Горячие твердые губы обжигают в настойчивом поцелуе. Такое ощущение, что Дицони хочет наказать меня за какие-то только ему известные грехи. На секунду меня посещает странная до невозможности мысль: Стэфан приревновал к Илье! Но я тут же ее отметаю прочь. Разве так бывает?
Горячий твердый шелк языка касается нёба, проходится по нему с жадной настойчивостью. Мурашки по спине бьют картечью. Все, что я могу сделать в эту секунду, – это лишь глотать свои возмущенные стоны. Только к чему все это? Ведь я уже знаю, что заведомо проиграла! Рука вокруг моей талии все настойчивее сжимается в грубоватой ласке, сминает кожу через тонкую ткань платья.
Пытаюсь оттолкнуть Стэфана, но не могу. Шелковистый язык вновь и вновь во влажную глубину рта ныряет, лишая последних капель самообладания. Из последних сил упираюсь раскрытыми ладонями в широкую будто литую грудь. Протест против себя самой! Только ничего не могу поделать – чувства позорно разуму проигрывают! Вся горю, будто внутри меня разлили канистру с бензином и подожгли! Раскаленная магма растекается по телу…
Надо быть дурой, чтобы не признать – этот поцелуй – намного больше, чем простое соприкосновение губ. Когда наши губы встретились, будто запустился безвозвратный механизм в сердце. ТУК, ТУК, ТУК… Пульс отбивает в висках так, что все разумные мысли заглушает. Поцелуй такой сладкий и глубокий, что совершенно не хочется, чтобы он прекратился. Именно страсть придаёт ему эту пикантную сладость.
– Ты совершенно не умеешь целоваться, – шепчет он, на секунду отрываясь от моих припухших губ. Пара этих простых слов опять раздражение в самое русло крови пускает. – И это еще больше заводит…
– Я тысячу раз целовалась, – ни капли не преувеличиваю, а даже хвастаюсь. – Понятно?!
Сколько у меня было поцелуев с Ильей по сотне разных причин и не сосчитать. Когда он был милым, когда мне было скучно, когда это казалось забавным и особенно, когда мне что-то от него было нужно. Но по какой бы причине я не дарила свои поцелуи Илье, поцелуи с Сазоновым-младшим всегда выглядели такими одинаково пресными, скучными, жалкими. Да, на какое-то время это избавляло меня от всех страхов и этого казалось вполне достаточно.
А чего еще желать? Всего лишь обмен слюной. Кто бы мог подумать, что ЭТО все может быть совершенно по-другому?! Теперь я точно знаю, что сегодняшний поцелуй – мой первый. Настоящий! Даже в самых смелых фантазиях я не могла мечтать о том, что эта ласка заставит выплеснуться фейерверк эмоций различного оттенка. Жидкой магмой по венам разойтись. И пусть поцелуй Дицони похож, скорее, на наказание, но мне это нравится… очень! Пусть наказывает.
– Понятно, – приподнимает с намеком бровь. – От чего же не понятно?
Этими словами дает понять, что я – врушка. Он так же, как и я, знает, что сегодняшний поцелуй Екатерина Зимина всю жизнь будет сравнивать с другими. Самое страшное, что не в их пользу. Он будто отравил меня, проник под кожу, в кровь…
– Не делай больше так, Стэфан, – предупреждаю Дицони. – Поцелуи не крадут, их дарят по собственной воле.
Будто желая убедить меня в обратном, мужчина обхватывает мой подбородок сильными пальцами. Губы сминают мои не желая мириться со сказанным. Стэфан выдыхает моё имя, и оно смешивается с нашим дыханием. Именно в это мгновение я понимаю, что никто еще не целовал меня ТАК. Судорожно веду вверх-вниз ладонями по широкой груди.
– Съел бы тебя, – отрывается на секунду, прикусывает чувственно мою нижнюю губу. – Я был почти уверен, что тебя оскорбят поцелуи с языком, но я ошибся. Я во многом ошибся.
Его поцелуй будто несанкционированный захват, который по щелчку пальцев сменяется на нежный плен. Трепетно целует в уголок рта, затем пылко сминает нижнюю губу.
