Эриксон предупреждает о существовании двух фундаментальных угроз как для личностного становления ребенка, так и для общества в целом. Они возникают в процессе развития буржуазных отношений в обществе.
Первая угроза возникает, когда дети начинают чувствовать, что их статус в школе зависит от цвета кожи, фасона одежды или происхождения родителей, но не от успехов в учебе, которые и должны определять их ценность как учащихся. К сожалению, во многих современных российских школах появился подобный пошлый мелкобуржуазный этос установления статуса ученика, который может напрямую зависеть от наличия у него модного и дорогого сотового телефона или престижной работы его родителей. Подобные деформации морального сознания приводят к неадекватному восприятию ребенком паттерн современной правовой культуры.
Следует отметить, что значительную роль в процессе формирования основ правовой культуры младших школьников, играет воспитание у них чувства ответственности и долга. Особенно важно разъяснять ученикам начальных классов принцип личной ответственности каждого за свои поступки, и конкретно показывать степень соответствия последних не только школьным правилам для учащихся, но также юридическим и моральным нормам. Но здесь возникает вторая угроза, которую Эриксон считает более фундаментальной по сравнению с первой – «ограничение человеком самого себя и сужение своих горизонтов до границ поля своего труда, на который, как сказано в Библии, он был осужден после изгнания из рая»[46]. Он легко превращается в конформиста, нерассуждающего раба техники и ее хозяев, когда начинает верить в то, что работа – это его единственная обязанность, а профессия и должность – главный критерий его ценности как человека. Такая ценностная установка может зародиться на четвертой стадии социализации и в итоге привести индивида к отчуждению от своей сущности, когда он, потеряв смысл своего существования, становится ущербной личностью со спутанным правосознанием. Исповедуя такие ценности человек отчуждается от других людей, становится не субъектом прав и свобод, а лишь объектом правовых отношений. Поэтому на данной стадии психосоциального развития ребенок должен быть не только объектом, но и субъектом правовой социализации. Как субъект он выступает прежде всего как член детской ассоциации или учебного коллектива, а это значит, что ребенок может принимать активное участие в различных общественных и воспитательных мероприятиях. Младшие школьники, которые овладели основами правовой культуры, имеют возможность непосредственно позитивно влиять на учащихся, нарушающих моральные и правовые нормы. Тем самым они способны положительно влиять на поведение своих товарищей, побуждая их следовать правовым и нравственным императивам.
При успешном завершении четвертой стадии первичной правовой социализации детство (в узком смысле этого слова) заканчивается и начинается отрочество, которое переходит в юность. Следующая стадия приходится обычно на возраст от двенадцати до восемнадцати лет и при ее прохождении ребенок сталкивается с такими фундаментальными проблемами как самоидентификация и смешение психосоциальных ролей. Выбор алгоритма их решения подростком проходит в контексте созданных им идеалов семьи, морали и права, которые зачастую слишком оторваны от реалий общественных отношений. В современном мире социально-правовая действительность сильно проигрывает перед возвышенными общественными идеалами юности. Поэтому многие молодые люди склонны самостоятельно вырабатывать, а чаще принимать уже готовые радикальные теории и мировоззрения, претендующие на снятие всех общественных противоречий и установление «царства правды» на земле. В этом возрасте подростки полагают, что «создать идеал на практике не труднее, чем вообразить его в теории»[47]. Существует угроза, что в силу своих психосоциальных особенностей они могут стать легкой добычей ультрарадикальных политических деятелей, которые управляют ими с помощью небольшого набора примитивных технологий манипуляции сознанием.
