– Афанасий Петрович, оставим это: меньше знаешь – спокойнее живешь.
Адвокат опять-таки не оставил без внимания многозначительные взгляды, которыми обменялись между собой Кобяков и Кравец. Он также понял, что Кобяков недоволен собой. Недоволен, что ляпнул лишнее. Нет, он понимает, что Тагильцев официально работает на их фирму, легально, что он – свой человек. Однако и адвокату не следует знать больше, чем ему необходимо для исполнения адвокатских обязанностей. Адвокат понимает, что коснулись щекотливой темы, но он должен спросить.
– Александр Ильич, говоря о смертях, мне показалось, что вы в этом подозреваете полицию…
– С них сбудется, – пробурчал Кобяков и фыркнул.
– Я, как профессиональный юрист, так не думаю.
– Почему?
Тагильцев усмехнулся:
– Это же так очевидно.
– Тебе – очевидно, зато мне – нет, – снова фыркнув, бросил Кобяков. – Для «ментов» мы – кость в горле. И давно уже. Проглотили бы, но – руки коротки; нет законных оснований…
Кравец добавил, предварительно выпив еще одну стопку водки:
– Вот и решили мочить… одного за другим.
Тагильцев отрицательно замотал головой.
– Полиции живые полезнее, чем мертвые, – на эту сентенцию не последовало реакции. – Ну, да, ладно, оставим это. Я вот что хотел спросить: правда ли, что НТПС не заинтересован в судьбе Шилова, поэтому защиту на себя брать не намерен?
– Почему ты так решил? – спросил Кравец.
– Я почувствовал…
Кобяков подтвердил подозрения адвоката.
– Афанасий Петрович, ты правильно почувствовал.
– Но почему? Объясните! Ведь Шилов еще несколько дней назад был одним из лидеров.
– Был, но не стал. Виноват он сильно перед нами.
– Но в чем его вина? – снова спросил адвокат. – У вас же не принято бросать в беде своих.
– Был свой, стал чужим… Подлянку он сотворил, а такое не прощается.
– Может, все-таки объясните, господа, в чем дело?
– Тебе, Афанасий Петрович, этого не надлежит знать. Достаточно того, что Шилов хорошо знает. Ему все объяснили… На берегу объяснили, – Кобяков, дохлебав борщ, отодвинул тарелку и поднял глаза на адвоката. – Кстати, не ты ли взялся за защиту Шилова?
– Я… Частным порядком… Договор заключил.
– И как гонорар? Клиент не поскупился?
– Сто у. е. в час, – ответил адвокат.
– О-го-го, – протянул Кравец, – дорого обойдется удовольствие.
Адвокат, заподозренный в большом аппетите, обиженно заметил:
– Дело-то серьезное… И фирма клиентом занимается серьезная. Я хотел отказаться, но передумал…
– Надо быть глупцом, чтобы упустить такой жирный куш, – сказал Кравец.
Тагильцев возразил:
– Не по этой причине согласился. Я подумал, что, осуществляя защиту, я смогу быть полезным вам, то есть сообществу… В какой-то мере полезным.
Кобяков насторожился, поэтому спросил:
– «В какой-то мере»? Но мы бы хотели в полной мере.
– Хотеть – совсем не вредно. Однако невозможно.
– Почему? – спросил Кравец, не понимая, куда клонит адвокат.
– Не положено.
– Почему? – повторил свой вопрос Кравец.
– Потому что, во-первых, защищая частным порядком Шилова, у меня нет никаких обязательств перед фирмой, где я работаю. Потому что, во-вторых, есть кодекс поведения адвоката, кодекс профессиональной чести, а его нарушать я не собираюсь ни за какие деньги…
Кравец прервал:
– А если мы заставим?..
Кобяков зло посмотрел в глаза коллеги и тот тотчас же прикусил развязавшийся не в меру язык. Кобяков (не зря дана кличка «Ангел») мягко сказал:
– Поступай, как считаешь нужным, Афанасий Петрович. Нам достаточно и того, что будет «в какой-то мере».
– Я все-таки изложу и третье обстоятельство: есть у юристов такое понятие, как тайна следствия. Я, став обладателем конфиденциальной информации при исполнении долга, не имею права ее разглашать. Надеюсь, я понятно объяснил?
– Не обижайся, Афанасий Петрович, – сказал Кравец. – Я же пошутил.
– Шутки-то у тебя боцманские… – серьезно ответил тот.
– А я и в самом деле был боцманом на торпедном катере… Когда срочную служил. Попал, как говорится, ты в яблочко.
Кобяков и Кравец рассмеялись. Улыбнулся, но лишь чуть-чуть, и Тагильцев. Неловкость прошла. Кайгородов доставил второе: колбаски по-купечески с картофелем-фри, зеленым горошком, свежим огурцом и малосольной капусткой. После ухода старшего метрдотеля Кобяков спросил адвоката:
– Ты был у жены?
