ответно обнял её и с любопытством спросил:
— А почему?
— Ты… Прости, Коннор! — залилась слезами Селена. — Он, наверное, напомнил тебе, как обучали тебя! Прости меня, Коннор! Я что-то слезлива стала в последнее время.
Что-то и в самом деле сложилось в одно: несчастный мальчик — ученик тёмных друидов, попавший к некромагам; Коннор, мальчишка-некромант, несколько лет назад попавший к Трисмегисту, — обоих обучали во сне или в его подобии… Коннор крепче обнял Селену и ласково сказал:
— Не плачь, мама Селена. Некромаги учили Ивара убивать. А Трисмегист учил меня выживать и помогать выживать всем, кто попадался мне на пути. Это разные вещи. Давай-ка лучше сейчас подумаем о том, что делать с Иваром.
— Думать придётся позже, — тревожно вмешался Джарри. — Пока надо бы побыстрей вернуться и посмотреть, что происходит в Тёплой Норе. Эти уже уехали.
Колр кивнул и первым пошёл к изгороди, к оставленным машинам.
Пока торопливо шли в тягостном молчании, пока ехали, Селена спешно приводила в порядок мысли. Что же произошло…
Перт привёз Ивара в храм некромагов в состоянии беспамятства. И немедленно приступил к обучению, разглядев его просто фантастический потенциал как некроманта, так и некромага — о последнем ей сказал Коннор. Мальчик, обученный тёмными друидами, получил знания и некромагов — возможно, целого курса, и ладно, если только одного. Уж Перт наверняка использовал все возможности, чтобы впихнуть в мальчика как можно больший объём знаний и умений.
Но в своём состоянии внутреннего небытия Ивар знал, что с ним происходит. Он просто не мог двигаться так, как хотелось ему. Это даже не небытие. Это осознанный сон. И мальчик умел прятать от своих, по сути, новых хозяев свои желания и намерения.
Когда Перт решился его привести в сознание, Ивар уже знал, чего хочет. Откуда-то он услышал о братстве — наверное, Перт, не обращая на него внимания, обсуждал с Морганитом, например, дела Тёплой Норы; обсуждал то, как Коннор и его ребята расправились с тёмными друидами. И мальчик добрался до деревни, а Ирма помогла ему войти… И сейчас, сидя в тёмной машине, Селена холодела от страха, что она может увидеть, если войдёт в Тёплую Нору.
Она пыталась “услышать” младших братства, оставшихся в доме. Но те “не отвечали”, видимо надев браслеты, блокирующие её внимание. Она сидела на узкой скамейке машины, смотрела на спокойных Коннора, Хельми и Мирта. И не решалась спросить, чуют ли они по-своему, не фонит ли, как говорил Трисмегист, Тёплая Нора чьей-нибудь смертью?
Колр поехал сразу к себе.
Ильм, всё ещё мрачный, лишённый-таки браслета на вход, удалился тоже к своему дому. Селена помнила, что он может пройти защиту деревни. Но теперь браслет стал символом предательства — и Белостенный слишком хорошо это понимал.
Джарри ещё только заводил машину во двор дома, а Селена уже нетерпеливо рвала дверную ручку: только привычно ярко освещённые окна слегка успокаивали её.
Как тамбур проскочила — не помнила, настолько была испугана. На ходу стянула куртку — чисто машинальный жест, на входе чуть не сбила кого-то с ног слишком резко открытой дверью. И встала на пороге, лихорадочно оглядывая гостиную, оживлённую привычным гулом и смехом детей… Сердце начало оттаивать: вроде всё как обычно.
За спиной встали старшие братства и Джарри с Ривером.
— Кажется, всё хорошо? — тихо спросил Джарри. — Селена, мы с Ривером посидим в гостевом кабинете, подумаем насчёт защиты.
И ушёл. Коннор взял её за руку и молча проводил в детский уголок, при виде которого хмыкнул сам: в детском кресле с трудом уместился Ивар, которому Оливия показывала свой альбом с рисунками, а Корилус потешно лез им обоим под руку, чтобы показать что-то интересное, о чём девочка-эльф могла бы забыть упомянуть. Неподалёку от него, на подоконнике, сидел Риган, ладошкой рассеянно собирая в горшок землю, высыпавшуюся из-за выдранного Люцией комнатного цветка. Коннор отпустил руку Селены и подошёл к нему.
— Мама Селена! — позвал он и засмеялся: — Риган полил землю, и цветок, кажется, начинает оживать. Мирт, поможешь ему, пока Бернар не увидел?
Селена взглянула на цветок, а затем со стеснённым сердцем подошла к Ивару. Тот поднял голову от альбома, когда она спросила:
— Ивар, на какое время ты останешься здесь?
Внезапная гримаса то ли гнева, то ли сильного раздражения перекосила лицо мальчика, превратив его в уродливую маску. Но от проявления своего чувства в полной мере он удержался. Только напряжённо спросил:
— А… что?
— Предлагаю тебе переодеться, — пожала плечами Селена. — Ты же видишь, у нас более удобная одежда, чем в храме некромагов. Ну, так что?
На какой-то миг ей показалось, что мальчик проколет ей глаза своим пронзительным, изучающим взглядом. И резко откажется. Но нет. Он закрыл альбом и передал его Оливии, после чего встал.
— Бельевая у нас в соседнем коридоре, — подсказала Селена, ведя его за собой.
— Почему он называет тебя — мама Селена?
Она даже вздрогнула от внезапного вопроса. Оглянулась и приутишила шаг, чтобы идти наравне с подростком-некромагом.
— Ну, вообще-то, я ему приёмная мама. А ещё — сестра по крови.
— Это как?
Пока он переодевался в бельевой, нисколько не стесняясь хозяйки, помогающей ему, она коротко рассказала, как Коннор пытался узнать, кто он, и дошёл до лаборатории, где из него когда-то и сделали машину. Как друзья обещали помогать ему и устроили клятву на крови, а один из них забыл, что он недавно вкусил крови будущей хозяйки Тёплой Норы, чтобы избавиться от свежих шрамов на лице.
— Вот такие бывают иногда в жизни повороты, — задумчиво сказала она, глядя, как Ивар стоит перед зеркалом, но смотрит не на себя, а на неё. — Ну что? Пойдём в гостиную?
Подросток кивнул и снова спокойно пошёл рядом. Селена придержала вздох: почему ей в Тёплую Нору достаются не дети, а замаскированные бомбы? И к каждой надо найти ключ, пока она не взорвалась…
Глава четвёртая
Редко-редко, но в Тёплой Норе такое бывало, чтобы новичок прилипал к хозяйке и не отходил от неё, пока не освоится.
Ивар не прилип. Он присвоил Селену.
Когда они снова появились в гостиной, Селена привычно уселась уже не в кресло, а на небольшой диван: если кто-то не знал, чем заняться, если кому-то хотелось о чём-то рассказать, можно было сразу подбежать к ней и усесться рядом. Происходило это чаще после ужина, когда Селена знала, что никто из взрослых её не потревожит, а значит, можно стать той самой “одной из — своих”, как она это дело называла.
Ивар с ней не