Пауля Зиберта.
Услыхав такое, Кох вздрогнул и начал утирать платком с лица и шеи обильный холодный пот. А когда подсудимый немного поборол бивший его от страха озноб, он попросил выпущенную на польском языке небольшую книжку о разведчике Кузнецове. Долго изучал бывший гауляйтер эту книгу, называвшуюся «Где обер-лейтенант Зиберт?». А затем в последнем слове произнес такую смехотворную фразу:
— Прошу высокий суд учесть, насколько я был гуманен, если даже сохранил жизнь советскому террористу…
Да, Эрих Кох был именно той «крупной рыбой», за которой охотилось ровенское подполье. Было предпринято немало попыток совершить покушение на ненавистного сатрапа, но все они оказались безуспешными. Предчувствуя неотвратимость возмездия, Кох все делал для того, чтобы уйти от расплаты. Бетонированный бункер, подземные переходы, проволочные заграждения вокруг резиденции, вышки с пулеметами, сотни секретных агентов — все было брошено на то, чтобы оградить одного из руководителей «великого рейха» от пули патриотов. Казалось, что практически осуществить акцию против рейхскомиссара невозможно.
Несколько попыток предпринял и Кузнецов. По его настоянию в отряде была сформирована группа, которая должна была совершить нападение на рейхскомиссариат. Для этого разведчики надели форму солдат вермахта, обучились немецкому строю, немецким песням, умению владеть оружием врага. Кузнецов лично руководил этим подразделением. Но и от этого плана пришлось отказаться. Очень много риска и очень малая вероятность пробиться через заслоны охраны.
И здесь сами немцы как бы пошли навстречу советским разведчикам. Как-то Валентина Довгер сообщила Зиберту, что получила повестку. Она должна выехать на работу в Германию. Кузнецов немедленно сообщил об этом командованию отряда. Сообщение вызвало большую озабоченность в отряде. Немало поразмыслив над создавшейся ситуацией и заручившись согласием «Центра», пришли к решению объявить Довгер — «фольксдойче» — невестой оберлейтенанта Зиберта, под предлогом ходатайства об освобождении Валентины от отправки в Германию добиться аудиенции у Коха и расстрелять палача в его резиденции.
Некоторые соображения относительно плана операции у Кузнецова были. Все в том же ресторане «Дойчегофф» он познакомился с личным собаководом гауляйтера неким Шмидтом, а через него и с самим адъютантом рейхскомиссара гауптманом Бабахом. Оба падкие на деньги и угощения, они стали «близкими друзьями» Пауля Зиберта. Бабах буквально не отходил ни на шаг от «героя-фронтовика». Столь чрезмерная привязанность адъютанта чуть было не повлекла для Кузнецова весьма опасные последствия. Как-то гауптман предложил Зиберту отправиться купаться на реку. Казалось бы, пустяковая прихоть нужного человека, в которой ему никак не откажешь, но принять приглашение Кузнецов не мог. Раздеться перед гитлеровцем было равносильно провалу разведчика. Ведь никаких шрамов от тяжелого ранения под Курском на теле у него не было.
Что делать? Быстро оценив ситуацию, Грачев нашел довольно простой выход из создавшейся, казалось бы, безвыходной ситуации.
— Благодарю вас, гауптман, за любезное приглашение. В такой душный день я бы с удовольствием отправился купаться. Но у меня нет с собой плавок. Так что отложим до следующего раза…
Так вот этот самый Бабах и составил Паулю Зиберту протекцию у шефа.
К операции Кузнецов готовился с особой тщательностью, обдумывая все до мелочей.
Кузнецов собирался стрелять в Коха в его кабинете во время аудиенции.
План был простой. Кузнецов входит в кабинет, приветствует гауляйтера, подходит к столу, выхватывает пистолет и стреляет. Перед тем как выйти, чтобы ехать к Коху, Кузнецов предлагает Вале:
— Посидим перед дорогой.
Это последняя подготовка. Кузнецов мысленно представляет себе все, что вскоре произойдет, шаг за шагом. Вот он входит в кабинет Коха, вскидывает руку: «Хайль!», быстро идет к столу. Кох что-то спрашивает. Но Кузнецов не слушает. Он опускает руку в карман брюк и…
…Когда Кузнецов вошел в кабинет Коха, подойти к столу он не смог: на полдороге на полу лежала огромная овчарка. Он опустился на стул посреди комнаты. За спиной стал эсэсовец. Кох начал читать лежащее перед ним заявление Кузнецова — Зиберта. Кузнецов медленно повернулся на стуле. Овчарка зарычала — она была хорошо выдрессирована. Кох кончил читать заявление. И между ними состоялся тот памятный разговор.
Старый сподвижник и друг Гитлера, один из старейших деятелей нацистской партии, с членским билетом № 60, восседал за столом, на котором зоркий глаз Кузнецова заметил кнопки сигнализации. Отчитав Зиберта за непозволительное для арийца внимание к девице сомнительного происхождения и выслушав заверения «офицера-фронтовика» в исключительной лояльности его невесты, отец которой казнен «бандитами-партизанами», Кох, видимо уловив в речи Зиберта родные для уха пруссака интонации, вдруг спросил:
— Вы откуда родом, обер-лейтенант?
И, услыхав, что перед ним земляк, гауляйтер несколько смягчился и даже угостил Зиберта дорогими сигаретами.
— Где получили ранение? — Кох жестом указал на значок, красовавшийся на мундире обер-лейтенанта.
— Эту метку мне посадили русские еще в сорок первом под Курском, когда мы брали этот город, герр гауляйтер.
И вдруг Кузнецову показалось, что перед ним совсем другой человек. Голос Коха стал металлическим, взгляд холодным, руки во время разговора сжимались в кулаки, словно он собирался в клочья разнести невидимого противника. Кох — человек с двумя лицами, Кузнецов слышал об этом и раньше. Теперь перед ним сидел страшный и ненавистный рейхскомиссар, наместник «фюрера», который одним росчерком пера отправлял на смерть тысячи ни в чем не повинных людей, одного его кивка было достаточно, чтобы даже генерала, если не командующего, бросить в подвалы гестапо.
— Послушайте, Зиберт, кончайте здесь волочиться за разными девицами и скорей возвращайтесь в свою часть. Должен вам сказать, назревают события, которые поставят Россию на колени…
Что это? Непонятные чувства захлестнули сознание Кузнецова. Уж не ослышался ли он? Да это же невероятно! Сам рейхскомиссар открыл перед советским разведчиком одну из сокровеннейших тайн рейха. Он сообщил о готовящемся немецком наступлении.
А Кох тем временем, войдя в воинственный раж, продолжал разглагольствовать перед «земляком» о всесокрушающих «тиграх» и «пантерах», которыми будет сломлена Курская дуга.
То, что Кузнецов услыхал 31 мая 1943 года на аудиенции у Коха, стоило значительно больше, чем голова этого проклятого народом палача. Уже в ту же ночь содержание разговора Зиберта с Кохом стало известно «Центру».
Да, визит советского разведчика Кузнецова в логово врага имел для истории Великой Отечественной войны куда большее значение, нежели имела бы акция возмездия над Кохом. Сигнал Кузнецова о стратегических замыслах гитлеровской ставки в районе Курска помог советской разведке заблаговременно раскрыть тайну «Цитадели» — таким кодовым названием окрестил вермахт операцию на Курской дуге, которая летом 1943 года потерпела крах под сокрушительными ударами Красной Армии.
Неудавшееся покушение на Коха доставило Кузнецову немало горьких минут. Как пишет в своих мемуарах Д. Н. Медведев, «нашлись товарищи, которые прямо ставили в