Пушкине – так это тишина. Ни машин, ни голосящих людей – очень тихо. Я просыпаюсь утром и прислушиваюсь к этой тишине – как мать прислушивается к спящему младенцу. Дышит? Не дышит?
– Кира, ты уже проснулась?
Дышит.
Лошадиная улица.
Сегодня разговаривала с Катюликом. Последнюю неделю она бегает по врачам, у нее эта… ну как это называется? ну когда много врачей? и ко всем надо ходить?
– Обследование?
– Нет, не обследование. Надо еще кардиограмму, флюорографию и к гинекологу.
– Диагностика? Нет, не диагностика, – отвечаю я сама себе. У меня тоже плохо со словами к концу семестра.
– Диспансеризация?
– Да, точно!
– Уфффф, – выдыхаю я.
Я звоню Катюлику уже ближе к вечеру, а к вечеру она уставшая, набегавшись по поликлиникам, и со словами совсем плохо и у нее, и у меня. Каждый раз я говорю себе – надо звонить раньше, и каждый раз забываю.
Но сегодня Катюлик не ходила в поликлинику, а ходила с подругой Надькой гулять в Александровский парк. И было уже совсем темно, и они зашли… ну, как это называется? В подвале. Мы там поели и выпили пива. Одну бутылку на двоих.
– Кафе? Ресторан?
– Да, кафе. И мы там поели… ну не знаю, как тебе сказать, что мы там ели. Там было мясо и картошка.
– Суп?
– Нет, не суп. Точно не суп. Мясо и картошка.
– В горшочке?
– Ну, в мисочке такой… типа горшочка.
– Жаркое по-домашнему?
– Там было мясо, картошка и огурец.
Нифига себе – жаркое по-домашнему, думаю я. С огурцом.
– И яйца, – добавляет Катюлик.
– Салат! – догадываюсь я.
– Точно, салат! А до этого я ходила к Надьке, она угостила меня супом. Ну этим, с огурцами…
– Рассольник?
– Да! А потом мы с Надькой пошли домой, и по дороге она говорит: все, не могу больше, хочу писать! Ну, давай под куст! – смеется Катюлик.
– Нашли куст?
– Нет, мы переходили эту дорогу… ну, большую, где машины ездят… проспект…
– Октябрьский? – замираю я, представив Надьку, присевшую посреди Октябрьского проспекта.
– Да, Октябрьский.
– Вы там нашли куст?
– Нет, Надька под домом все сделала. Я ее спрашиваю: а в кафе ты не могла в туалет зайти? А Надька отвечает: в кафе было как-то неудобно…
– Молодцы! – говорю я.
– А это… как его… подвал этот…
– Кафе?
– Да, забегаловка эта мне понравилась. Намного лучше, чем та, что на Лошадиной улице.
– Какой-какой улице?
– Лошадиной, – говорит Катюлик. – Я не помню названия, помню, что она Лошадиная.
Я понимаю, что Лошадиной улицы в Пушкине нет. Овсовой, Овсяной и Овсянниковой тоже нет. Я уж не говорю про Буланую и Чересседельниковую. А также Гнедовую, Рысистую и Кобылятниковую.
– Конюшенная! – догадываюсь я.
– Да, Конюшенная. Так вот, кафе на Конюшенной намного хуже. И дороже, – с достоинством заканчивает Катюлик свою речь.
***
Катюлик сидит, держится за голову, меряет давление. Лицо трагическое.
– Ну что, какое давление?
– Сто двадцать… – *мрачно*
– Ну что, гулять пойдем, космонавт?
– Пойдем… Парашютист.
– Я не парашютист. Я – десантник!
***
– Кто, кто не закрывает воду в ванной?!
– Это кот! – без тени сомнения отвечает Катюлик.
***
Отвезла Катюлика к маме.
– Кира выгнала меня из квартиры! – с трагической нотой в голосе сообщила маме Катюлик.
Яду мне, яду.
А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. (с)
Каждый раз, когда я с мамой и палкой захожу в вагон метро, я ловлю на себе странные взгляды пассажиров. В прошлую поездку я поняла наконец, в чем дело.
