Читать интересную книгу Закон Тайга - Эльмира Нетесова

—  Работать будем от зари до зари. За неделю вы не сдали ни одного кубометра древесины. Придется наверстать отставание. Так что о выходных ни слова. Когда войдем в график - другое дело. И помните, рабочие показатели - это ваша свобода. - Он оглядел условников.

И на следующее утро вместе с подоспевшими лесником и мужиком из леспромхоза повел людей на новую деляну.

Условники шли друг за другом, перегруженные до самой макушки.

Продирались сквозь буреломы и завалы, через глушь и ко­варные осклизлые распадки. Сколько они шли? Казалось, про­шла вечность. На плечах рубахи взмокли, на спине, груди - разводы белые. Волосы прилипали ко лбу. Глаза заливало по­том. Но никто не напомнил об отдыхе.

Впереди всех, нагруженный не меньше других, шел стар­ший охраны. Он не оглядывался. Старался не отстать от лесни­ка, шагавшего по тайге не по годам резво.

Далеко ли до деляны, язык не поворачивался спросить, а старик все кружил по тайге, словно решил проверить на измор или на прочность идущих следом. Новичков уже заносило в стороны. Но они молчали. Ведь даже фартовые не матерятся. Конечно, тут и без груза пройти мудрено. Куда проще было бы уложить все на сани, подцепить к бульдозеру и привезти на место. Но новый старший охраны не стал ждать, пока Иваныч починит бульдозер, и скомандовал:

—  Вперед! Шагом марш!

Человек он, судя по выправке, военный, с людьми считать­ся не привык. Лавров сердечнее был, душевный. С этим труд­нее будет.

Солнце уже покатилось за сопки, когда лесник наконец ос­тановился и, топнув корявой, как суковатая палка, но­гой, сказал:

—  Тута обживайтеся!

Старший охраны свалил с плеч ношу. Хотелось упасть в мягкую, шелковистую траву и отдышаться, дать отдохнуть зане­мевшим мышцам. Смотреть в небо - синее-синее, в раме бере­зовых кос, еловых лап. Но... Позади шли условники. Значит, нельзя давать волю человеческим чувствам. Нужно держать себя в кулаке. Не растормаживаться.

—   Подтянись! - донесся его голос до самого хвоста ко­лонны.

Таежное эхо, подхватив это слово, понесло его в чащу, рас­падки.

Без груза в этой серой веренице людей шел только Митрич. Его ношу разобрали мужики на свои плечи. Фартовые и сучьи одинаково любили и берегли старика. В этом переходе и те и другие поддерживали его, не давали оступиться, пытались обо­дрить шуткой.

Старик терпел. Придя на место, сразу разулся, давая отдох­нуть истертым в кровь ногам.

Мужчины взялись ставить палатки, а старик, разложив по заведенному порядку посуду и харчи, принялся готовить ужин. Ему помогали все, кто оказался не у дел.

Старший охраны вместе с лесником пошел глянуть на деля­ны, с ним увязался Ванюшка, прозевавший смерть Лаврова.

Обратно они возвращались затемно. И парень предупредил старшего, что жить ему в палатке придется с одним из нович­ков, которого приютил Лавров. Рассказал почему.

Старший охраны ответил резко:

—  Я не нянька, не кормилица. И здесь не гостиница, не офицерское общежитие! Где прикажу, там жить будет. Чего не хватало, кого-то выделять! А насчет трамбовки, запомните, вы за это ответ несете. Изобьют, вы отвечать будете!

А едва вошел в свою палатку, споткнулся о ноги спящего человека: тот опередил, занял палатку первым, не спросив раз­решения у хозяина. Старший охраны включил фонарь, напра­вил луч света в лицо спящему.

—   Встать! Покиньте палатку и никогда более не входите сюда! - сказал громко, раздраженно.

—  А куда же мне деваться? - послышался растерянный вопрос.

—  К своим!

—   Его свои в лесу стаями бегают, - послышался голос Шмеля.

—  Определите его! - приказал Новиков Ванюшке и выки­нул из палатки постель непрошеного соседа.

— Крутой мужик! - Трофимыч похвалил старшего охраны.

Новички, заметив Ванюшку, ведущего к ним подселенца, у Палатки стенкой стали. В глазах непримиримая злоба застыла.

—  Придется шалаш ставить. Отдельный. Один в нем жить будете. Иначе ничего не получается, - позвал парень на по­мощь других охранников, и через полчаса шалаш был готов.

Мужик, наскоро поблагодарив охранников, нырнул в шалаш, завалился на свежую, душистую хвою, блаженно потянулся.

Как хорошо иметь свое жилье! Пусть временное, липкое, пещерное, но его ни с кем не надо делить. Оно почти собствен­ное. Потому что никому из условников не вздумается позарить­ся на него. Кому охота жить в одиночестве? Здесь его все боят­ся. И только он не любит компаний. Всегда их избегал. Потому что никому не верил.

