службы, его место занял Ратаев, а во главе Особого отдела Департамента полиции был поставлен находившийся в контрах с Рачковским Зубатов. Зубатов принялся повсеместно насаждать московский опыт полицейского «попечения» о рабочих. Особенно большого влияния зубатовские рабочие организации достигли в Минске, Киеве, Николаеве, Харькове и Одессе. Плеве с удовлетворением сообщил Витте, что отныне «полицейское спокойствие государства в руках Зубатова, на которого можно положиться».
Витте зубатовщину считал опасной, он был убежден, что эта авантюра приведет к «возникновению крупных недоразумений на фабриках и заводах». Витте оказался прав. Летом 1903 г. зубатовским организациям, начавшим стачку в Одессе, не удалось удержать движение в рамках экономических требований. Руководство стачкой перешло к социал-демократам, а одесская забастовка вылилась в волну стачек, парализовавших промышленность всего юга России.
Плеве распорядился о закрытии Еврейской независимой рабочей партии, а ее создателя Зубатова, затеявшего к тому же интриговать против министра, отправил в отставку. Однако от самой идеи полицейской опеки над рабочими Плеве не отказался. Только вместо бескорыстного Зубатова, искренне предполагавшего отстаивать интересы рабочих, главным проводником политики «полицейского социализма» был поставлен священник Георгий Гапон, не брезговавший брать деньги и от Зубатова за сведения о рабочем движении, и от Плеве за сведения о зубатовских организациях, и от доверенного лица японского посла в Париже на покупку транспорта с оружием для русских революционеров. Синод православной церкви даже отстранил было Гапона от обязанностей за «моральную греховность», но Плеве был нужен именно такой подручный. Рабочие кружки, заводимые по почину Гапона, радикально отличались от зубатовских, они не пытались выступать посредниками между рабочими и нанимателями и не поддерживали стачечников, а преследовали цели исключительно благотворительно-просветительские, как и созданное в августе 1903 г. на их основе и на деньги Департамента полиции объединение – Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга.
Около этого времени Плеве одержал над Витте еще одну победу: 30 мая 1903 г. фабричная инспекция, оставаясь формально в ведении Минфина, была фактически подчинена МВД. Губернаторы получили право требовать отчеты и отменять решения фабричных инспекторов. Витте твердил, что связь с полицией лишает инспекцию «нравственного авторитета в глазах рабочих» и делает ее органом «совершенно беспомощным для дела». Плеве продолжал настаивать на полной передаче фабричной инспекции в МВД, где был создан специальный Департамент труда.
«Инородцы» и «окраины»
Вопрос о конституции – реформе государственного устройства – к концу века оказался тесно связан с проблемой гражданского равенства, уже не в социальном плане, как во времена декабристов, а в плане национальном. На приеме в Зимнем дворце 1 января 1902 г. Витте доказывал военному министру А. Н. Куропаткину неизбежность «для земства стать силою, ограничивающей самодержавие». Куропаткин тревожился: если «дадут конституцию и представительное собрание, то депутаты с окраин… дружно соединившись, отвоюют себе права, которые приведут Россию к штатам, к государству, состоящему из конгломерата народностей, но не к великой русской державе…». Окраины и «инородцев» следовало по этой логике держать в черном теле. «Давление, которое мы оказываем на окраины, – возразил Витте, – приведет нас скорее к революции, чем если бы мы дали окраинам относительную свободу».
Он вообще был убежден, что «вся ошибка нашей многодесятилетней политики – это то, что мы до сих пор не осознали, что со времен Петра Великого и Екатерины Великой нет России, а есть Российская Империя. Когда около 35 % населения – инородцы, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белороссов, то невозможно в xix и xx вв. вести политику, игнорируя этот исторически капитальной важности факт, игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в Российскую империю, – их религию, их язык и проч. Девиз такой империи не может быть: «Обращу всех в истинно русских». Этот идеал не может создать общего идеала всех подданных русского императора, не может сплотить все население, создать одну политическую душу».
В силу этого Витте решительно выступал против всех ограничительных мер в отношении «инородцев», а в своей вотчине – экономической политике – действовал вразрез с общими национально-ограничительными мерами. Свою позицию Витте не скрывал и однажды даже вполне откровенно высказал ее Александру iii, в результате чего приобрел репутацию «друга евреев». На вопрос государя: «Правда ли, что вы стоите за евреев?» – Витте в свою очередь спросил царя, «может ли он потопить всех русских евреев в Черном море». «Если может, – продолжал Витте, – то я понимаю такое решение вопроса, если же не может, то единственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепенном уничтожении специальных законов, созданных для евреев, так как в конце концов не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление евреям равноправия с другими подданными государя».
Вячеслав Константинович фон Плеве, будучи «истинно русским» человеком, в национальном вопросе придерживался жесткой линии. В 1899 г. он был назначен статс-секретарем по делам Финляндии и проводил там русификаторскую политику с таким усердием, что мирные финны массой двинулись в эмиграцию, а наиболее горячие взялись и за оружие.
В 1903 г. благодаря решительной поддержке Плеве был принят указ, давно лоббируемый главнокомандующим на Кавказе Г. С. Голицыным, о конфискации всего движимого и недвижимого имущества армянской церкви. Голицын рассчитывал таким образом лишить средств революционных пропагандистов. Проводить указ в жизнь пришлось с помощью войск, причем в нескольких местах, в том числе в Эчмиадзине – резиденции католикоса, произошли кровавые столкновения. Через год указ отменили, поскольку он совершенно не достигал цели и, напротив, способствовал революционизированию Кавказа, но отношения правительства с доселе вполне лояльными армянами были напрочь испорчены. Витте, проведший на Кавказе молодые годы, решительно возражал против этой меры в Комитете министров и вообще настаивал на необходимости особых учреждений на Кавказе на том основании, что «племена Кавказа суть азиаты, у которых особая психология и особые понятия о гражданственности».
Особенно решительно Плеве обрушивался на евреев. Мотивы этой специальной нелюбви министра к евреям в отечественной печати обсуждать было не принято, но в разговорах с иностранцами Плеве давал вполне откровенные разъяснения. 10 августа 1903 г. он принял лидера сионистского движения Теодора Герцля, которому развил свои взгляды на «еврейский вопрос». «Русское государство, – считал Плеве, – должно стремиться к тому, чтобы его население было однородным». Понимая, однако, что невозможно «устранить всех различий религий и языков», он тем не менее считал должным «требовать от всех народов нашей империи, следовательно, и от евреев, чтобы они относились к русскому государству с патриотическими чувствами. Мы хотим ассимилировать их и идем к этой цели по двум путям: по пути высшего образования и по пути экономического подъема. Тому… о ком мы вправе полагать, что благодаря своему образованию и благосостоянию он стал сторонником существующего строя, – тому мы даем гражданские права». Плеве посетовал, что эта ассимиляция «протекает, однако, весьма медленными темпами». Но «благодеяния