так, как мы видим, — кивнул следователь. — Но когда стало известно о смерти леди эрэ Арр’энкор, храмовники забегали, как наскипидаренные зайцы. До этого сидели и происходящим в городе не интересовались. Что странно — остальные убийства они не связывают с делом вампирши.
— Почему? Ведь она погибла так же, как и остальные.
Следователь только плечами пожал:
— Меня этот вопрос тоже беспокоит. Храмовники расследуют дело Высокой леди, — повторил ан Хорсен, — остальное их не интересует.
— Сначала нелепое обвинение, теперь еще это странное убийство, — угрюмо буркнула, опустив глаза.
— Не бойся, Ада, в камеру ты больше не вернешься, — уверенно пообещали мне и, наверное, наобещали еще что-нибудь, если бы не резко открывшаяся дверь.
В кабинет вошел храмовник. Тот самый, который был главным среди тех, кто меня привез сюда.
— Я бы на вашем месте не стал делать столь опрометчивых обещаний, ан Хорсен, — произнес мужчина, откидывая с лица капюшон.
Это был никто иной, как Высокий лорд Лайам Мей эрэ Арр’Лакрима, глава арадарского храма. Да к тому же чистокровный вампир.
— Девушка возвращается в камеру, ан Хорсен. А непосредственно с вами будет разбираться ваше начальство. Дисциплина в полиции ни к умертвию.
— Нет, — вскрикнула я, с ужасом глядя на следователя. Из глаз снова потекли слезы. — Пожалуйста, нет. Только не туда.
Ан Хорсен поднялся, загородив меня, сложил руки на груди и кратко бросил:
— Нет.
— Маркус, Маркус, — покачал головой храмовник. — Сопротивление власти, нарушение приказа… Вы хоть понимаете, что делаете хуже госпоже ан Тьенэ?
— Хуже? — Взбеленился мужчина. — Хуже? Она не совершила ничего, что заслуживало бы нижних камер. К вашему сведению, туда садят только особо опасных преступников. Глупой анонимки недостаточно!
— Я не намерен оправдываться. — Последовал холодный ответ главы храма. — Еще слово и вы окажетесь в соседней с госпожой камере. — Вампир оскалил зубы в подобии улыбки, а затем указал на дверь, — идемте, госпожа ан Тьенэ, и будем надеяться, что выходка ан Хорсена никак не отразится на вашем умственном здоровье.
Злить высокопоставленного вампира не имело больше смысла. Я прекрасно понимала, кто он и кто следователь. Ан Хорсен ничего не мог сделать в этой ситуации, и ему не следовало забирать меня из камеры.
Осторожно встала, стащила с себя плед, поправила спутанные волосы и, гордо вздернув подбородок, подошла к вампиру. Проходя мимо следователя, заметила, что ан Хорсен не может пошевелиться. Он аж покраснел от натуги и осознания того, что не может ни двинутся, ни сказать что-нибудь.
Вампир самодовольно хмыкнул, взял меня за предплечье и, надев капюшон, вывел в коридор. Там мы пошли уже по знакомому маршруту, но почему-то не дошли до коридора, ведущего на нижние уровни, а свернули и, после двух коридоров и нескольких поворотов, стали подниматься наверх.
— Разве мы не в камеры возвращаемся?
— Ситуация изменилась, — снизошел до пояснения вампир, — сейчас вас допросят.
— А…
— Молчите!
И я замолчала.
Мы поднимались все выше и выше. По пути к нам присоединились еще с полдюжины храмовников. Одному из них глава храма пожаловался, что ан Хорсен умудрился вытащить меня из камеры, успокоить и даже чаем напоить.
— Надеюсь, это не будет иметь последствий. — Пробасил в ответ храмовник. — И нам не придется держать ее там еще несколько дней.
— Посмотрим, — судя по всему, вампир не был настроен оптимистично.
Мы поднялись на самые верхние уровни Черного храма. Туда, где могли находиться только храмовники. Зашли в небольшую полутемную комнату без окон и мебели. Храмовники встали вокруг меня кругом. Тишина стояла подавляющая. Я же не знала, куда себя деть: грязная, вонючая, нечесаная, в рваном платье среди спокойно стоящих черных капюшонов.
Стараюсь дышать ровно и глубоко. И не плакать. Скоро все это прекратится и я поеду домой. Только место для допроса странное. Ни стола, ни стула, ни пишущих принадлежностей. Ничего! Как же будет идти допрос?
Дверь резко распахнулась и на пороге появился еще один храмовник в коричневом балахоне. Лицо, как у всех, скрыто капюшоном. Высокий, стройный. Но больше всего меня привлекли почему-то его ботинки: высокие из грубой толстой ткани на белой резиновой подошве, таким же носком и белыми шнурками.
Все почтительно склонили головы, приветствуя вошедшего. Тот придирчиво осмотрел меня и вынес приговор:
— Она спокойна, — да и голос у него приятный. Бархатный такой, ласкающий.
Коричневый капюшон явно обвиняюще посмотрел на вампира. Глава арадарского храма только плечами пожал. Мол, бывает.
Меня еще раз придирчиво осмотрели.
— Ладно, так справимся. — А затем мужчина приказал мне, — на колени!
Знаю, мне следовало подчиниться и даже расслабиться. Ведь ментальный допрос — дело серьезное и сопротивление сделает только хуже, но… двери были так заманчиво открыты! Я прошмыгнула у храмовника под рукой, бросилась на выход, но меня схватили, скрутили, кинули на пол. Затем грубо поставили на колени. И время устремилось вспять!
Вот последний успокаивающий разговор с ан Хорсеном и мои выматывающие душу кошмары в темной камере. Затем обидный арест и поход в детективное агентство. Мое летнее путешествие за травами. Первый, полные надежд и желаний, год на Темной Стороне и болезненное прощание с учителем. Трудные напряженные годы ученичества и моя первая встреча с суровым, непримиримым лордом Кроу. Похороны отца и его изломанное, изувеченное пытками тело на белой простыне. Короткое детство и постоянные ссоры родителей. И даже первые родовые крики.
Я вспомнила все!
И всю мою жизнь просмотрел мужчина в коричневом балахоне. И он же произнес:
— Не виновна.
О, столько разочарования в этих словах!
Меня отпустили и я повалилась на пол. Без сил, без эмоций, без надежд.
Глава 8
Очнулась я на койке храмовой лечебницы. Тело нещадно ломило, голова трещала по швам. В общем, самочувствие мое оставляло желать лучшего, мне бы отдохнуть еще, а тут какой-то назойливый голос постоянно твердит, чтобы я открывала свои глазоньки, иначе хуже будет.
Да, храмовые лекари натуральные изверги и садисты! Рану наживую шьют, зубы без обезболивания выдирают, при этом обсуждают между собой, кто в каком году помер, да в каких мучения. А после удивляются, почему народ к ним лечиться не ходит, больше травников выбирает, да на крайний случай к тем же ведьмам почку продавать идут.
— Раз очнулась, пошла вон! — Раздался над моей головой брюзгливый голос. — Разлеглась тут, неженка.
Застонав, с трудом разлепила веки. Крысиное лицо дежурного храмового лекаря «порадовало» меня сморщенным носом.
— Воняешь, как гниющая скотобойня, — продолжил издеваться «добрый» и «участливый» лекарь. — Выпила и марш за дверь, — передо мной на тумбочке возник стакан с мутной жижей.
Я бы пить не стала, но учуяла тонкий аромат листьев пустынной цепни — растения применяющегося во всех тонизирующих зельях.