С Лавровым было просто. Он уходил с рассветом, возвра­щался, когда все спали. Новый побрезговал соседством с ним.

Что ж, так даже лучше. Он вспомнил, как его допрашивал следователь о смерти Лаврова.

— Я вместе со всеми тушил пожар. А когда пришел в палат­ку, даже не ужинал, спать лег. Сразу, как в пропасть, в сон провалился. Не слышал, ложился ли спать старший. Когда встал и вышел - не зна-ю.

—  Общались вы с Лавровым больше других. Были ль у него- враги? - спросил следователь.

—    Враги? Нет, не было. Разве вот Шмеля недолюбливал. Да и не только его - всех фартовых, за непорядочность. Не верил он им никогда.

—  Имел ли он основания опасаться их? Грозили они ему когда-нибудь расправой? - интересовался следователь.

—  Сам не слышал ни разу.

—  А Лавров вам об этом говорил? - сориентировался сле­дователь.

—  Он не жаловался никогда. Но как-то обронил, что от фартовых всего ожидать можно. И когда ложился спать, я нередко это видел, пистолет под голову совал. Неспроста, наверное?

—  Слышали ли вы, как выходил из палатки Лавров? Его кто-нибудь вызвал?

—   По-моему, он вообще не заходил в палатку. Во всяком случае, я его не видел.

—  Он после пожара несколько раз побывал в палатке. Сам ее ставил. Кстати, без вашей помощи. Потом ходил на речку умыться, и снова в палатку. Переоделся в чистую гимнастерку. Даже лежал в спальном мешке. Где же вы были все это время, если не видели Лаврова в палатке?

—  Я имел в виду вечернее и ночное время.

—  А вечером вы чем занимались?

—  Спал.

—  Все обустраивали лагерь, а вы в то время спали? Что-то трудно себе представить такое, - недоверчиво хмыкнул следова­тель.

—  Вы же знаете, как относится ко мне окружение. Я по этой причине в палатке Лаврова жил.

—     Чем вы занимались, когда старший палатку ставил? Для . обоих? Где были? - глянул в упор.

—  Умывался в реке. Когда вернулся, палатка уже стояла.

— Постарайтесь вспомнить, о чем вы говорили с Лавровым, когда пришли в палатку?

—  Ни о чем. Я извинился за опоздание, за то, что не смог помочь. Лавров отмахнулся, ответив, что ему помогли охранни­ки. Вот и все общение.

—  После этого он сразу лег отдыхать? - поинтересовался следователь.

—  Нет.

—  Сколько он отсутствовал?

—  Я уснул.

—  Скажите, куда могла исчезнуть его полевая сумка? Ры­жая? Он с нею не расставался никогда. И, по словам охранни­ков, всегда держал ее на боку, когда ложился спать, клал под голову.

—  Видел, была такая. Он ее спутницей называл, талисма­ном. Говорил, что всю войну с нею прошел. Нигде не терял ее, не забывал. А что, она пропала?

—  Думаю, пропасть не могла. А вот украсть ее сумели. Может, с мертвого сняли. Возможно, за нее жизнью попла­тился...

— Да что вы! Кому она нужна! Старая, истрепанная. В од­ном месте осколком пробита. Такую только как память беречь можно. К тому же денег у Лаврова не водилось. Семье, навер­ное, все отправлял. А как фронтовая реликвия только старшему охраны могла быть дорога. Укради ее фартовый иль сучьи - куда б с нею делся? Нет, он ее, вероятно, в пожаре потерял. Там не только сумку, голову потерять было не мудрено.

—  Потерять? Это наивное предположение! В войну уберег. Да и фартовые после пожара видели на его плече сумку, - уточ­нил следователь.

—  Я не обращал внимания...

—  Сохранись сумка, можно было бы предположить со сто­процентной уверенностью, что человек умер по собственной неосторожности. Но эта пропажа исключает такую версию, - буравил следователь душу.

—  Вы что ж, предполагаете, что мне понадобилась полевая сумка Лаврова? - Он рассмеялся в лицо следователю.

—    Не сама. А ее содержимое. Оно, кстати, многих могло заинтересовать. Но знать о нем могли те, кто имел доступ к полевой сумке. И в первую очередь - вы, гражданин Тихо­миров,

—  Зачем мне она? Я никогда не интересовался ею, ни о чем не спрашивал Лаврова и никогда не прикасался к сумке. Не знаю, что в ней было.

—  Не стоит прикидываться наивным. Не знать - не могли. Лавров в ней держал документы. Очень важные. Они не могли интересовать фартовых. С ними все понятно. Другие - не мог­ли украсть и остаться незамеченными. Только вы могли ими воспользоваться.

—    Но мне зачем? Я бумагами не интересуюсь. Мои доку­менты - там, где им надо быть, находятся. Вы что-то заговари­ваетесь, гражданин следователь. Хотите мне висячку свою при­клеить? Мало мне своего горя? Ну да теперь не все вам с рук сойдет. Я ведь не безграмотный.