В конце апреля 1973 года Брежнев выступал на пленуме ЦК с докладом «О международном положении и внешней политике КПСС». Это было перед поездкой на переговоры с Никсоном. Брежневу нужна была поддержка, и он получил ее. Министр обороны Гречко сказал:
— Леонид Ильич, в своей трудной и ответственной работе помни, что мы с тобой, что ты опираешься на плечи народа, нашей партии и Советской армии!
Эти слова исключали сомнения в верности курса Брежнева.
16 июня Брежнев прилетел в Вашингтон. В здании советского посольства дал большой обед. Продукты и спиртное были доставлены спецсамолетом из Москвы.
22 июня после обеда в советском посольстве Брежнева повезли в Сан-Клемент — загородную резиденцию Никсона. Поскольку Леонид Ильич захотел расположиться поближе к американскому президенту, то его поселили в коттедже, в котором обычно жила дочь Никсона.
На встрече с президентом в узком составе Брежнев обрушился на китайцев. Киссинджер записал его слова. Китайцы, по мнению Брежнева, вероломны и умело скрывают свои истинные цели. «Культурная революция» — пример морального вырождения. Какие же это руководители, возмущался Брежнев, если они подавляют свой народ и в то же время пропагандируют свои идеи по всему миру? Брежнев намекнул, что, по мнению советских врачей, Мао Цзэдун страдает психическим заболеванием.
Цель этого монолога состояла в том, чтобы предостеречь Соединные Штаты от сотрудничества с Китаем в военной сфере.
Во время ужина с Никсоном, на котором больше никого не было и во время которого была выпита заботливо припасенная американским президентом бутылка охлажденной «Столичной», Брежнев сетовал на то, как трудно ему убеждать коллег по руководству — особенно Подгорного и Косыгина, в необходимости разоружения и установления хороших отношений с Соединенными Штатами.
Эти слова могли быть как проявлением искренности, желанием объяснить ситуацию в Кремле, так и своего рода игрой: я-то обеими руками «за», но не я один решаю…
Вечером Никсон устроил прием на свежем воздухе для гостей из Голливуда. Среди гостей присутствовал будущий президент Рональд Рейган, а тогда губернатор штата Калифорния. Но Брежнев сосредоточил внимание на другом актере — Чаке О'Конноре, которого знал по ковбойским фильмам.
Во время застолья Никсон произнес сентиментальный тост об ответственности обоих руководителей за благополучие детей во всем мире — ответственности, которую они с Брежневым оба глубоко осознают, поскольку любят собственных детей. Растроганный Брежнев подошел к Никсону и обнял его.
После ужина Никсон и Брежнев задержались. Переводил посол Добрынин. Брежнев налегал на виски, отказываясь от содовой, чтобы «не портить водой» хороший напиток.
Генеральный, по словам Добрынина, быстро захмелел. Он вновь стал жаловаться, как ему трудно, потому что приходится выслушивать «всякие глупости» членов политбюро и учитывать их мнение. Он даже сказал, что Косыгин и Подгорный копают под него и ему приходится быть начеку.
Никсон чувствовал себя не в своей тарелке. Под конец Никсон и Добрынин отвели Брежнева в его комнату. На следующий день Леонид Ильич спросил посла:
— Анатолий, много я наговорил вчера лишнего?
Посол Добрынин дипломатично ответил, что переводил отнюдь не все.
— Это ты правильно сделал, — согласился Брежнев. — Черт меня попутал с этим виски, я к нему не привык и не рассчитал свою дозу.
В последний день визита Брежнев долго спал днем и вошел в стадию бодрствования, когда американцы отправились отдыхать. В десять вечера Киссинджеру позвонили сотрудники секретной службы: Брежнев настаивает на немедленной встрече с Никсоном. Но президент уже спал. Киссинджер просил передать советской стороне, что он должен увидеться с президентом и тогда станет ясно, состоится ли незапланированная встреча.
Киссинджер все-таки разбудил Никсона. Президент, который лег спать в состоянии легкого опьянения, сразу протрезвел и насторожился:
— Чего они хотят?
— Не знаю, — ответил Киссинджер, — но боюсь, нам не обойтись без заседания.
Никсон приказал слуге разжечь камин в комнате с окнами, выходящими на океан. Киссинджер связался с Громыко. Тот сообщил, что Леонид Ильич хотел бы обсудить ближневосточные дела. Киссинджер холодно ответил, что сообщит, когда президент будет готов.
Они встретились без пятнадцати одиннадцать вечера.
Брежнев предложил заключить между двумя странами тайное соглашение об урегулировании конфликта на Ближнем Востоке. Но Никсон и Киссинджер пришли к выводу, что соглашение выгодно только арабским странам, и вежливо отклонили предложение. Брежнев не обиделся. На следующий день, прощаясь, он сказал Никсону, что уезжает с хорошим чувством.
В марте 1974 года Киссинджер вновь прилетел в Москву. Он был назначен государственным секретарем — через тридцать пять лет после того, как он приехал в Соединенные Штаты, спасаясь от преследований в нацистской Германии. Юный Киссинджер работал на фабрике, изготовлявшей кисточки для бритья, служил рядовым в американской армии.
Переговоры проходили в кабинете Брежнева.
«Брежнев был бодр и весел, — вспоминал Киссинджер. — У него появилось несколько новых игрушек.
Перед ним стояла какая-то куполообразная медная штука. Когда с нее сняли верхушку, внутри оказалось шесть медных предметов, похожих на патроны. Я спросил, не модель ли это советской баллистической ракеты с разделяющимися головными частями и могу ли я сообщить, что у каждой такой советской ракеты имется шесть боеголовок.
Брежнев, которого это чрезвычайно развеселило, снял крышку с одного из патронов, показав внутри шесть сигарет…
Двумя другими игрушками были французские наручные часы, в которых был виден внутренний механизм, и судовые часы, которые Брежнев заставлял отбивать время в наиболее ответственные, по его мнению, моменты».
Во время очередного приезда американцев Сонненфелд, советник Кисинджера, похвалился своими швейцарскими часами. Это было неосмотрительно. Брежнев, закрыв свои часы рукой, предложил Сонненфелду поменяться. Тот заколебался, но решил, что у генерального секретаря должны быть очень дорогие часы. И промахнулся. Брежнев вручил ему обычные часы советского производства в стальном корпусе.
Советские руководители поддерживали Никсона до конца, несмотря на «уотергейтское дело».
Летом 1972 года Ричард Никсон и его люди решили установить подслушивающие устройства в штаб-квартире демократической партии, чтобы узнать стратегию своих соперников на приближающихся президентских выборах. Им не повезло. Непосредственные участники этой операции были арестованы, и постепенно следствие добралось до Белого дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});