На пятой стадии правовой социализации у подростков появляется отличное от прежнего, новое мироощущение и мировосприятие. Это связано не только с физиологическим созреванием, но и с тем, что в процессе психосоциального развития у них становится более развитой способность к обобщению и абстрагированию. Новый взгляд на жизнь составляет основу иного, отличного от предыдущего, и уже гораздо менее инфантильного правосознания, формирование которого напрямую зависит от качества связей субъекта с его социальным окружением. Если качество этой связи было положительным, то подросток сумеет благодаря развившейся у него способности к обобщению объективно определить свой социально-правовой статус, а также понять и осмыслить необходимость выполнения им соответствующего комплекса общественно-правовых ролей. При успехе психосоциальной самоидентификации молодой человек ясно осознает свое место в обществе и куда надо ему дальше двигаться, чтобы полностью реализовать свой духовный потенциал. Если же качество этой связи имеет негативный характер, то из-за ее противоречивости и хаотичности ребенок не может идентифицировать свое «Я», у него происходит путаница в выборе тех социальных ролей, которые он уже должен выполнять в силу имеющихся объективных общественных потребностей и которые ему так непоследовательно и противоречиво навязывается его ближайшим окружением.
Каждое общество должно стремиться к тому, чтобы все его члены могли идентифицировать себя адекватно своему экзистенциальному «Я» с учетом объективно сложившейся общественно-исторической ситуации. Если они этого не могут сделать в силу различных субъективных и объективных обстоятельств, то процессы их самоидентификации начинают идти по негативному сценарию в русле деперсонализации и отчуждения, что рано или поздно сделает маргинальным сознание этих людей. Субъект со спутанными социальными ролями неизбежно отчуждается как от собственных личностных духовных потребностей и персональных интересов, так и от выполнения общественного долга и гражданских обязанностей. Его спутанное правосознание может детерминировать девиантное поведение. «Если из-за неудачного детства или тяжелого быта подросток не может решить задачу идентификации и определить свое «Я», то он начинает проявлять симптомы путаницы ролей и неуверенность в понимании того, кто он такой и к какой среде принадлежит. Такая путаница нередко наблюдается у малолетних преступников. Девочки, проявляющие в подростковом возрасте распущенность, очень часто обладают фрагментарным представлением о своей личности и свои беспорядочные половые связи не соотносят ни со своим интеллектуальным уровнем, ни с системой ценностей. В некоторых случаях молодежь стремится к «негативной идентификации», т. е. отождествляет свое «Я» с образом, противоположным тому, который хотели бы видеть родители и друзья»[48]. Путаница ролей может быть обусловлена той исторически сложившейся социокультурной ситуацией, в которую погружен человек.
Если на предыдущих стадиях правовой социализации родители занимают доминирующее положение в качестве ее агентов, то на пятой ступени психосоциального развития ребенка их влияние становится гораздо более косвенным. Сильное воздействие начинают оказывать сверстники, учителя, тренеры, молодежные лидеры, друзья семьи, соседи и т. д. На данной стадии постепенно уже начинают вступать в свои права ведущие агенты вторичной правовой социализации – сотрудники правоохранительных органов, представители администраций образовательных учреждений, религиозные и общественно-политические деятели, СМИ и т. д. По мнению Эриксона, если родители поддерживали процесс формирования у подростка таких качеств как доверие, самостоятельность, предприимчивость и умелость, то у него значительно возрастают шансы на успешное преодоление пятого возрастного кризиса, суть которого выражается в необходимости психосоциальной самоидентификации ребенка. Если же их роль не была позитивной, то особое значение тогда приобретают другие агенты социализации, которые потенциально могут оказать сильное и благотворное воздействие на недоверчивого, излишне стыдливого, неуверенного, преисполненного чувства вины и неполноценности подростка.
Можно согласиться с утверждение Д. Элкинда, что иногда лучше идентифицировать себя с наркоманом, хиппи или малолетним преступником, чем вообще не иметь своего «Я»[49]. Поскольку даже девиантная самоидентификация подростка позволяет ему достаточно четко структурировать аксиологическую компоненту своего правосознания, которую агенты правовой социализации смогут затем корректировать и перестраивать с помощью имеющегося у них набора социально-педагогических методов и средств. Если же подросток не идентифицировал своего «Я» даже на основе девиантной матрицы выбора общественных ролей, то он становится субъектом «спутанного» измененного правосознания, которое в силу слабости своей формы, изменчивости и непостоянства своих аксиолантов будет перманентно уходить в себя, ускользая от позитивного воздействия агентов правовой социализации.