действительно
красивые, но, как на мой взгляд, лучше всего они бы смотрелись в витрине
какого-нибудь этнографического музея, чем на мне как на ходячем экспонате
индейского народного творчества.
Следующим предметом купли-продажи явилась юбка. Юбка была сказочно
красивая. Каждый сантиметр ткани был вышит черным узором – ромбами,
квадратами, крестами. На манер азиатского саронга женщины Шипибо