бояться.
Однако, собранные в низкий хвостик светлые волосы чуть ниже плеч, совсем не аристократичный загар на коже и тонкокостное худое телосложение не выдавало в нём злодея. Он казался крайне милым, даже в своей идеально отутюженной рубашке с запонками, которые он носил, кажется, единственный из всего Танатоса. В застёгнутом на все пуговице тёмно-синем пиджаке и с идеальным порядком в окружении.
— Не нашли в себе сил подождать твоего появления и погибли со скорбью от осознания не произошедшего знакомства, — это он про родителей ответил.
Носки туфель навострились на выход — я себе такого позволить не могла. Потому улыбнулась… не так сильно, как до этого, и выпалила:
— Предлагаю закончить раскланивания и приступить к делу, — один из строго расположенных карандашей угодил в мои цепкие пальцы, — если вспомнить наше с вами знакомство, и то, что за ним произошло, произошла удивительная и волшебная случайность! — я подалась вперед, надавив жопкой карандаша на стол и оставив там грифельное пятнышко, — лорд Кери, а как вы относитесь к детям? В частности, девочкам, висталятам и от вас?
Уголки губ мужчины дрогнули, растягивая их в улыбке, взгляд стал более проницательным и снисходительным. Не верит?
— В прямом смысле отношусь, как я понял, — он откинулся на спинку собственного кресла и скрестил руки на груди, — предложения, просьбы, пожелания?
Вот почему он, а не зелёный и нежный Варг? По какой причине я должна разбираться со старым, мудрым и расчётливым мужчиной, а не… мёртвым куртёнком?
— Я бы хотела ваше имя рода, влияние и положение для моей дочери, — прямо ответила, заметив его тщательно скрываемый негатив по отношению к моим манипуляциям с карандашом.
Сам виноват! Довёл меня до стресса, а потом кривится от пятнышек на дереве. Да их стереть на раз-два!
— Восхитительно, — кивнул он, прежде чем потянуться к ящику своего стола, открыть его и достать тоненькую папку с единственным листком внутри, точно и прицельно положив его под ровным углом перед собой, — я собрал на тебя досье.
Я не сдержала хрюка. С одним жалким листочком? Очевидно, кое кто очень хорошо скрывается и заметает следы, раз информации по мне даже Высшему лорду не найти.
— Ариэлла, — он хмыкнул, — имени рода нет в связи с отказом после перерождения в монахини Цикла, — это он про висталок, монах, блин, — Верховная — сильнейшая из служительниц храма.
Хитрый взгляд на меня. Будто ожидающий что-то. А мне от него скрывать нечего. Из того, что он найдёт, конечно, же. Но он не найдет — я даже портреты все свои сожгла, когда от мамули начинала скрываться.
Что же касается Цикла, то мы не были монахинями его церкви, как нас нередко обзывали. Мы больше проводники для всех остальных рас — девушки, способные предсказывать будущее, если бог его посылал, видеть линии связи каждого живущего, и обязанные помощники каждого, кто попросит. Мой же статус Верховной не нёс в себе ничего, помимо непомерной ответственности, защиты разбредшихся по миру висталок и нудных заседаний Ковена.
Продуманный по всем фронтам Виктор тем временем продолжил зачитывать:
— Двадцать семь лет. Уровень магии неизвестен, предположительно архимаг, — тон у него был ровный, понять, на каком факте он удивляется или хмурится, было сложно.
Я пыталась найти хоть какие-то признаки проживаемых эмоций. Хоть одну реакцию.
— Семья и род рождения неизвестны, предположительно низшая аристократия, — он хмыкнул, — я бы сделал ставку на Высшую.
Тут мне стало интересно:
— Почему? — я отпустила карандаш, похлопала ладонями, сбивая с них грифельные пятна, а после схватила с собой стул и обогнула его стол, усевшись вплотную к лорду.
Мужчина в ответ только повернул ко мне лист лицевой стороной и ответил:
— Ни одна графиня или герцогиня не посмела бы смотреть лорду в глаза, — сообщили мне весьма очевидную вещь, — более того, Высшему и старше её на три тысячелетия.
— Ты нёс меня пьяную на плече, лишил анальной девственности, и у нас общая дочь, — я потянулась и заправила ему выбившуюся прядь волос за ухо, — мы практически кровные родственники.
Виктор поднял бровь.
— Все кровные родственники осуществляли вышеперечисленное с тобой?
Я расслабилась — он был ироничен.
— Только моя собственная привязка, — в тон ему, — продолжай.
— Не спеши, нетерпеливая, — звучало подобно ласковому обращению.
Мне даже приятно стало — разве дождеёшься такого от мужчины? Я продолжила смотреть в его глаза. Кто из нас кого планирует соблазнять?
— Известна непосредственным участием во многих столичных мероприятиях, — продолжил он, не смотря на меня.
Вы когда-нибудь видели, как глаза меняют цвет от освещения? Вот у него на солнышке они были пронзительно-голубыми, а в тени серыми, как грозовое небо.
— Элли, это привязка, — убрал он мою руку с собственного колена, — держи себя в руках. Продолжим, — не скрывая собственных вставших «намерений», — имеет официальный статус любовницы Владыки Танатоса.
Холодно. Очень пресно и с неприятием.
— Это не по любви, — решила поведать ему, — там вообще кривая история была. Меня заставили.
Свой кислый вид я преобразовала в извиняющуюся улыбку. Стоп! А за что⁈
— И вообще, — вредное, — я не замужем, — нос вверх, — и никакого значения это не имеет!
Я забрала из его рук листок и прочитала насуплено:
— Умна, хитра, распущенна, своенравна, непредсказуема, опасна. Кто это писал? Опасна для кого? Для нервных клеток? Для пирожков на твоей кухне? Да я сама прелесть! Доброта, порядочность и милота, — я ткнула ногтём по бумажке, — тому, кто это написал, надо дать по жопе.
Я взглянула на дверь.
— И твоему секретарю, потому что я просила чай с мятой.
У меня забрали листок, выпрямили его, побрезговав оставленными мною заломами, и закинули ногу на ногу, предвещая новый поток ложной информации о бедной оболганой мне.
— Приём пищи происходит в столовой, — упрямое и строгое.
Я обомлела. Никаких печенек по вечерам? Никаких пирожков в схроне возле кровати? А как же чай на подоконнике? Это практически преступление в чистом виде! Злодеяние масштаба моей вселенной! Да за такой грех из Цикла перерождений выкидывают прямиком в пустоту!
— В кабинет запрещено вносить не предназначенные для этого помещения предметы, — объяснили мне, — запомни это.
Да я уже боюсь за детство своей дочери! Лучше уж быть безымянной висталочкой в счастливом и вольном Гнезде, чем Высшей леди с отцом, топящим за идеальную чистоту и правила.
— Я передумала, — мои шаги со стулом к прошлому месту дислокации, — я это… просканировала сейчас малышку, поняла, что отец — Варг и… решила не лгать тебе, — край сиденья уткнулся в стол, — и я, если честно, изначально это знала и решила тебе солгать ужасным гадким образом… набросить на тебя чужого ребёнка… и