Сукин сын.
Обрывки и кусочки начинают собираться вместе, поскольку она освежила мне память. Я опускаю лицо в ладони, упираясь локтями в колени. Не удивительно, блядь, что она ненавидит меня.
— Магнолия. — Я поднимаю взгляд на нее, потянувшись к ее руке. Она одергивает ее. Справедливо. — Ты не слышала первую половину этого разговора.
Ее спина выпрямляется.
— Тони Валотти, — говорю я. — Всю неделю он рассказывал всем, что собирается переспать с тобой в последнюю ночь конференции. Ты даже говорила мне, что он флиртовал с тобой всю неделю, доставляя тебе неудобства. Парни заключили пари, говоря, что Тони не сможет затащить тебя в постель. Я всего лишь хотел забрать особое внимание от тебя. Сделать так, чтобы ты выглядела менее привлекательно. Поэтому я рассказал им ужасные вещи про тебя. Я украл его триумф. Добрался до тебя раньше, чем он, и взял то, что принадлежало мне, потому что, черт возьми, Магнолия, ты была моей.
Ее лицо смягчается, несмотря на то, что глаза по-прежнему обжигают меня. Она не решается верить ни единому слову. Понимаю, но я никогда не лгал ей.
— Мысль о том, что эти придурки касаются тебя, добиваясь своей цели... — Качаю головой. — Я не мог позволить этому случиться. Я говорил правду тебе той ночью. Все. Что держал свои чувства при себе многие годы и не хотел, чтобы ты пострадала. Я просто не думал, что спасая тебя от них, окажется, что при этом делал тебе больно.
Магнолия поджимается, скрещивая ноги, обнимая и защищая себя, но в этом нет нужды.
— Лучше бы ты пришла ко мне. — В комнате жарко, душно. Я резко вдыхаю, пока воротник рубашки затягивается на моей шее. Ожидал, что многое почувствую, приехав сюда сегодня, но сильное, нарастающее негодование не было одним из чувств.
Последние пару лет...
Жить в пузыре замешательства и так скучать по ней, что не мог работать большую часть времени.
Все это было из-за чертового недоразумения.
Она ничего не говорит. Я не получаю объяснений или извинений. Что угодно, было бы неплохо.
Я поднимаюсь, и ее взгляд переключается на меня.
— Куда ты? — спрашивает она.
Я разрываюсь между желанием прижаться к ее губам безжалостным поцелуем и желанием сбежать отсюда.
— Я знал, что ты упрямая и немного самодовольна, Магнолия, но это, блядь, переходит все границы.
С этим я ушел.
Без понятия, куда.
Но я не могу оставаться здесь.
Не сейчас.
ГЛАВА 13
МАГНОЛИЯ ГРЭНТЭМ
Я не буду плакать.
Я не буду плакать.
Я не буду плакать.
Я делаю глубокий вдох и пересекаю зал, закрывая дверь квартиры, которая по-прежнему дрожит от последствий удара Ксавьера.
Планы на вечер больше нет. Не думаю, что смогу сидеть в баре, выпивать и клеить улыбку на лицо, притворяясь, что ничего из этого только что не произошло.
Мои пальцы дрожат, пока я отправляю сообщение Скайлар.
— Прошло неплохо.
Она отвечает минутой позже.
— Правда?
— Вовсе нет.
— Я сейчас приеду, — говорит она.
— Принеси вино.
***
— Я превращаюсь в алкоголичку. — Забираю бутылку вина у Скайлар, как только она заходит. — Перешла с выпивки раз в неделю на практически каждую ночь.
— Ты на взводе. — Скайлар кладет сумочку на стол. Жалость исходит из нее как чрезмерно набрызганные духи.
— Я так не могу. — Я оОткупориваю бутылку, как профессионал, и разливаю по бокалам. — Слишком тяжело.
Она берет себе бокал.
— Когда держишь все в себе многие годы, а затем жизнь внезапно заставляет тебя противостоять этому, когда меньше всего к этому готова, сложно справиться.
— Он защищал меня. — Голос становиться тихим. Я делаю тяжелый глоток, который в последствии трудно проглотить. — Когда Ксавьер говорил те ужасные вещи, он защищал меня. Несколько парней на конференции заключили пари, кто сможет затащить меня в постель. Он считал, что, говоря эти вещи, мог бы избавиться от них.