– Еще утром.
– Что она говорит?
– Ничего. Собралась и уехала первой же электричкой в область.
– Зачем?
– Говорит, что будет просить разрешения на свиданку.
– Не разрешат, – заметил Кравец.
– Я ей тоже говорил. Но женщину переубедить невозможно.
– Тебе не показалось, что она знает?.. – осторожно спросил Кобяков.
– Я понял, что ты, Александр Ильич имеешь в виду. Жена ничего не знает о профессиональной деятельности мужа… Или почти ничего.
– Какие-нибудь фамилии называла в разговоре?
– Нет. Она сказала, что знала лишь убитого Курдюкова, которого, по её словам, Шилов считал своим дружком. Она, кстати, не верит, что муж мог убить дружка. Начисто отказывается верить.
Кобяков повеселел.
– Отлично, – он потер руки. – Не знает – значит, не опасна.
– Будь уверен, Александр Ильич: с этой стороны вашему союзу ничто не грозит.
– Слава Богу, хоть одна приятная новость, – Кобяков облегченно вздохнул.
Тагильцев на это заметил:
– Но есть еще одна столь же оптимистичная новость.
Кобяков спросил:
– И какая же?
– Заключая договор, я выдвинул одно устное условие.
– Какое?
– Я предупредил, что если Шилов поведет себя в ходе следствия некорректно, то есть станет валить на других, то есть на кого-либо из своих сообщников, то я немедленно разрываю договор.
– Он и без этого понимает, что грозит, если начнет болтать лишнее, – заметил Кобяков. – Не впервые загремел, поэтому наши правила знает: чуть что – телефонный провод на шею и тю-тю. Умеешь кататься – умей и саночки возить.
– И все же я его предупредил.
– Лишнее предостережение не помешает.
– Уже на первом и предварительном допросе чуть-чуть не сболтнул лишнее. Пришлось мне вмешаться.
– Как это?
– Попросил следователя дать возможность посовещаться с подзащитным с глазу на глаз.
– И что?
– Посовещался. Я посоветовал Шилову, посоветовал настойчиво, чтобы тот сейчас же воспользовался нормой Конституции и отказался отвечать на вопросы следствия.
– Послушался?
– Он замолчал. Ему, конечно, это вряд ли поможет, но вам… Полезнее, если будет молчать.
– Ты прав: живее будет, – заметил Кравец.
Кобяков спросил:
– Что за следователь?
– Зверюга! Из его рук Шилову не вырваться.
– Ты его знаешь?
– Слышал. И первое же личное свидание слухи подтвердило. Он, правда, иногда допускает огрехи, но, мне показалось, умышленно.
– Шилов не предлагал тебе поладить со следователем?
– Предлагал.
– Ну, и ты?..
– Категорически отказался.
– Почему?
– Затея изначально не имеет перспектив.
– Неподкупен?
– И это – тоже.
– Неужели есть такие? – удивился Кравец.
– Не надо всех грести под одну гребенку.
Кобяков усмехнулся.
– Не надо – не будем, ведь так, Илья Андреевич? – Кравец согласно кивнул.
– Хорошо, картина ясная и об этом хватит. Скажи мне, Афанасий Петрович, вот о чем, проконсультируй, так сказать.
– Слушаю, Александр Ильич.
– События недавних дней… Ну… гибель одного из сопредседателей…
– О Колобове, что ли?
– О нем.
– А какие тут проблемы?
– Не знаю, но мне кажется, что могут возникнуть проблемы с наследованием, – сказал нерешительно Кобяков.
– Вряд ли, – ответил адвокат. – Наследник по закону один, то есть его жена, так что…
4
Поднявшись по исшарканным за долгие годы ступеням, она вошла в здание. Оглядевшись, увидела сидящего на стуле и листающего журнал вахтера, который ее появление полностью проигнорировал. Подошла, поздоровалась. Но вахтер продолжал свое занятие.
– Простите, – робко произнесла она. Только сейчас вахтер обратил свой взор на женщину.
– Что нужно? – спросил он.
– Скажите, а следователь Коротаев здесь работает? – спросила женщина, со всей очевидностью понимая, что здесь ее не ждали, что ей здесь не рады. Впрочем, одна она разве здесь такая?
– Здесь, – бросил вахтер и вновь углубился в журнал.
– Извините, подскажите, как пройти к нему?
– Зачем? – не отрывая глаз от журнала, спросил вахтер.
– Он… мужа моего… дело, сказали, ведет.
– Договаривались?
– Нет, но…
– Не примет, – резюмировал вахтер, помолчал и добавил. – Скорее всего.
– Пусть он мне об этом скажет.
– Третий этаж. Направо. Еще направо. Предбанничек будет маленький. Три двери. Одна из них – Коротаева. Две тройки на двери.