он не мог. Не тот человек. Слишком уж он привык к другому образу жизни и другим стандартам.
– Самое интересное в данном случае вот что. Записи с камер наблюдения, которые установлены в этой клоаке повсюду, были проанализированы, и представь себе, что Стас на них не запечатлен. Он не был клиентом клуба, понимаешь? Не сидел за столиком, ничего не заказывал, не подходил к стойке.
– Что с его телефоном? Может быть, у него там была назначена встреча? Кто ему звонил?
– Именно этот вопрос первым делом и приходит на ум, но в том-то и дело, что телефон Стаса был отключен, он ни с кем не разговаривал. Учитывая скандал, который произошел ранее, это неудивительно.
У меня голова шла кругом. Если он ни с кем не договаривался, то какого черта он туда поперся?
– А где он вообще был, удалось выяснить? Где-то же он ночевал и жил эти дни? Может быть, у Инги?
– У этой женщины, насколько мне известно, квартира в Северном районе, а айфон Стаса все это время ловил в ночное время сигнал совсем другой станции. Он находился в другой части города. Если они были такие друзья, то не знаю, почему они так быстро раздружились. Но факт есть факт. Дело осложняется тем, что мой сын ранним утром следующего за юбилеем дня снял в банкомате достаточную сумму денег для того, чтобы не оставлять в ближайшее время никаких финансовых следов.
– Папа, но Стас не разведчик и не мафиозо, зачем ему так тщательно заметать следы? Это как-то очень странно.
– Может быть, он и не заметал никаких следов. Просто оказался в каком-то не очень привычном месте, не хотел лишний раз бегать в поисках банкомата. Может такое быть?
– Наверное, – вынуждена была согласиться я. – Или не хотел, чтобы кто-то что-то про него мог узнать. Что еще? Каковы результаты экспертизы?
– В крови Стаса был обнаружен в высокой концентрации синтетический наркотик, который в определенных кругах называется «фейерверк». Ожидаемый результат, не так ли?
– Ожидаемый, но какой именно наркотик? Тот, который там продают, в этой «Лунной дороге»? Там один какой-то продают или разные?
– В том-то и дело, Ксюша, что вещество, найденное в крови у Стаса, не совпадает по составу с теми, что раньше изымали в этом клубе. Облавы в «Лунной дороге» не редкость, но хозяева научились шифроваться. Однако подростков и молодых людей, для которых принятие дозы плохо кончилось, много. Они оказываются в поле зрения полиции, попадают по «Скорой» помощи в лечебные учреждения. Состав той дряни известен. То, что нашли у Стаса – это нечто другое.
– Принципиально другое?
– Не принципиально, но частично. Либо наркодельцы изменили формулу для пробы, так сказать. Экспериментируют. Либо это что-то вообще иное, и тогда я не имею объяснений.
– Следов борьбы, как я понимаю, нет?
– Ни единого.
– И его не ограбили?
– Трудно сказать, мы же не знаем, сколько у него изначально было с собой денег. При осмотре места происшествия при нем нашли пять тысяч рублей. Может быть, его ограбили и оставили немного денег, чтобы полиция не подумала на грабеж. Но если там крутятся малолетние наркоши, то им не до таких хитростей, они забрали бы все до копейки.
– И что ты обо всем этом думаешь, папа?
– Я думал, ты мне сейчас расскажешь, – усмехнулся он, – давай-ка собираться в дом, скоро будет дождь. Я забираю Марфу Васильну, ты Улю и котенка. Только хватай его сразу, если он подумает, что ты хочешь с ним поиграть, то его уже не поймаешь.
– Это Улин сынок?
– Да, всех забрали, а этого я не смог отдать. Он, сволочь, мне, кажется, ногу прогрыз вместе с тапкой, но лучшей психотерапии еще никто не придумал.
– Как его зовут? – спросила я, беря на руки извивающегося котенка.
– Феофан, – произнес папа вполне ожидаемое имя.
– Фантик, стало быть, – влюбленно глядя в глаза котенку, норовившему меня куснуть, заключила я.
Столовая в папином доме была замечательная: просторная, светлая и очень уютная. Камин, удобные диваны, пальмы в кадках, антикварные комодики – тут было все необходимое, чтобы из комнаты вообще не хотелось выходить. Не успела Клавдия подать на стол блюдо с жареной рыбой, действительно пошел дождь, и от его барабанной дроби в комнате почему-то стало еще уютнее. Папа поковырял великолепный на вкус овощной салат, но под моим строгим взглядом кое-как осилил кусок трескового филе. Трудно было не заметить, как он похудел в последние дни, как осунулось лицо, как стала болтаться одежда на тающем теле. Я не считала себя вправе делать ему внушения: во-первых, они все равно окажутся бессмысленными, ведь папа не увлекся какой-то дурацкой диетой, и переубеждать его не надо. Ему плохо, и он будет есть столько, сколько может. Во-вторых, я считала, что взаимоотношения человека с едой – дело слишком личное, даже интимное, вмешиваться в эту сферу не совсем прилично. Аппетит у отца восстановится, когда утихнет первая острая боль, не раньше. Он и сам это осознавал, понимал также, и что оставаться голодным нельзя, поэтому, когда мы уселись на диван пить кофе и виски, перед нами возникла тарелочка с шоколадом, ягодами, орехами. Ах, если бы не трагические события последних дней! Если бы не бессмысленная, глупая смерть Стасика! Какое это было бы счастье – вот так сидеть с отцом в его чудесной столовой, пить великолепный кофе со сливками, закусывать маленький глоточек виски голубикой, гладить пушистого котенка, который наконец изволил угомониться, слушать убаюкивающий шум дождя и вести неспешную беседу о юриспруденции, о прочитанных книгах – не важно о чем. Но говорить пришлось о смерти.
– Чтобы в голове сложилась какая-то правдоподобная версия, нужно иметь информацию, а у нас ее мало. Очень мало, папа.
– Но ведь и у следствия ее не больше.
– Это плохо, значит, дело может так и остаться нераскрытым.
– Мы не должны этого допустить. Если в официальных кабинетах чего-то недодумают, мы должны будем подсказать. Исподволь, ненавязчиво, но все же.
– Было бы что подсказывать!
Отец молчал, и это казалось мне недобрым знаком. Он слишком потрясен последними событиями, он позвал меня, чтобы я подключила свои мозги,