— Разве он не мог просто рассказать тебе о пари? Тогда бы ты знала, что не переспишь ни с кем из них.
Я качаю головой.
— Он не действует так. Если есть проблема, он хочет все исправить сам. Возможно, он хотел пощадить мои чувства. Если чего-то не знаешь, подобное не причинит вред.
— Благородно.
— Знаю, ладно? — Я фыркаю. — Я так зла на себя. Он тоже.
— Зол на себя?
— Нет, на меня. Он выбежал отсюда, распаленным. Никогда не видела его таким разгневанным.
Скайлар откидывает светлые волны с мрачного лица и берет меня за руку.
— Воу, Магнолия. Я-я не знаю, что сказать.
— Я облажалась.
— Тебе придется унизиться. — Скайлар встает, озаренная идеей. — Ты можешь все исправить. Тебе просто нужно унизиться.
— Я не буду унижаться.
— У тебя нет выбора. Ты должна сделать это, Магнолия. Если любишь его, то сделаешь все возможное, чтобы вернуть.
— Я даже не знаю, что сделать или сказать.
— Разберешься. Если он нужен тебе достаточно сильно, ты найдешь способ.
ГЛАВА 14
КСАВЬЕР ФОКС
— Данная цена не подходит этой квартире. Ты никогда не продашь ее по такой цене. Сбрось по крайней мере двести пятьдесят. Продашь ее через две недели. Гарантировано. — Хершел Гольдштейн машет пальцем перед моим лицом. Он последний брокер, который завалился ко мне в брокерскую контору утром в субботу.
— Спасибо за совет. — Я хлопаю его по спине, крепко обнимая. У него жесткие плечи, словно он удерживает слишком много энергии подобно Атласу. Признак мужчины, который слишком много думает. Я-то знаю. Хершелу нужно потрахаться, но судя по укороченным штанам и большого размера очкам из девяностых, которые носит до сих пор, перепихон — наименьшее из его приоритетов. — Пересмотрю клиентов, когда вернусь в офис.
Говорю то, что должен сказать, чтобы заставить его замолчать. Я знаю своих клиентов. Знаю правильную цену, и клиенты не откажутся ни на цент ниже заявленной. Я не новичок в этой игре. Тем не менее, не могу не задаваться вопросом, что думает Магнолия по поводу цены. У нее всегда лучше выходило с цифрами. Она занималась установлением цены и вела переговоры. Я занимался продажей.
— Очень хорошо. — Он поправляет очки на носу и направляется к двери. Я забираю вещи с кухонного островка и начинаю выключать свет.
Прежде чем гашу последний светильник, дверь открывается резким движением. Я не поднимаю взгляд.
— Мы закончили около пяти минут назад.
Никто не отвечает.
Я поднимаю взгляд, сердце подскакивает к горлу.
— Эта брокерская контора открыта по приглашениям.
Магнолия приподнимает плечо к уху, даря робкую улыбку. Не похоже на нее, чтобы она прикидывалась скромной. Должно быть, пришла Примирительная Магнолия. Я не узнаю ее, поскольку никогда не видел прежде. В этом не было никакой необходимости. Когда мы были друзьями, она никогда не лгала, не ранила или не обманывала меня. Она была добра ко мне.
Но я все еще в ярости.
— Что ты здесь делаешь? — Я кладу вещи на стол, складывая руки. Мой пиджак собирается, жестко стягиваясь на спине. Она нарядилась для утра. Черные кожаные леггинсы. Кружевная блузка. Накрученные волосы. Накрашенные губы. Каблуки в стиле «трахни меня».
— Пришли извиниться. — Она подходит ближе ко мне, закрывая дверь. — Ты не тот монстр, которого я из тебя сделала. Я ошиблась. Мне следовало прийти к тебе. Я не должна была так предполагать. И была так одержима обидой, что приняла твои слова за чистую монету — и большее для меня не имело смысла.
Я изучаю ее, желая держаться подальше и обнять ее одновременно.
— Слушай, ты же знаешь, что я не умею красиво выражаться, — говорит Мэгс. — Я никогда не была убедительной, как ты. — Она вздыхает, поигрывая пальцами. — Скажу так: восемьсот пятьдесят четыре дня. Два Рождества. Два кануна Нового года. Два новогодних дня похмелья. Сотни отмеченных продаж. Десятки пропущенных отпусков. Ноль фотографий...