– Ты хочешь меня, – не спрашивает, а утверждает. Жарко дышит, так что мурашки по чувствительной коже вверх к груди устремляются. – Я чувствую, как ты дрожишь в моих руках, – наклоняется к моей шее, ведет по бешено бьющейся жилке губами, пока не доходит до острой, хорошо выраженной ключицы. Слегка прикусывает пылающую под его пальцами кожу, и горячая волна вдоль позвоночника бежит. – Я знаю, что тебя тянет ко мне. Ты думаешь обо мне, даже когда не хочешь думать, – смотрит серьезно своими поразительными глазами. – Спорим, я тебе даже снюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Испуганно вздрагиваю, потому что он прав. Стэфан Дицони мне снился. Я так потрясена всем тем, что между нами происходит. Так сильно! Так быстро…
– Черт, черт! – прикасаюсь к своим дрожащим губам пальцами. Смотрю на Стэфана беззащитным и между тем обвиняющим взглядом оленёнка Бэмби.
– Да, мне тоже понравилось, – в отличии от меня, Дицони выглядит более, чем довольным. – Тебя нужно целовать и часто, а целовать должен тот, кто знает в этом толк.
Глава 15
Катя
Какой уверенный! Будто он знал, что именно так всё будет. Единственное, что портит этот откровенный для меня момент – легкий хриплый смешок Стэфана.
– Это не смешно! – срывается с губ обвиняюще и даже обиженно.
Заглушает обиду легким поцелуем. Будто вину заглаживает.
Когда он отрывается от меня, я чувствую себя так, будто на мне печать принадлежности поставили. Этот поцелуй в губы, словно договор… Договор, заключенный между нами, чтобы стать ближе друг к другу настолько, насколько это возможно. Он полный, обещающий дать все, что есть, позволяющий подобные отношения и даже больше. Намного больше.
– Это и правда не смешно, – неожиданно серьезно откликается Стэфан. В его глазах на секунду удивление мелькает. – Единственное, над чем я могу смеяться, так это над самим собой. Что так глупо вляпался по самые…
Не успевает договорить, потому что с силой толкаю его в сторону тени – туда, куда не достает свет от бра. Дицони, явно не ожидавший от меня такого, послушно делает шаг назад. Не вижу его лица, когда за спиной становится более отчетливым скрип двери. Я уже готова и собрана, когда тишину разрывает отчетливый знакомый голос:
– Вот ты где…
Отец деловито поправляет широкий классический галстук, но за кажущимся спокойствием проскальзывает нечто такое, от чего у меня буквально внутри все предостерегает. Я знаю этот взгляд. Узнаю наклон головы. На что-то хорошее даже нет смысла рассчитывать. Сейчас начнется!
Взгляд цепких голубых глаз метнувшись мне за спину, буквально леденеет. Во взгляде отца морозная сталь отражается. Не нужно оборачиваться для того, чтобы понять, кто именно привлек внимание моего отца – Стэфан Дицони не будет скрываться в тени.
– Дицони.
– Зимин.
Если голос отца будто снежный буран – стужа способная заморозить насмерть одним своим касанием, то голос Дицони настолько безразлично презрительный, что хочется безмолвно сгинуть с этого света.
Два сильных достойных друг друга соперника. Этот словесный обмен между ними даже сложно назвать приветствием, скорее, это факт подтверждения, что враги видят друг друга. Игнорировать не получится, находясь столь близко – на одной территории.
Отец вновь возвращает взгляд на меня. Тонкие губы в сплошную линию смыкаются.
– Тебе уже лучше?
– Лучше? – непонимающе вглядываюсь в строгие деспотичные черты родителя. О чем он вообще?
– Тебе стало плохо, Екатерина, – смотрит, как удав на кролика – гипнотизирует. – Поэтому ты и вышла на балкон.
Это не вопрос – это приказ. Отец отдает команду, указывая на то, как именно я должна оправдать свой промах перед гостями относительно того, что уединилась с Дицони. Этим самым я преступила все правила приличия. Екатерина… Когда отец в последний раз так меня называл? Кажется, когда я разбила окно в одиннадцатом классе в кабинете директора. Видимо он просто в бешенстве! Пока я пытаюсь срочно что-нибудь придумать, отец пускает в ход один из своих козырей.
– Надеюсь «недомогание», – кидает выразительный взгляд на мое взволнованное и обескураженное его неожиданным появлением лицо, – не повлияет на твое присутствие на ужине? Сегодня одно из моих любимых блюд, – понижает тон, будто доверительно сообщает. – Конина.