Во время второй стадии происходит профессиональная социализация человека, когда он получает специальные знания, овладевает необходимыми навыками и приобщается к определенной субкультуре. В это время значительно расширяются его общественные связи и диапазон социальных ролей. Ускорение социального времени, происходящее в современном обществе, объективно делает ресоциализацию более актуальной для общественного прогресса по сравнению с предыдущими историческими периодами, не отличающимися большой социальной динамичностью и мобильностью. При повторной социализации происходит модификация или полный отказ от потерявших свою актуальность и морально устаревших установок, целей, норм и ценностей индивида. Эти изменения охватывают большую сферу жизнедеятельности человека: от коррекции речи и профессиональной переподготовки до изменения иерархии аксиолантов сознания и его общественных идеалов. Окончание вторичной социализации связано с пенсионным возрастом человека и утерей им трудоспособности, когда он исключается из системы общественного производства.
Правовая социализация не может не являться частью общей социализации человека, периодизация которой впервые детально была рассмотрена на базе психоаналитической методологии, ставшей традиционной для изучения данного вопроса. Использование методологических принципов психоанализа привело к достаточно четкому установлению стадий социализации. Применение теории психосоциального развития Э. Эриксона позволило строго выделить периоды правовой социализации индивида. По мнению американского психолога, на протяжении всей своей жизни человек переживает восемь фундаментальных психосоциальных кризисов, которые характерны для определенного возрастного периода[28]. В зависимости от того, насколько благоприятно (или неблагоприятно) для себя индивид преодолеет каждый из них, и зависит успешность дальнейшей его социализации. В психологическом и социальном становлении личности каждая его стадия, границами которых и выступают кризисы, связана определенным образом с одной из базисных компонент социума. Эта связь имеет двухсторонний характер. Как человек оказывает воздействие на формирование социальных институтов, привнося в них свои ментальные установки, так и сами институты в меру собственной актуальности трансформируют систему аксиолантов сознания индивида.
Как известно, для психосоциального развития личности психоанализ придает большое значение периоду раннего детства. По Эриксону, ребенок переживает на первом год у жизни свой первый кризис, генетически связанный с уровнем удовлетворенности его основных физиологических потребностей. Если люди, ухаживающие за ним, по каким-либо причинам плохо удовлетворяют его нужды, то у маленького человека развивается чувство глубокого недоверия к окружающему миру, которое со временем и в зависимости от последствий преодоления последующих возрастных кризисов может перерасти либо в личностную установку на жесткое подчинение себе окружающего мира, чтобы сделать его более удобным и комфортным для себя, либо в желание отомстить ему за свои перенесенные страдания, когда им выбираются деструктивные цели-ориентиры для своего социального поведения. При нормальном удовлетворении основных физиологических потребностей ребенка у него появляется чувство полного доверия к окружающему миру, которое становится основой цельного развития и может трансформироваться в процессе дальнейшей социализации в любовь к людям и жизни, ориентировав психосоциальное развитие личности на гуманистические общественные ценности. В процессе преодоления первого кризиса у человека начинает формироваться модель социального взаимодействия, которой он придерживается при общении с Другими.
Социальное доверие и недоверие непосредственно связано с верой человека в добро. Каждое общество и, соответственно, любой человек имеют свою институционализированную форму почитания, которая становится жизнеспособной и социально значимой благодаря соответствующему образу мира, сформированному в общественном и индивидуальном сознании. Чаще всего таким институтом выступает организованная религия. Эриксон связывал первый кризис именно с этой институционализированной формой почитания, психосоциальным основанием которого является установка доверия к окружающим. Психоаналитик определил соотношение между базисным доверием и институтом религии, который он толкует достаточно широко. «Постоянная потребность индивидуума в том, чтобы его воля переподтверждалась и определялась в размерах внутри взрослого порядка вещей, который в то же самое время переподтверждает и устанавливает размеры воли других, имеет институциональную гарантию в принципе правопорядка. В повседневной жизни, так же как в высоких судебных инстанциях – государственных и международных, – этот принцип определяет каждому его привилегии и ограничения, обязанности и права»[29].
Во время первого кризиса не решается окончательно вопрос о том, какое начало одержит верх, но данная дилемма возникает каждый раз заново при прохождении последующей стадии социализации. Каждый кризис несет в себе как негативную, так и позитивную возможность, реализация которой напрямую зависит от характера доминирующих социально-психологических факторов становления человека как личности. «Ребенок, который приходит в школу с чувством настороженности, может постепенно проникнуться доверием к какой-нибудь учительнице, не допускающей несправедливости по отношению к детям. При этом он может преодолеть первоначальную недоверчивость. Но зато и ребенок, выработавший в младенчестве доверчивый подход к жизни, может проникнуться к ней недоверием на последующих стадиях развития, если, скажем, в случае развода родителей в семье создается обстановка, переполненная взаимными обвинениями и скандалами»[30]. В процессе преодоления первого кризиса у ребенка складывается базовая психосоциальная установка (доверие или недоверие) по отношению к окружающему миру, которая становится одной из детерминант, определяющей развитие второго кризиса. Эта установка становится одним из архетипов личностного бессознательного правового сознания человека.
Второй фундаментальный психосоциальный кризис связан с получением ребенком первого опыта обучения, особенно с приручением его к опрятности, связанной с контролем естественных отправлений. Если взрослые с пониманием относятся к этой проблеме и помогают ему контролировать этот процесс, то ребенок получает позитивный опыт самостоятельности и автономии. Если же они осуществляют чрезмерно строгий или непоследовательный контроль, то у ребенка появляется страх, приводящий впоследствии к развитию различных комплексов неполноценности. Другими словами, на этой стадии социализации у человека появляется установка либо на самостоятельность и автономность, либо на патологическое сомнение и стыд. Эти базисные аттитюды присутствуют как на сознательном, так и бессознательном уровне. Чрезмерное пристыживание может привести к противоположным результатом: ребенок стремится не к истинной правильности поведения, а проявляет скрытую решимость выкрутиться из неудобного положения и незаметно ускользнуть от своих воспитателей. Во что же это может вылиться в итоге? Эриксон отвечает на этот вопрос, ссылаясь на одну впечатляющую американскую балладу. В ней повествуется о том, как убийца, приговоренной к публичной смертной казни, вместо того, чтобы раскаяться в содеянном преступлении, начинает поносить зрителей, завершая каждый свой залп ругани словами: «Будь прокляты ваши глаза!». По мнению психоаналитика, сходным образом ведут себя маленькие дети, которые пристыжены сверх всякой меры, и бросают вызов всем окружающим. У них существует предел выносливости, после которого они перестают верить в непогрешимость взрослых и начинают считать злом весь мир.
Родители должны «не только управлять поведением ребенка посредством запрещения и разрешения, но также уметь передать ему глубокое, почти органическое убеждение, будто в том, что они делают, есть определенное значение. В конечном счете, дети становятся невротиками не из-за фрустраций как таковых, а из-за отсутствия или утраты социального значения в этих фрустрациях»[31]. Если дети не видят смысла и какого-либо значения в запрещениях и разрешениях взрослых, то они относятся к ним неадекватно сложившейся объективной социально-педагогической ситуации. Ими негативно воспринимается запрещение, как нечто враждебное и ущемляющее их интересы. Разрешение для них становится весьма смутным понятием, и обычно оценивается ими как некий ненужный ритуал. Со временем такое отношение к разрешениям и запретам взрослых может распространиться также на моральные нормы и юридические законы.