упрек Николаю Ивановичу его благоразумие, осторожность, нежелание рисковать при незначительных шансах на удачу».
…И впоследствии Николай Иванович не оставлял своих планов уничтожить палача. Однако по ряду причин это ему не удалось. В самом конце 1943 года в записке, которую связные доставили Д. Н. Медведеву в отряд, Кузнецов сообщал: «Улетел фашистский коршун (писал он, намекая на Эриха Коха). События на фронтах и шум, поднятый нами в городе, здорово напугали эту хищную птицу. Он и рождественский вечер, не дождавшись 25 декабря, устроил 22-го, чтобы скорее смотаться отсюда.
Не могу простить себе, что я опоздал на этот вечер. Кажется мне, что он больше уже не вернется сюда, а я так настроился разделаться с ним!»
…Когда Кох отсутствовал в Ровно, власть сосредоточивалась в руках генерала Пауля Даргеля. Официально его именовали штатенпрезидентом — правительственным президентом. Фактически он был первым заместителем рейхскомиссара по политическим и партийным делам. Штатенпрезидент «прославился» нечеловеческой жестокостью. Это его имя стояло на бесчисленных приказах оккупационных властей, за неисполнение которых полагалось одно наказание — смерть.
Ликвидацию кровавого палача командование поручило Грачеву, Николаю Струтинскому и подпольщику Ивану Калинину. В случае гибели или ранения Струтинского Калинин должен был сесть за руль и вывезти Грачева из города.
Разведчики знали, что ежедневно в 13 часов 30 минут генерал в сопровождении адъютанта ходит обедать в свой особняк на Шлёссштрассе. Операцию назначили на понедельник 20 сентября.
В тот день, как и обычно, Кузнецов проснулся рано. У него выработался определенный режим жизни на конспиративной квартире. Утром он просыпался сразу, словно от удара, и несколько минут неподвижно лежал, чутко прислушиваясь ко всему, что происходит вокруг. Поднимался, осторожно подходил к окну и осматривал улицу. Все спокойно. Можно выйти из комнаты. Настороженно ловит взгляд хозяйки: не обеспокоена ли она чем-нибудь? Затем тщательно брился, одевался и выходил в город.
Здесь он особенно сосредоточен: нельзя пропустить без внимания ни одного прохожего, ни одного события. Не следят ли за ним, не промелькнул ли на чьем-либо лице брошенный в его сторону удивленный взгляд? Если да, то это сигнал тревоги. Значит, что-то не так в его одежде, или, быть может, повстречался «старый знакомый», на свидание с которым никак не рассчитывал в городе Кузнецов — Грачев.
Когда рядом звучит русская, украинская или польская речь, надо ничем не выдать себя, не пока зать, что понимаешь. И все время — бешеная работа памяти. Все следует запомнить, зафиксировать каждое слово, малейшую подробность. Когда он после такого дьявольски напряженного дня возвращался на конспиративную квартиру, то на мгновение останавливался на пороге комнаты, потом резко расстегивал плащ, облегченно вздохнув, швырял его на диван. Несколько минут, напевая модную песенку, ходил по комнате. И наконец, успокоившись, присаживался к столу.
Кроме опасности оказаться раскрытым гитлеровцами над ним все время висела угроза быть сраженным партизанской пулей. И это особенно угнетало Кузнецова. Никак не хотелось пасть от руки своих же подпольщиков, перед которыми он не смел, не имел ни малейшего права открыться. И чем искусней играл он роль Пауля Зиберта, тем более становился ненавистным советским людям.
…Точно в назначенное время светло-коричневый «опель» остановился на перекрестке. Шофер «устранял неисправность» в моторе. Вдруг появился генерал, за ним следовал офицер с яркой папкой. Все, как и было обусловлено.
— Коля, газ! — бросил Грачев Струтинскому. Но в эту минуту двигатель действительно отказал. Тогда Грачев сам бросился следом за гитлеровцами. Они уже начали было переходить на другую сторону улицы, как из-за угла вылетела машина, едва не сбив генерала. Тот стал кричать на шофера, вытянувшегося перед ним. Пауль Зиберт тоже обрушился с бранью на своего водителя (Струтинского). Немного успокоившись, генерал пошел дальше. За ним оберлейтенант. И вдруг на глазах у изумленных прохожих офицер выхватил пистолет и, разрядив его в генерала и адъютанта, вскочил в машину и скрылся…
Через несколько дней курьеры доставили в отряд ровенскую националистическую газетенку «Волынь». Это был номер за 26 сентября 1943 года. Большими буквами на газетной полосе было напечатано сообщение: «В понедельник 20 сентября, в 13 часов 30 минут, на улице Шлёсс в Ровно были убиты выстрелами сзади руководитель главного отдела финансов при рейхскомиссариате Украины министерский советник доктор Ганс Гель и кассовый референт Винтер. Те, кто дал убийце поручение, действовали по политическим мотивам».
Прочитав, Грачев обомлел: ошибка! Вместо Дар-геля с адъютантом он ухлопал других — Геля и Винтера, которые только что прибыли из Берлина с чрезвычайными полномочиями по установлению «нового порядка» на украинской земле.
Один стоил другого. Но разведчика беспокоило не это. Дело в том, что по его докладу в «Центр» уже отправлена радиограмма с сообщением об уничтожении Даргеля. А теперь вот оказалось — информация была ошибочной. Нужно было срочно исправить ошибку. И вот 20 октября 1943 года на том же месте и в то же время снова появилась группа Грачева. На этот раз все шло как по нотам. Как только показался на улице Даргель, вслед за ним двинулся «адлер». Неожиданно генерал оглянулся. Раздумывать было некогда. Грачев выскочил из машины и швырнул под ноги Даргелю гранату. Она разорвалась в нескольких метрах от генерала. Тот рухнул на землю, а нападающие на бешеной скорости умчались из города. Только на «маяке» Николай Иванович заметил, что ранен в руку. Другой осколок попал в кокарду фуражки.
Потребовалась срочная операция. Врач Цессарский приготовился сделать обезболивание, но вдруг услышал:
— Доктор, режьте так.
— Зачем? Это же ведь очень больно. Резать придется до кости…
А в ответ слова, поразившие всех:
— Человек делает себе характер сам. — Потом, несколько повременив, Кузнецов добавил: — Я не знаю, какую боль мне придется перенести, если окажусь в лапах гестапо. Я и к этому должен быть готов…
Спустя три недели после покушения на Даргеля, 10 ноября, на улицах Ровно снова раздались выстрелы. Теперь местом действия группы Грачева, в состав которой кроме Николая Струтинского входили еще голландский антифашист-подпольщик Хуберт Гляз и комсомолец из села Березне Иван Корицкий, стала улица Легионов. Здесь отважная четверка совершила покушение еще на одного заместителя Коха — руководителя «Пакетаукциона» крайслейтера генерала Германа Кнутта.
Тогда, в день рождения «фюрера», на параде в центре Ровно Кузнецов заприметил на трибуне генерала необъятных размеров. Это был руководитель «Пакетаукциона» — ведомства, занимавшегося организацией ограбления населения на временно оккупированной советской территории. Сам «хозяин» нередко наведывался на склад награбленного имущества. Жадными глазами осматривал его содержимое и каждую вещь, которая ему приглянулась, молча трогал руками. Здесь хорошо знали этот жест. И тотчас же «находку» отправляли