Кутаясь в тонкую ветровку, я отрешенно бреду в универ, выйдя из автобуса. На самом деле на велосипеде можно ездить до поздней осени, я так и делала в прошлом году. Но, в свете последних событий, я стала очень рассеянной, мозг отказывался работать. Чуть не попав на велике под машину, убрала его на зиму на балкон.
В универе встретилась со Златой. Выглядела она не лучше меня, загнанный взгляд, грязные волосы… Как и я, подруга переживала не лучшие времена. Весь флер авантюризма произошедшего спал, оставив неприятную грязную наготу правды: мы мошенники. Воры. Преступники. Но обсуждать это вслух мы не решались.
В тысячный раз проклинаю себя, что ввязала во все это своих друзей. Вместе с этим решаю, что нужно ложиться на операцию. Разве не ради этого мы нарушили закон? Будет бредово подвергнуть их риску просто так, ни для чего…
— У нас совместная пара с ним, — тихо говорит Злата.
Поежившись, я кивнула. Пара всего одна, но с ним. Это значит, сегодня мы впервые увидим Истомина после нашего ограбления. Вру, я видела его пару раз вдалеке, но трусливо сбегала в ближайшие аудитории, со скачущим в галопе сердцем ожидая, когда он пройдет. Пару раз наши взгляды пересекались в коридоре. Я испуганно замирала, ничего не могла с собой поделать. Стояла, притихнув, и вспоминала, что нужно дышать только когда он с безразличием отводил взгляд. Но совместная пара впервые. Надеюсь, он снова будет на ней спать…
— Успокойтесь, — шикает на нас подошедший Тима. — Вы как две трясущиеся мыши.
— А вдруг он знает? — нервозный лихрадочный тон меняет мой голос почти до неузнаваемости.
— Вряд ли. Проделанный алгоритм хорош тем, что усложняет поиски с каждой потерянной минутой. Все протоколы давно исчезли, успокойтесь. Уже давно в новостях бы крутили, что банк ограблен. Значит, наш объект даже не в курсе. Там все очень правдоподобно: он сам лично все перевел. Банк и не дернулся. Прошло уже несколько дней, нас невозможно вычислить уже никому. Говорю же, с его бабками, он и не заметил, что пару копеек не хватает.
— Тише ты, — шиплю в ужасе, начиная озираться. Но никого не вижу. — Прекрати обсуждать это здесь.
— Согласна, — Злату передергивает, она укоризненно смотрит на Тиму.
— Ладно-ладно, — в своей капитуляции он поднимает руки вверх. — Тогда будем обсуждать экономику?
— Ага, — вяло отреагировала я, вползая в аудиторию за друзьями.
Почти все уже на месте, не оглядываясь по сторонам, я быстро сажусь за парту. Друзья присаживаются рядом.
Только разложила конспекты и листовки, как в аудиторию заходит главный объект моих мыслей. Не успеваю спрятаться за тетрадью, лишь застываю, пальцы с ручкой так и повисли в воздухе застывшим кадром.
Придавливающий взгляд падает прямо на меня, но не надолго. Соскальзывает и устремляется в сторону. Парень проходит мимо расслабленной уверенной походкой, оставляя меня сидеть с горящими щеками.
Всю пару я почти не слышу, что говорит преподаватель, окунувшись в новые ощущения: буравящий взгляд печет и сверлит мой затылок, заставляя сгорать в своем личном аду.
То, что я была у него дома кажется таким диким и невозможным. Приснилось, в самом деле? Я спала в кровати Яна Истомина…
Прижимаю ладони к лицу, но оно продолжает пылать. Сижу оголенным электрическим проводом, готовая заискриться и взорваться от малейшей капли. Меня потряхивает. По замкнутому кругу проклинаю себя за то, что мы сделали. В мире столько людей, больных раком. Они борются. Сражаются честными методами. Наплевав на гордость, протягивают руку для милостыни, собирают по копейке откуда придется. Плачут и надеются… Многие ведь побеждают.
Но я поступила совершенно иначе. Неприемлемо. Нелегально. Растерев все свои моральные принципы в порошок. Безвозвратно утратив право быть незапятнанным и честным человеком, проживающим достойную жизнь. Теперь это не про меня.