Вот мы заходим в вагон. Я веду маму под руку. Мама палкой помогает себе идти. На секунду мы замираем в проходе – и пассажиры замирают, глядя на нас, и ждут:
– Уважаемые граждане пассажиры! Извините, что я к вам обращаюсь, такая молодая и здоровая, но мне нужна помощь на лечение! Денег совсем нет, а мне нужно на капельницы! Одна капельница стоит тысячу семьсот рублей! Поможите чем можите!
Пассажиры ждут. Я молчу. И тогда кто-нибудь встает и уступает место.
В итальянском ресторане, в который мы пошли сегодня с мамой и Катюликом, персонал вышколенный. Они тоже ждут текст, но виду не показывают. Они улыбаются.
– Вы уже готовы сделать заказ? – через три минуты после того, как принесли меню.
– Еще нет, спасибо.
– Салат "Цезарь с курицей", – читает Катюлик. – Что это за салат? Что это за еда итальянская? В блинной у меня полный обед за триста рублей. Мы вчера с Надькой ходили – съели по салату, и я еще солянку. И всего триста восемьдесят. А тут что?
– Мама, посмотри, что ты будешь есть. В прошлый раз ты ела курицу с рикоттой.
– Ничего я не хочу. Дорого очень. И мне не нравится, – упорствует Катюлик.
Я в это время читаю меню вслух. Спагетти болоньезе, спагетти карбонара, спагетти помодоро, спагетти еще какие-то, тальятелле, ризотто…
– А мне нужна такая итальянская еда, которая как пельмени, но не пельмени!
– Равиоли?
– Нет.
– Ну как называется?
– Я не помню. Я смотрела по телевизору. Итальянские пельмени, но не равиоли.
– Кальцоне? Но кальцоне это как пирожок. Есть равиоли со шпинатом, равиоли с белыми грибами…
– Нет, не равиоли.
– А рыба какая красная?
– Лосось есть. Он красный.
– Ну давай тогда семгу.
– Катюлик, тут нет семги. Есть лосось. Есть палтус – но он тебе не понравился в прошлый раз, есть треска.
– А разве семга и лосось не одно и то же? Это же красная рыба?
– Красная. Но не одно и то же.
– Вы готовы сделать заказ?
– Девушка, вот подскажите, какую еду у вас можно заказать, чтоб не противно было есть русскому человеку? – вопрошает Катюлик.
– У нас вся еда вкусная, – говорит официантка.
– Ну а вот рыба? Какую рыбу можно заказать?
– Треску попробуйте…
– Ну ладно, – милостиво соглашается Катюлик. – Давайте треску.
– Ой как много! А что это тут такое?
– Это оливки.
– А это что за зеленые палочки?
– Это стручковая фасоль. Она вкусная.
– А почему эти девушки все время на нас смотрят?
– У них работа такая.
– А это?
– Это какой-то овощ.
– Это не овощ, это рыба.
– Нет, овощ.
– Бедные итальянцы… и как они такое едят? Это рыба.
– Попробуй.
– Да, точно, овощ. Капуста! – Катюлик уверена. – Кира, возьми у меня кусок рыбы.
– Я не хочу.
– Я столько не съем. Возьми кусочек!
– Я не хочу!
– Лариса, тогда возьми ты!
– Мама, хватит! У нас есть своя еда!
Катюлик ест некоторое время, потом снова предлагает нам рыбу. Двадцать раз. Я считала.
В итоге мы все съели. И даже выпили пива. И пошли с мамой в туалет. Строго-настрого велев Катюлику оставаться на месте.
Когда мы вернулись, за столом Катюлика не было. Она, уже одетая, сидела на диванчике перед гардеробом.
– Пойдем? – скромно сказала Катюлик.
– А заплатить?
За пару поездов метро мы с мамой вполне могли бы отработать этот обед. Мне кажется, это хороший бизнес-план. Даже лучше, чем пение в электричках.
P.S. Одним из тех, кто уступил сегодня маме место, был молодой человек с ДЦП.
Что тут скажешь?
Я сказала "спасибо".
***
– Ты знаешь, так удивительно: как ни выйду на улицу, обязательно с кем-нибудь познакомлюсь! И почему-то все больше с мужчинами!
(Катюлик, 87 лет).
***
Мама с Асанычем уехали в Икею, покупать одеяло. Зачем им одеяло и почему именно сейчас – я даже не спрашивала. Мама долго говорила о том, что вот такое одеяло к