Явственно ощущая жжение между лопаток, незаметно поворачиваюсь и тут же чувствую, как стынет кровь в жилах, все внутри меня холодеет: Ян неотрывно смотрит в мою сторону и, резко вскинув глаза на мое лицо, начинает улыбаться. Нехорошей, предвещающей беду улыбкой. От нее начинаю задыхаться и мелко дрожать. Меня прошибает страшное понимание: он знает. Боже мой, он знает!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что с тобой? — на мою руку падает рука Тимы. Я поворачиваюсь к нему со слезами и шепчу свою догадку.
— Он все знает, Тима… Нам конец, — губы еле шевелятся, одеревеневшие от парализующего страха. — Он все знает.
— Сомневаюсь, — успокоил меня Тима. — Все прошло без сучка, без задоринки.
— Он смотрит на меня. Все время смотрит. Он знает, — как умалишенная повторяла я, почти в бреду.
Тима сжимает мою руку.
— Тише, — цедит шепотом. — Полная аудитория студентов. Ты привлекаешь внимание. Все хорошо. На тебя много кто пялится, ты симпатичная умная девушка. Замри, нахрен, Саша.
Парень болезненно сжал мои пальцы, приводя меня в чувство.
— Шансов вычислить нас уже нет. Он ничего не знает. Истомин просто озабоченный урод, который мечтает залезть тебе под юбку. Поэтому и пялится. Он к тебе подходил?
— Нет, — выдавливаю из себя.
Собственно, он, и правда, не подходил. Да, пересекались взгляды, но, наверное, это неудивительно, что ему любопытно. Я ночевала в его кровати. Я и сама стала смотреть на него в разы чаще, нежели раньше. Раньше, можно сказать, практически не замечала.
— Вот и ответ. Если подойдет, то мягко отшей его и не влезай в неприятности.
— А если он подозревает меня? Ведь украденная сумма близка к той, что я озвучила. — Меня все время тревожил этот вопрос, но я знаю, что скажут друзья: тогда нужно было воровать больше. Мне же казалось, чем меньше сумма, тем меньше вина. Ха. Смех и слезы.
— Ничего кроме своих подозрений он предъявить не сможет. Угомонись.
Злата все это время молча слушала и сидела с отстраненным видом. Я была уверена на все сто процентов, что она сожалеет о содеянном. Жалеет, что поторопилась со своим решением помогать. Я не осуждала ее, ведь я и сама сожалела. Ее глаза были красными, но сухими. Она избегала смотреть на меня.
После пары, подруга сказала, что ей нужно к заведующему кафедры, и растворилась. Тима побежал на подработку в интернет-кафе.
Дождавшись, когда Истомин выйдет из аудитории, я безрадостно поплелась на парковку, путь через нее был мне короче. Выглянув из-за угла, проверила, что его внедорожника нет, и только тогда пошла через пустующую разметку.
Выйдя за ворота универа, и повернув за угол, чтобы пойти к маршрутке, я ошарашенно замерла. Прямо за углом оказался черный внедорожник Яна. Сам он стоял снаружи, облокотившись о пассажирскую дверцу, и расслабленно выкуривал сигарету. Сегодня было ветрено, но он был в тонком свитшоте и, казалось, не замечал холода.
Развернуться и уйти в другую сторону, после того, как он меня увидел, очевидно, выглядит глупым, поэтому я медленно пошла на него, чувствуя, как с каждым шагом тяжелеют ноги, будто им привязали по крупной гире. Он молча смотрел, как я иду в его сторону, продолжая спокойно затягиваться. Во мне калейдоскопом мелькнуло желание попробовать сигарету. Может это смогло бы успокоить мои натянутые нервы и бурлящую лавой кровь? Вряд ли.
Приблизившись, собираюсь пройти мимо его машины, но он окликает меня.
— Саша.
Неуверенно смотрю на него, готовая вот-вот хлопнуться в обморок. И стою на месте. Конечно, он не просто так тут стоит.
— Привет, — бросает Ян, изучающе оглядывая меня.
— Привет, — насторожено отвечаю ему.
— Все нормально? Ты чего такая шуганная?
После его слов с меня вдруг сошло семь потов и гора с плеч упала. Стало чуть легче дышать. Однако, расслабляться я не спешила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты же сам сказал не попадаться тебе на глаза…
— Да, сказал.
Его пристальный взгляд, как обычно нервирует. Но ведь он нервировал меня и до кражи. Странное ощущение происходящего молниеносно возвращается, ползет липким холодом по спине. Напряженная тишина между нами сковывает конечности.